Сеть созвездий (СИ)

   Одна моя часть, та которую можно было назвать гласом рассудка, твердила мне, что вся эта черная и запретная некромантия, мне просто не по зубам. Она убеждала меня, что с моими знаниями и опытом, мне не стоило даже пытаться, и запугивая постоянными напоминаниями о том, сколь страшный и несмываемый отпечаток налагает подобная магия на чародея, она ни как не позволяла мне решиться приступить к ритуалу.

   Другая же моя половина отвечающая за все мои чувства, была далека от холодного прагматизма и осторожности разума. Она не желала слушать всех его доводов, и даже перспектива оказаться на плахе, за применение запрещенного волшебства, не казалась ей столь же ужасной, как жизнь без Диора. Воскрешая в моей памяти целую череду счастливых воспоминаний, о времени проведенном с возлюбленным, эта импульсивная часть меня, ни как не могла смиряться с этой невосполнимой утратой, и убеждая меня, что ради нашей любви стоило идти на любой, пусть даже самый неоправданный риск, она всеми силами старалась убедить меня, что я зашла уже чересчур далеко, что бы сдаться так просто, в самый последний момент.

   Разрываясь на части от этого выбора, я ни как не могла склонить ни одну из чаш колеблющихся во мне весов, в сторону одного из решений, и лишь к вечеру поняв, что не могу так просто совершить преднамеренного жертвоприношения беззащитного человека, я так и не смогла себя убедить, что жертва - всего лишь преступник, без которого этот мир станет лишь чище. Рухнув на колени, я расплакалась словно бы маленькая капризная девочка, позволив всем бушевавшим во мне сильным чувствам вырваться на свободу.

   Этот звук разбудил меченного. Очнувшись от моих всхлипов у меня за спиной, он мгновенно понял, что это был его единственный шанс сбежать, и тут же попытался улизнуть из старой развалины, не привлекая к себе никакого внимания.

   Слишком увлеченная собственными терзаниями, я могла бы этого и не заметить, но к счастью эффект оглушения от моих чар еще сохранился. Зашатавшийся головорез не сумел уйти далеко. Сделав лишь пару шагов, и врезавшись от сильного головокружения прямо в стену, он вновь рухнул на пол, словно мешок, и так и не сумел подняться на ноги.

   - Проклятая ведьма, что ты наделала? - Прошипел он, даже не догадываясь, что чары были лишь временными, и скоро должны были развеяться, оставив после себя лишь непродолжительную мигрень. Глядя на покрывающий пол узор, он побледнел от нахлынувшего на него ужаса, и похоже догадавшись, что все это было приготовлено для него, больше не надеялся уйти отсюда живым, веря в мои ложные обещания, и не стал хранить горделивого молчания напоследок. - Не знаю, что ты там о себе возомнила, но Маэстро тебе этого с рук не спустит. Он никому не прощает подобного, и за кровь всегда платит кровью в тройном размере.

   Ты еще пожалеешь, что отважилась перейти дорогу подобному человеку. Он найдет и вырежет всех твоих близких. Заставит тебя смотреть, как они умирают, и лишь потом, когда ты, и твои страдания, давно успеют ему надоесть, он позволит тебе вымолить смерть.

   Запоздало поняв, что теперь я уже не могу отпустить его на свободу так просто, я тут же подскочила к меченому головорезу, и боясь, что обещанная им месть теневого барона, может захлестнуть единственного оставшегося у меня близкого человека - мою сестру Лассу, больше ни сколько не колебалась в изначальном решении вытащить Диора из мрака. Необходимость избавиться от единственного свидетеля, вынуждала меня исполнить задуманное до конца, и огрев меченного по голове рукояткой прихваченного из таверны кинжала, я вновь заставила его тело обмякнуть, и стиснув зубы, поволокла его в нужную часть узора.

   Стараясь даже не думать, что где-то его может дожидаться семья, родители или дети, я приставила лезвие к его коже, и безжалостно провела надрез по запястью. Обведя его алой кровью тройку связующих символов, я запечатала свою жертву в начерченных на полу линиях, и спутанный незримыми узами, словно муха, запутавшаяся в липкой паутине, он не смог бы прервать, или испортить моего ритуала, даже если бы очнулся в самый неподходящий момент.

   Подойдя к ковру, и опустившись рядом с ним на колени, я долгое время ни как не решалась его развернуть. Мне казалось, что один только вид бездыханного тела Диора может мгновенно лишить меня чувств, и с трудом набравшись решимости, я раскрыла тоненький ворс так медленно, и так аккуратно, словно бы разворачивала безумно дорогой и хрупкий подарок.

   Не сдерживая застилающих глаза слез, я с трудом, но стараясь сделать это как можно бережней, перенесла своего возлюбленного в левую часть рисунка, зеркально отражающую другую его половину, и опустив тело в нужное схождение линий и символов, поправила непослушный, вьющийся локон упавший ему на лоб.

   К счастью для меня, работая над этим обрядом, Зерхос не использовал самых сложных и запутанных формул высшей обрядовой и ритуальной магии, которые я вряд ли сумела бы запомнить, и никогда не решилась бы повторить. Используя в своей работе исключительно базовые, и понятные любому начинающему неофиту формулы, он взял за основу простейшие заклятия слияния, искажающего изменения, и несколько исцеляющих заговоров. Переплетя их между собой весьма причудливым образом, он добавил в ритуал переработанные до полной неузнаваемости схемы построения канальных потоков, воплощающие алгоритмы, и усилив все это несколькими закрепляющими и усиливающими эффект знаками рун, сумел создать из простейших заклятий, сложное и многоступенчатое заклинание. Все его составные и части, я давно уже успела вызубрить по отдельности, еще в далекие времена моего обучения, но даже зная каждое длинное словосочетание словно мантру, я приступала к обряду, с бешено бьющимся от волнения сердцем.

   Стоило лишь первым, активирующим символы, словам сорваться с моих губ, и начать заполнять руны незримой магической силой, как узор на полу тут же, словно бы ожил, и вспенился густой тьмой. Разливаясь прямо по воздуху, она струилась у меня под ногами, словно смола или деготь, и сгустившиеся по углам тени, тут же начали разрастаться по стенам, пожирая собою весь свет.

   Воздух вокруг заметно похолодел. Из моего рта, вместе с протяжной цепочкой заклятий, побежал белый пар, а на полу появилась корочка тонкого инея, обводящего собою каждый символ и линию.

   Оживший узор заработал. По его чернеющим на полу линиям, от меченного к Диору, побежали золотистые ниточки драгоценной жизненной силы, и перекачивая ее словно воду, между двух, сообщающихся между собою сосудов, узор с каждым моим словом разгонял и усиливал этот поток все сильнее. Казавшиеся хрупкими и тоненькими, как воздушная, легкая и хрупкая паутина струны энергии, с каждой секундой начинали сиять все ярче, и струясь по полу словно живые, увеличивались прямо у меня на глазах, став похожими на проворных и юрких змей, быстро пересекающих открытую местность, чтобы скрыться в надежном убежище.

   Головорез на полу застонал. Так и не прейдя в сознание, он скривился от боли, до крови прикусив нижнюю губу, и теряя свои собственные годы жизни словно песок, ускользающий сквозь раскрытые пальцы, он начал дергаться, пытаясь освободиться от удерживающих его надежных оков, бился как рыба, выброшенная на берег, и трясся как будто в приступе лихорадки.

   На его стремительно побледневшей коже выступили отсутствовавшие прежде морщины, волосы начали обесцвечиваться, пучками вылезая со лба, под глазами появились глубокие тени, и старея так быстро, будто бы время для него понеслось вперед с утроенной скоростью, он высыхал прямо у меня на глазах, превращаясь в настоящую, высохшую за долгие столетия, тощую мумию.

   Отвернувшись от этого, не самого приятного зрелища, я старалась не думать о причиняемых моей невольной жертве муках, и продолжая шептать протяжный напев, ни как не могла отделаться от терзающего меня раскаяния, сострадания и казавшейся такой противоестественной жалости.

   Глядя лишь на Диора, я видела, как на его застывшее лицо вновь начинает возвращаться здоровый румянец, и с трудом смогла сдержать в себе радостный вопль, когда рука моего возлюбленного, едва заметно дернулась в сторону, шевельнув пальцами.