Железом и кровью

— Смотря в чём, — ответил один из них.

— Тут вчера вечером должен был проезжать отряд Казённого Приказа. Не видали ли?

— Зачем ему тут проезжать? — оживились все стражники, кроме Велислава. Он по-прежнему щёлкал орехи.

— Казну в лагерь Залесского должен был вести.

— А тебе оно зачем?

— Да я один опасаюсь в лагерь ехать. Думал к ним пристроиться и добраться до Орешка.

— Мы не слышали, а паче и не видели, — пожали плечами стражники.

— А ты? — спросил я у Велислава.

Тот вздрогнул и нехорошо посмотрел на меня.

— Я тоже не слышал, — глухо ответил тот.

— А если услышишь, то сообщишь?

— Сообщу, — всё так же глухо ответил Велислав.

— В Разбойничий Приказ?

Лицо Третьяка посерело, а глазки стали злыми, как у дикого кабана.

— Ты на что намекаешь? — сердито спросил кто-то из стражников.

— Он понимает на что, — ответил я, не сводя своего взгляда с Велислава.

Ребята зашептались и дружно надвинулись на меня. Несколько секунд понадобилось, чтобы все трое свалились на землю и застонали от боли.

Внутренне я себя похвалил: форму всё-таки не утратил. Правда, этих стражников и достойным противником не назовёшь.

Я сделал широкий шаг навстречу Третьяку и тот хотел было попятиться, но тут же понял, что стоит спиной к стволу дерева и отступать ему некуда. Сейчас следовало ожидать, что он начнёт оправдываться.

Но Велислав закусил нижнюю губу и кинул мне в лицо орехи. Я знал, что последует за этим, и, закрыв глаза, оберегая их от травмы, тут же ударил сложенными пальцами Третьяка в кадык. Тот сильно захрипел, и, обхватив руками горло, словно собираясь себя задушить, осел на землю.

— Что ты делаешь? — услышал я сзади голос Горяны.

Я не обратил на неё никакого внимания и наклонился над Велиславом. И тут же оглушил его ударом ладоней по ушам. Глазки Третьяка на секунду закатились, и он чуть не свалился на землю.

— Следующим разом, я сломаю тебе руку. Левую. А потом и правую, если понадобиться.

— Что-о-о ты хо-о-очешь? — простонал Велислав.

— Где и каким образом ты держал связь с бандитами?

— Какими банди…

Я хлестко въехал кулаком чуть пониже плеча. Рука Велислава безвольно опустилась вниз и он тут же взвыл.

— Вот же, Нихаз меня подери! Не сломал! — оскалился я. — Расслабился за последние дни.

— Не надо.

— Что не надо?

— Я скажу.

— Замечательно. Где и как происходили встречи с бандой?

— У Красного Утёса. Там есть одно место.

— Горяна, карту.

Девушка послушно её развернула.

— Показывай.

— Во-о-от тут, — ткнул пальцем здоровой руки Третьяк.

— Меня зовут Бор Головорез. Думаю, ты догадываешься почему, — снова оскалился я, принимая у девушки свои мечи. — Если ты соврал, то твоя башка будет болтаться на колу возле Западного тракта, чтобы другим неповадно было.

— Я не вру, — прохрипел Велислав.

Толпа народа, собравшаяся чуть поодаль, с любопытством и непониманием в глазах смотрела на разыгравшийся спектакль. Мало кто из них сейчас понимал, что происходит.

— Мама! — услышал я за спиной детский голосок. — А почему этот дядя бьётся? Он разбойник?

Горяна, стоявшая рядом, густо покраснела и потупила взор.

Стражники пришли в себя, и сейчас молча, и угрюмо смотрели на меня.

— Можете забирать своего товарища, — махнул я им головой. — Сами решайте куда его.

Я развернулся и с Горяной пошел назад в лагерь. Толпа расступилась. Я сразу обратил внимание, что никто не смотрит мне в глаза.

Лицо девушки всё ещё было пунцовым. И едва мы отошли и стали невидимы людям, она остановила меня и сердито проговорила:

— Вы зверь что ли? Разве так можно с человеком? Милосердие…

Я вдруг вспомнил Стояну. Кажется, не всех женщин я «радую». В полку тех, кто считает меня чудовищем людей начинает прибавляться.

— Можно, — кивнул я головой. — И нужно. Вы вспомните, что тут бандиты вытворяют, а потом делайте выводы. Какое уж тут милосердие!.. И вообще: в моём деле важен результат. А как я его добьюсь, это никого не волнует…

— Вы действительно так думаете? Тогда вы сами, чем лучше бандитов?

— Тем, что на вашей стороне, а не на их.

— Вот это аргумент… И что значит: «на вашей»?

Горяна сразу раскусила подоплёку сказанного.

Но я не был жестокосердным, как порой казалось другим. Ведь это дело… ремесло, как и прочие иные. И мне всё время хотелось думать, что окружающие поймут, что это не образ жизни. Любой, кто уже выбрал себе дело, приучает самого себя подчиняться его правилам. Волей или неволей принимает их, и «ломает» себя, подстраиваясь под правила, воспринимая мир через призму своего ремесла.

Взять, к примеру, охотников: их отчего-то варварами не считают. Хотя многие из них по неопытности, либо халатности, либо просто для забавы, могут освежевать ещё живого зверя. Снимут шкуру, а тот ещё лапами дёргает…

Я вдруг вспомнил, как в трактире один рассказывал про свою самую первую охоту, когда он добыл гуся. В пылу охотничьего азарта, он не заметил, что гусь ещё жив, а когда это выяснилось, попытался дубиной его добить. Птица трепыхалась и на пятый, и на десятый удар, пока от её головы не получилась каша из мяса, крови и костей.

Рассказывал охотник это без всяких эмоций, хотя чувствовалось, что ему не очень приятно про это вспоминать. Потом он, безусловно, уже поднатаскался убивать животных без особых мучений для тех, но это пришло лишь с опытом.

— Вы сами откуда?

— С Ингоса.

— А-а, тогда ясно.

Она пошла к себе в шатёр, а я следовал чуть позади.

— Что будете делать дальше? — спросила меня девушка.

— Отправлюсь на Красный Утёс. Подстерегу кого-то из бандитов, а там выясню, где их логово.

— Выясните? И как?

— Обыкновенно… без милосердия…

Девушка заходила взад-вперёд.

— Жесткий вы человек. Меня, конечно, уведомляли, что приедет некто с опытом поимки бандитов, но не думала, что…

— Теряю доверие?

— Нет. Скорее, уважение…

Я развернулся уйти, но Горяна вдруг задала вопрос:

— Кстати, давно всё хотела узнать: это ваши клинки?

— Теперь да.

Горяна посмотрела мне в глаза, словно что-то пыталась там найти.

— Хм! Я вижу, что вы не совсем понимаете… знаете, что у вас за оружие. И какова его скрытая сила.

— Отчего же! Это принадлежало…

— Я не про это! — Горяна прищурилась. — Эти клинки кочевали и сменили уже столько хозяев… Это Братья Вороны! Слышали о таких?

— Нет, — честно признался я.

— Понятно. Мечи отличные, спору нет, но вот судьба их хозяев…

— А что судьба?

— Братья Вороны любят кровушку. Если их ей не поить, то они выпьют вашу… Вот это — младший братец. Неистовый, — Горяна указала на сакс. — А фальшион прозывают Поющим… поющим о смерти…

— Да? — я вытянул клинки и с интересом посмотрел на них.

— Угу… У них есть ещё старший брат — Яростный. Это огромный боевой меч… Последний раз его видели у воеводы Льва Гряжского. Слышали о таком? Его ещё прозывали Черной Рукой.

— Не слышал.

— Это дядя моего деда. Последний раз его видели, когда на Хладберге горные цверги пытались захватить обоз, идущий в Прохиндеевку. Тогда же в последний раз видели и Яростного. Эти мечи делал старый известный мастер — Эдельмир ди Дусер. Говорят по заказу семьи Валиров, как подарок какому-то из младших сыновей императора… Наверняка в этой «семейке» заключена какая-то древняя магия… Магия крови…

Горяна подошла к старому пыльному сундуку, и вскоре вытянула из его недр небольшой свёрток. Развернув его, моим глазам предстал меч — небольшой «кошкодёр», применяемый в свалке ближнего боя. Горяна взяла его за лезвие и протянула мне.

— А вот познакомьтесь — младшая сестричка, Лютая. Её сделали, конечно, гораздо позже.

Я спрятал свои клинки и взял меч Горяны. Это был отлично изготовленное оружие. Кончик рукояти, прозываемый «яблоком», был выполнен в виде начинающей раскидывать крылья вороны.