Драконы Войны Душ

Скрепя сердце, я постаралась убедить себя, что Альбинос — просто еще одна разновидность черного дракона.

Первые несколько лет молодняк успешно развивался в укромной пещере и быстро подрастал. Детеныши питались исключительно пропитанной желчью массой, которую я регулярно отрыгивала из собственного желудка. Со временем они, как и следовало ожидать, настолько выросли, что стали выползать из каменного углубления в полу пещеры. Эта выемка была местом постоянной кормежки, а в остальное время мои отпрыски разбегались по всему логову, карабкались по стенам и даже цеплялись за неровные выступы на потолке. Змееныши росли энергичными и агрессивными, так что я очень радовалась.

Даже белый перестал раздражать своим странным видом, хотя я не могла удержаться от того, чтобы не обнажать клыки каждый раз, когда видела его алебастрово-белое тельце. Он напоминал мне саламандру или какого-то морского червя, тогда как его собратья казались гладкими черными змеями. Кроме того, он заметно отставал от черных в росте и силе, но я не могла не заметить, что Альбинос превосходит их в злобности и решительности. В самом деле, он проявлял неудержимую жестокость — мог кинуться на свою сестру, чтобы отогнать ее от какого-то заплесневелого кусочка, или вскочить на спину брату и впиться в него острыми словно иглы зубами за проявление малейшего, даже воображаемого пренебрежения. Его злобный нрав не мог меня не радовать, поскольку это характерная черта нашего вида.

Теперь в логове было девятнадцать черных и один белый детеныш. Один из змеенышей погиб на второй год после того, как вылупился из яйца, — он утонул в сернистом озере во время одного из бурных коллективных купаний. В этом не было ничего необычного: хотя мы, черные, и можем обходиться без воздуха достаточно долгое время, но все же дышим, как и почти все остальные существа, и должны время от времени получать возможность наполнить легкие, чтобы выжить. В тот раз я обнаружила тело задохнувшегося змееныша в объятиях двух других детенышей — белого и его черной сестры. Мне пришлось вытащить их из озера и периодически надавливать на хрупкие грудки, чтобы восстановить способность дышать. Третий уже был мертв.

Через год на стройных телах стали появляться крылья. После периода беспорядочного трепыхания детеныши достигли той стадии, когда их крылья собирали достаточно воздуха, чтобы производить протяжное жужжание. Зубы у них тоже выросли, особенно выдавалась пара клыков на верхней челюсти. Даже при закрытой пасти эти кинжалы оставались снаружи, злобно поблескивая на мордах.

Несмотря на общее сходство всех детенышей, я могла различить их и даже дала имена. Так, самого крупного самца назвала Кинжалом; он постоянно прихорашивался, с важным видом разгуливал по пещере и затевал драки. Мне очень нравилось заставать его за какой-нибудь проделкой, хватать зубами за хвост и отправлять в кислотный бассейн. Он выбирался на берег, яростно отплевывался и, к моему немалому удовольствию, бесстрашно нападал на меня, хоть я и была раз в десять крупнее его! Тогда приходилось прижимать детеныша к земле и одобрительно ворчать, пока он не успокаивался.

Второй любимицей стала Диамант, гибкая самочка, прозванная так из-за чешуек в форме ромба на спине. Это была хитрая бестия, мастерица действовать исподтишка. Я часто наблюдала, как она с притворным интересом исследует самые дальние уголки логова, а когда ее сверстники тоже подключались к этому занятию, потихоньку ускользала, чтобы в одиночестве насладиться припрятанным кусочком.

Из всех детенышей только белый не удостоился надлежащего имени. Он так и остался просто Альбиносом.

Все змееныши постоянно были голодными, злобными и драчливыми. По мере подрастания они все больше предпочитали действовать в одиночку, часто разбегались по боковым пещерам, и каждый старался занять свое собственное маленькое логово — целый грот для самых сильных и небольшой участок пола между двумя валунами для более слабых.

Я собирала их вместе, чтобы обучить всему, что требуется знать черным драконам. Детеныши уже прекрасно умели ходить и карабкаться по стенам, и вскоре подошло время научиться плавать. С этой целью я однажды повела их по длинному извилистому переходу к заполненной водой пещере на самом краю логова. Одного за другим я стала бросать их в воду.

И вот тогда Альбинос продемонстрировал свой упрямый нрав, который впоследствии мне довелось так хорошо изучить. Он наотрез отказывался отправляться в воду, злобно шипел и убегал всякий раз, когда я пыталась схватить его и сбросить с берега. Я кидалась в погоню, но белый постоянно ускользал. Кое-как подавив гнев, я в очередной раз вернулась к воде и обнаружила, что Тень за это время утонула, и, надо признать, несчастье произошло из-за моего собственного невнимания. Все остальные черные детеныши чувствовали себя в воде как в родной стихии. Они, словно угри, скользили по мелководью, глубоко ныряли и учились оставаться под водой как можно дольше.

И каждый раз, как только я собирала выводок для очередного урока, белый умудрялся успешно исчезнуть задолго до того, как мы подходили к кромке воды. Такое поведение раздражало меня, и после нескольких неудачных попыток заставить Альбиноса окунуться в воду я решила всерьез заняться этой проблемой. Сначала я заглянула в его личный уголок — небольшую пещерку, заваленную каменными блоками. Альбинос чертил линии на поверхности камня тонкой струйкой едкой кислотной слюны, а потом понемногу отламывал края, пока не получался еще один ровный прямоугольный блок, словно высеченный руками камнетеса из людского племени. Надо признать, занятие показалось мне немного странным, но оно отвлекало его и никому не причиняло вреда. Я подивилась большому количеству блоков, собранных в пещерке, однако самого Альбиноса там не нашла.

Я внимательно осмотрела все уголки логова, обнаружила каждого из своих отпрысков, но белого нигде не было. После бесплодных поисков я стала спрашивать о нем у сестер и братьев.

— Я уже давно не видела белого, — заявила Диамант. — А когда он объявится, укушу за нос, потому что он украл у меня камень!

— А где ты видела его в последний раз?

— Внизу, у самой воды, и он опять возился с камнями.

Я озадаченно фыркнула. Я знала, что Альбинос занял для себя еще один уголок в самой темной пещере на краю логова, на который больше никто не претендовал. Пришлось продолжить поиски.

— Он боится здесь показываться! — самодовольно произнес Кинжал, свернувшийся в центре небольшого сырого грота. — После того как я брызнул слюной ему в глаза, он завизжал от страха!

— А куда он убежал? — спросила я.

Змееныш сморщил морду, и я едва удержалась, чтобы не шлепнуть его хвостом. Кинжал стал самым рослым из своих собратьев, но назвать его самым сообразительным было нельзя.

— Куда-то, — наконец промолвил детеныш.

Я разочарованно отвернулась и принюхалась. Поначалу я ничего не почувствовала, но потом, лизнув камень, обнаружила резкий кислотный след Альбиноса. Как ни удивительно, но выходило, что он двигался по направлению к тому месту, где глубинный огонь подходил ближе всего к поверхности…

И где начинался выход наружу.

Нет! Неужели Альбинос настолько легкомыслен, что решился выбраться во внешний мир, где один из Великих Драконов быстро слопает его на завтрак? Но оставались еще и другие варианты — огромные пещеры, глубокие переходы, потайные туннели, настолько узкие, что у меня не было возможности преследовать упрямого детеныша.

Но я не могла упустить даже малейший шанс.

В первый раз за много лет, с тех пор как я забралась сюда, чтобы отложить яйца, пришлось карабкаться вверх по длинной полой колонне вулканического жерла. Жара казалась невыносимой, гораздо хуже, чем я себе представляла. Горячий воздух от расплавленной лавы поднимался жгучими волнами. Скалы были гладкими, но слишком узкое пространство не позволяло расправить крылья, так что приходилось ползти, как ползают ящерицы, цепляясь когтями за рыхлую пористую поверхность, а потом подтягиваться короткими рывками.