Драконы Войны Душ

— Не надо было ставить ящик в огонь, — заметил старик. — Пламя делает их быстрыми и злобными. — Слезящимися глазами он посмотрел на башню. — Как ты думаешь, они все погибли?

— Разве новорожденный дракон когда-нибудь оставлял кого-то в живых? — произнес пес.

Старик покачал головой:

— Сколько еще осталось развезти яиц?

— Двадцать два… нет, двадцать три.

Когда яйца закончатся, он освободится от своего долга, от проклятия. Если при попытке ограбить красного дракона тебя постигла неудача, грозящее наказание может быть гораздо страшнее мгновенной смерти.

Собака понюхала воздух и затрусила в сторону. Она нашла тело с оторванной головой, лежавшей неподалеку.

— Это один из тех, кто тебя заколол, — сказал пес. Старик наклонился над телом:

— Да, это он. Несчастный глупец. И почему все они считают, что в запертом ящике хранится золото?

— А почему ты подумал так же? — спросил пес.

Возница ничего не ответил. Он распахнул плащ и пощупал рубец на том месте, куда Даннар вонзил кинжал, потом погладил пса по голове. В том, что твоя душа живет в другом теле, есть определенные преимущества.

— Скоро наступит вечер, — сказал старик.

Пес забрался на свое место на козлах повозки. Старик медленно развернул лошадь. Затем щелкнул поводьями, выехал за ворота замка и направился к следующему городку.

Дуглас Найлз

АЛЬБИНОС

Я устроила себе логово внутри вулканической горы. Вулкан нельзя было назвать действующим, но и полностью остывшим он тоже не был. Неудержимый огонь в глубине мира горел намного ниже моей пещеры и согревал ее даже в самые холодные зимы. Если и была угроза извержения и мгновенного уничтожения всего живого, я все же хотела использовать единственный шанс — поскольку это была всего лишь вероятность. Прежде чем извержение начнется, я могла прожить в своем укрытии долгие годы.

Снаружи, вне стен моего логова, смерть не была вероятностью — она была неминуемой. Наступило время истребления драконов, и владыки охотились за мной и моими сородичами с небывалой жестокостью и упорством, и такое неестественное поведение наводило еще больший ужас. Все мои одногодки, так же как и старшие родичи, с потрясающей быстротой гибли от лап или смертоносного дыхания огромных зеленых, синих и красных драконов, сражавшихся за господство над западным Ансалоном.

Гора стояла почти на самом берегу Нового Моря, и это обстоятельство привлекало меня в первую очередь. Подобно всем черным драконам, я всегда предпочитала близость водных просторов. А здесь существовало множество прибрежных пещер и длинных протоков, соединявших море и сушу.

На одной из горных вершин я отыскала кратер с узкой расщелиной у самого основания, проходящей далеко вглубь поверхности. Проход оказался настолько узким, что в нем нельзя было расправить крылья, так что пришлось ползти, чтобы отыскать просторные пещеры. Далеко внизу я все же нашла большой грот, когда-то давно образованный потоками кипящей лавы. Сейчас расплавленные породы кипели намного ниже, в толще коры, но багровые отсветы проникали в пещеру через несколько довольно широких трещин в полу. На краю главной пещеры бурлило небольшое озеро сернистой жидкости, и я добавила туда изрядное количество своей едкой слюны. Распространившиеся ядовитые испарения образовали дополнительную защиту от любых возможных нарушителей моего покоя.

В стене пещеры, в стороне от кислотного озера и лавы, обнаружилась еще одна трещина, в которую едва можно было бы прогнать лошадь. Я смогла настолько сжать свое стройное тело, что протиснулась в этот проход и, к своему восторгу, обнаружила небольшой желоб, ведущий к следующей пещере, наполненной затхлой морской водой. Жидкость показалась мне целительным эликсиром, и я с радостью погрузилась в зловонные воды, согретые близостью к глубокому подземному пламени.

Я плавала из конца в конец пещеры, ныряла и исследовала свой бассейн, пока не обнаружила поистине бесценную находку! Заполненный водой туннель проходил под поверхностью до каменистой отмели Нового Моря. Опасный путь, полностью лишенный воздуха, изобилующий крутыми поворотами, тянулся больше чем на милю, но мы, черные драконы, всегда славились способностью долго держаться под водой. Плавание по подземному туннелю оказалось почти на грани моих возможностей, но это был превосходный запасной выход.

К тому моменту, когда были осмотрены все окрестности, я уже ощущала настоятельную потребность отложить яйца. Гнездо для потомства я устроила неподалеку от серно-кислого озерца, чтобы его испарения могли служить для новорожденных дополнительным стимулом выбраться из скорлупы. Кладка насчитывала двадцать одно яйцо. Все они выглядели вполне нормально, и я внимательно и пристально осматривала каждое, хотя в то время не могла и подозревать, что один из малышей будет отличаться от всех остальных. Я свернулась поверх яиц и провела в оцепенении несколько долгих лет, пока не ощутила под собой восхитительные толчки новой жизни.

Я насчитала двадцать новорожденных, двадцать блестящих детенышей превосходного черного цвета. С приклеенными к тонким тельцам крылышками они мало походили на грозных драконов, в которых должны были превратиться со временем. Сейчас они казались совсем слабенькими — пищали, шипели, вслепую искали пищу. Такие существа могли вызвать только презрение — это и было моей первой реакцией, причем очень явной. Новорожденные уже проявляли злобу и агрессивность — они толкались, бессильно шлепали друг друга лапками и пытались кусаться, даже не имея пока ни когтей, ни зубов, способных прорвать хотя бы их тонкую кожицу.

И вот эти ни на что не способные червячки вызвали у меня чувство сострадания, о существовании которого я до сих пор не подозревала. Именно это непривычное ощущение заставило меня отрыгнуть пропитанную желчью массу из глубины желудка прямо в центр гнезда. Малыши мгновенно затихли и стали энергично всасывать жизненно необходимый нектар.

Только тогда я заметила последнее яйцо, плававшее теперь в черно-зеленой питательной массе. Сквозь скорлупу доносились невероятно слабые толчки и постукивания, но внимательный осмотр показал, что последний из детенышей отчаянно рвется на волю. Вероятно, ему не хватало сил пробить брешь в тесной камере яйца.

Без тени колебания или сомнения я предприняла следующие действия. Вытянув переднюю лапу, которая вполне могла накрыть яйцо, я выпустила один коготь и кончиком, очень осторожно, пробила скорлупу. Из прорехи тотчас высунулась мокрая голова и завертелась из стороны в сторону, освобождаясь от обрывков внутренней пленки и остатков слизи. Наконец детеныш выкарабкался из скорлупы и скользнул к своим братьям и сестрам. Только тогда я осознала истину, и мое горло сжалось.

Этот змееныш, двадцать первый из моего выводка, оказался светлым, как слоновая кость, бледным, словно брюхо змеи. Среди своих черных братьев он казался воплощением чего-то совершенно чуждого. Мое тело резко развернулось, крылья непроизвольно поднялись вверх и тревожно хлопнули. Беспокойное шипение прорвалось сквозь судорожно сжатые челюсти, и высунувшийся кончик языка затрепетал от ярости.

Прищурившись, я внимательно наблюдала за этим немощным созданием. Бледный детеныш довольно энергично извивался в гнезде и даже приоткрыл бесцветные челюсти, пытаясь укусить своих братьев и сестер. Первый приступ отвращения постепенно прошел и сменился смутным беспокойством, угнездившимся где-то в глубине сознания. Возникшее было желание нанести смертельный удар угасло. Я снова медленно опустилась на пол, моя широкая треугольная голова, столь характерная для нашего рода, склонилась над детенышами. Мелкие капли кислоты, падающие с челюстей в гнездо, вызвали у новорожденных очередной приступ жажды насыщения.

Вскоре все они были покрыты слизистой массой отрыгнутой пищи. Клейкие потеки покрывали тонкие лапы, обволакивали мордочки, бока и хвосты густой черно-зеленой пленкой. Белый детеныш совершенно скрылся меж другими, и его невозможно было различить среди собратьев, стремящихся наполнить свои желудки.