Замок лорда Валентина

Когда он замолчал, толковательница спросила:

— Какого цвета были лепестки алабандинов?

— Желтые с черной серединкой.

— Хороший цвет. В Зимроэле алабандины алые с желтой серединой. Какие тебе больше нравятся?

— Одинаково.

Стоминоп улыбнулась.

— В Алханроэле алабандины желтые с черной серединкой. Можешь идти.

И так каждый день: загадочное замечание, а если не загадочное, то такое, что его можно было истолковать по-разному,— но никаких пояснений. Стоминоп была как бы хранилищем снов Валентина, она впитывала их, однако не давала советов. Валентин начал привыкать к этому.

Он втянулся и в ежедневную работу. Каждое утро он два часа трудился в саду: полол, подрезал, окапывал. После обеда работал каменщиком, изучая искусство обтесывания плит. Затем шли долгие часы медитации. Тут им никто не руководил — просто посылали смотреть на стены. Своих спутников он почти не видел, разве что в минуты совместного купания утром и перед ужином. Разговаривали они мало. Легко было войти в такой ритм жизни и отбросить все заботы. Тропический воздух, аромат множества цветов, благородный дух всего, что было здесь, успокаивали и размягчали, как теплая ванна.

Но Алханроэль лежал в тысячах миль к востоку, а Валентин ни на дюйм не приблизился к своей цели, поскольку оставался на террасе Оценки. Прошла уже неделя. Во время медитации Валентин предавался мечтам: он соберет своих людей, удерет ночью, тайком пройдет через террасы Второго и Третьего утесов и появится на пороге Храма Повелительницы Снов. Однако он подозревал, что в таком месте, где сон — открытая книга, им далеко не уйти.

Это его раздражало. Он понимал, что раздражение мешает ему, и учился расслабляться, отрешаться от своих неотложных задач, очищать мозг от всех желаний, принуждений и отвлечений, пытаясь таким образом открыл, путь сну, которым Хозяйка позовет его к себе.

Но и это не дало результата. Он выдергивал сорняки, обрабатывал теплую плодородную почву, носил ведра со строительным раствором к дальним концам террасы, целыми часами во время медитации сидел, скрестив ноги и совершенно ни о чем не думая, каждую ночь молился, чтобы Повелительница позвала его, но ничего не происходило.

— Долго ли это будет продолжаться? — однажды в бассейне спросил он Делиамбера.— Пятая неделя идет, а может, и шестая — я уже сбился со счета. Сколько я должен быть здесь? Год? Два? Три?

— Некоторые пилигримы ждут и дольше,— ответил вруун.— Я разговаривал с одной женщиной-хьортом, которая служила в патруле при лорде Вориаксе. Она провела здесь четыре года и, кажется, вполне примирилась с тем, что останется тут навсегда.

— Ей не надо никуда идти. А жить здесь достаточно приятно. Но у меня…

— …важные дела на востоке,— закончил за него Делиамбер — Однако ты обречен оставаться здесь. В твоей дилемме есть парадокс, Валентин: ты отрекаешься от цели, но твое отречение само по себе цель. Разве ты этого не понимаешь? Твоя толковательница наверняка понимает.

— Конечно, понимаю. Но что мне делать? Как я могу уверять, что меня не беспокоит, останусь ли я здесь навсегда?

— Уверять нельзя. Но ты двинешься вперед как только по-настоящему перестанешь беспокоиться, не раньше.

Валентин покачал головой.

— Это все равно, как если бы мое спасение зависело от того, буду я вспоминать о гихорн-птицах или нет. Как бы я ни старался не думать о них, они все время будут лезть мне в голову. Что мне делать, Делиамбер?

Других советов у колдуна не было.

На другой день Валентин узнал, что Шанамир и Виноркис продвинулись на террасу Вступления.

Прошло два дня, прежде чем Валентин и Делиамбер встретились снова. Вруун заметил, что Валентин плохо выглядит. Тот с нескрываемым раздражением ответил:

— А как я, по-твоему, должен выглядеть? Ты знаешь, сколько сорняков я выдрал, сколько плит обтесал, а Барджазид сидит себе в Горном замке в Алханроэле и…

— Успокойся,— мягко остановил его Делиамбер,— Ты сам на себя не похож.

— Успокоиться? Сколько я могу быть спокойным?

— Возможно, таким образом испытывают твое терпение. В этом случае, мой лорд, ты провалишь испытание.

Валентин задумался, а затем произнес:

— Наверное, ты прав. А если испытывают мою изобретательность? Делиамбер, пошли в мою голову призывный сон в эту ночь.

— Я же говорил, мое колдовство мало чего стоит на Острове.

— Сделай это. Попробуй. Составь послание от Повелительницы Снов и направь его в мой мозг, а там видно будет.

Колдун пожал плечами и, чтобы передать мысль, коснулся щупальцами руки Валентина. Тот почувствовал слабый внутренний толчок.

— Твое колдовство работает,— сказал он.

В эту ночь он увидел во сне, что плавает, как вольвант, в бассейне, прикрепленный к камням какой-то пленкой, растущей из его ног, и пытается освободиться. В это время в ночном небе появляется улыбающееся лицо Повелительницы. Она зовет:

— Иди ко мне, Валентин.

Пленка исчезает, он всплывает на поверхность, и ветер относит его к Внутреннему храму.

Валентин изложил этот сон Стоминоп. Та выслушала равнодушно. На следующий день Валентин сказал, что видел тот же сон, и Стоминоп опять промолчала. В третий раз Валентин повторил то же и попросил толкования. Стоминоп ответила:

— Толкование твоего сна таково: на чужих крыльях птица не летает.

Валентин покраснел и вышел.

Через пять дней Талинот Исульд сообщил, что Валентину даровано разрешение перейти на террасу Вступления.

— Но почему? — спросил Валентин Делиамбера.

— Почему? — переспросил вруун,— Когда речь идет о духовном совершенствовании, это пустой вопрос. В тебе явно что-то изменилось.

— Но мой сон был незаконным!

— Может, и законным,— пожал плечами колдун.

Один из служителей повел Валентина по лесной тропинке к следующей террасе. Дорога была запутанной, извилистой, иногда требовалось повернуть, казалось бы, совершенно не в том направлении. Валентин полностью потерял счет времени. Через несколько часов они вдруг оказались на обширном свободном пространстве. На розовых каменных плитах террасы через равные промежутки поднимались пирамиды из темно-голубого камня в десять футов высотой.

Жизнь тут была в основном такой же: черная работа, медитация, встречи с толковательницей снов, скромное жилье, скудная пища. Но здесь началось священное обучение. Ежедневно в течение часа посредством эллиптических сравнений и круговых диалогов объяснялись принципы благоволения Хозяйки Острова.

Сначала Валентин слушал невнимательно. Все казалось ему неопределенным и абстрактным. Ему трудно было сосредоточиться на столь отвлеченных понятиях, поскольку им владела конкретная политическая страсть — добраться до Замка и устроитъ допрос правительству Маджипура. Но на третий день он вдруг с удивлением осознал, что все рассказы служителя о Хозяйке Острова Сна тесно связаны с ее политической ролью. Именно она, как понял Валентин, была регулирующей силой, скрепляющей любовью и верой центры власти на этой планете. Кроме того, она разработала свою магию снов-посланий.

Конечно, распространенному в народе мифу, что она каждую ночь прикасается к сознанию миллиардов жителей, верить было нельзя, но сомневаться в том, что ее спокойный дух делает жизнь легче, не приходилось. Король Снов посылает прямые и специальные сны, бичующие виновных и предупреждающие неуверенных, его послания могут быть жестокими. Но как тепло моря умеряет климат страны, так Повелительница Снов смягчает грубые формы контроля над Маджипуром, и теология считает ее воплощением Божественной Матери. Теперь Валентин понял метафору о разделении власти, которую использовали древние правители Маджипура.

Теперь он слушал с неослабевающим интересом. Он отказался от неуемного стремления поскорее преодолеть все террасы и решил научиться здесь всему, что только будет возможно.

На этой террасе Валентин был совсем одинок. Это было непривычно. Шанамира и Виноркиса он не встречал (может, их уже послали на террасу Зеркал), а остальные, насколько ему было известно, остались позади. Больше всего ему не хватало кипучей энергии Карабеллы и язвительной мудрости Делиамбера, но другие за время долгого и тяжелого путешествия через Зимро-эль тоже стали частью его души, и ему было неуютно от того, что их нет рядом. Его жизнь жонглера, казалось, давно окончена и никогда не вернется. Иногда в свободные минуты он срывал плоды с деревьев и жонглировал ими, чтобы развлечь новичков и служителей. Один широкоплечий чернобородый мужчина по имени Фарссал особенно внимательно следил за выступлениями Валентина.