Из того ли то из города (СИ)

Ну, сказок подобных Дюк в детстве, а то и у костра на стороже вдоволь наслушался. Одна разница - про сокровища несметные старик словом не обмолвился. Обычно разбойнички сокровища награбленные стерегли, а тут - людям препоны чинят, не пойми зачем. Коли б иной дороги не было, а так... Хоть и сказал старик, что ежели с черным сердцем кто через ущелье идет, тому путь свободный, а пропустил то мимо ушей. Черное, не черное, кому то ведомо?

Видит старик, не внял Дюк его словам, на рожон прет. Своего ума не дашь, так хоть совет прими. Там по ущелью речка течет, едва в две ладони глубиною. Скалы вверх вздымаются, сплошь мхом поросли. От одной до другой - едва пять сажен наберется. Коли войдешь туда, обратного пути не будет. Недалеко пройти, ан никому на его памяти не удавалось. Коли камни минуешь, с тремя справиться - тяжко будет. Камни какие? А такие, что братья сверху приспособили. Как кто в ущелье том покажется, дождутся времени, и столкнут на голову. От того и молва идет, будто горы сходятся. Только и на них хитрость имеется. Ежели в одном месте встать, да крикнуть громким голосом, камни те сами упадут. Путь закроют, однако ж вреда не причинят. Примету запомни, места того. Чего ж не запомнить?

Так старик все описал, будто сам по ущелью тому каждый день хаживал. Дюк, прежде чем сунуться, три стрелки своих особых отдельно переложил, на всякий случай. Три стрелки - три брата. Меч попробовал, хорошо ли выходит. Ему мечом сподручнее. Плохо, что на верху ничего не видать. Кромка острая каменная, а над ней - небо синее. Где тут камни, для неосторожного путника приготовленные? Едет тихо, то вправо, то влево глянет. Ежели напутал старик чего, ежели начнут стены смыкаться, отсюда не выскочить. А сдержать камень - сил не хватит. Ну да не видать следов, чтоб двигались.

И тихо. Только вода журчит. Когда до места добрался, про какое старик сказывал, не хотелось тишину тревожить, так все мирно да спокойно вокруг. Эх, будь что будет...

Набрал воздуху побольше, да как гаркнет со всей мочи, аж у самого уши заложило. И тут же ровно задрожали стены, заходили ходуном, посыпались сверху камни, но не так чтоб сильно рядом, чтоб раздавить. Не крупные, самое большее - в пару обхватов, а самыми последними, как дрожь унялась да грохот поутих, три таких свалилось, - один спереди, два сзади, что разом проход перегородили. Глянул Дюк, несподручно такие конем перемахнуть, знать, придется спешиваться, руками выталкивать. Получится ли?

Пока прикидывал, не заметил, как камни те в людей обратились. Ну, таких точно не вытолкнешь. Каждый ростом сажени в две, в ширину, должно быть, столько же, в доспехе воинском и при оружии. И все - будто из камня, как и сами они. Даже взгляд из-под шелома, тяжелый, каменный. Один спереди, двое сзади. С такими биться - и думать нечего. Тут самое лучшее, - удрать, хоть и не по-богатырски это. Удрать вот только некуда. Не заметил Дюк, как в руках лук оказался, как легла стрелка на тетиву. Тот, который один, вот он уже, надвинулся, еще пару шагов - и мечом достанет. Некогда раздумывать, куда целить; в такую орясину - да не попасть? Вскинул лук, щелкнула тетива, слетела стрелка. Куда угодила - не видел. Вторую на тетиву бросил, развернулся... Хорошо, помедлил, потому как не стало перед ним никого. То есть, богатырей не стало. Стоят себе камни здоровенные. А потом и их не стало. Вроде как пошли-побежали по ним трещинки, одни трещинки и остались. Остальное же в пыль обратилось, будто и не было...

- ...Другая застава впереди поджидает, с птичами клевучими. Тыи птичи с конем склюют и не заметят.

- Ну, ну, - подзадорил Илья.

- И вправду не заметили, - снова улыбнулся Дюк. - Взял я плеточку о семи шелках, огрел коня поперек хвоста, он меня разом и через ту заставу перемахнул...

...Сразу за ущельем - перелесок, а за перелеском - холмы. Только вдали где-то полоска темная, то ли лес там, то ли опять взгорки, не разглядеть толком. Дорога же, хоть давно и оставлена, а просматривается. Петляет промеж холмов, а на тех, кроме кустарничка да травы невысокой, ничего и нету. Спрятаться тут негде; ни врагу засаду устроить, ни самому схорониться. Тут, как от ущелья отъехать, ровно перст какой - далеко тебя видно. Дюк, однако ж, не понаслышке знает, как местность такая обмануть может. Он королю верой-правдой служил, от рати не бегал. Много чего повидал, хоть и не вошел еще в полное мужество. Настороже едет. Лук под рукой, стрелка наготове. Что ж тут за напасть такая скрывается, которую обойти нельзя? Он птиц разных видал, но чтоб таких, которые человека с конем заклевать могут, - такие только в сказках бывают.

А потом... Было в небе одно солнышко, а стало вроде как три. На одно глянешь невзначай, и то на какое время слепнешь. Тут же - сразу три. И шум такой, - будто стоишь, смотришь на тучи грозовые, что все небо застили, тихо все, и вдруг - шум, неясный, глухой, ближе, ближе, и вдруг пелена воды сплошняком, и весь мокрый до нитки. Вот такой шум. И укрыться негде. Что вперед, что назад - одинаково. Тут бы коню полную волю дать, ан и его слепит, головой мотает, артачится. Того не чует, что коли не он, - обоим пропадать. Ежели и впрямь птицы, сейчас никак не можно их стрелкой взять, совсем ослеп Дюк.

Все ближе шум, но тут, каким уж чудом, неведомо, прянул конь. Хоть и не под облака, хоть и не с ветром потягаться, однако ж не без хитрости: несется прямо, потом вдруг в сторону резко прянет, совсем как заяц, что на снегу, петляя, скидку делает. И птицы, - кто б сомневался, что это они налетели - никак взять его не могут. Почему? Кто видел, как птица хищная охотится, тот поймет. Ей легче ту добычу взять, которая голову от страха потеряла, которая замерла, али прямо улепетывает, на силу лап надеясь. Не на тех напали. У Дюка тоже перед глазами проступать начало. Разглядел, пока из стороны в сторону шарахаются, что за невидаль объявилась. Никогда таких не видал, - да и вовек бы не видеть. Вся будто из железа сделана, оттого и блестит на солнце. Что клюв, что когти - ровно сабли, только размером поболее. Такой даже слегка зацепит - будь на тебе хоть десять кольчуг, не спасешься. Конем спасается Дюк, а еще жадностью да глупостью - из них каждая первой добычу ухватить норовит, мешаются.

А потом, на счастье Дюка, третий спаситель заявился, когда уж и не чаял. Это птицы железные, а конь - нет. Уставать начал. Тогда и нагнало ветром облачко. Махонькое совсем, ан мимо солнышка не пролетело. Скрыло его на мгновение, заволокло слабенькой дымкой. Перестало слепить Дюка. Вывернулся он, вскинул лук навстречу птицам, щелкнула тетива, слетела стрелка...

Так земля содрогнулась, будто гору на нее кто сбросил. Полыхнуло к небу пламенем; показалось Дюку, все сейчас, сколько видно, пламенем охватит. Не охватило. Даже следа не осталось. Заколыхалось марево, поднялось к небу, да и растаяло. Будто не было ничего...

- А третья что?.. - Илья любопытствует. - Нешто опять без ничего минулся?

- Третья-то?.. Это где Змиище да Горынчище о двенадцати о хоботах? Отчего ж без ничего... И там поперек хвоста пришлось...

...Он там и заночевал, где от птиц отбился. И себе, и коню отдых дал. Нашел ямку в основании холма, там и пристроился. Будто кто нашептал ему: "Спи спокойно, никто тебя не потревожит". Так и случилось. Как поднялся - солнце уж припекать стало. Как к лесу подобрался, совсем припекло. Он поначалу вправо-влево посмотрел, нет ли какой иной дороги? Не оказалось. И там болотина, и там. Между ними перелесок. Густой такой, неприветливый. Тихий. Ни тебе птиц, ни тебе зверей. Ветер деревья пошатывает, листва шумит, стволы скрипят - а более ничего. Ладно, Дюк, чего уж там. Последняя застава и осталась. Только вот что там такое? Горынчищи, они в лесу не живут, они в горах, по пещерам прячутся - это каждому ведомо. Каждый, небось, сказки любит. Хотя, может, там как раз гора с пещерой и есть...