Людомар из Чернолесья. Книга 1 (СИ)

Ночь наполнялась тихим гомоном невидимых обитателей, облюбовавших для своих смертельных игрищ даже городские стены. Среди этого еле слышимого гама незамеченными для слуха стражи остались несколько тонких писков, которые раздались с разных сторон крепостной стены.

Пожухлая трава где-то у самой подошвы холма, на котором стоял Куупларг, вздохнула, шелестя и поникая под тяжестью невидимого тела, и всякое шевеление стихло. В воздухе послышалось неясное гудение и с самой вершины стены на землю опал конец веревки. Еще некоторое время он призывно колыхался на весу перед тем, как замереть.

– Кэ, – сказала трава у стены, и в тот же самый миг из нее легко выпорхнуло тело, которое начало проворно взбираться на стену. Веревка снова бешено заколыхалась, заиграла, будто радовалась своему ночному знакомцу. – Кэ, – раздалось снова, и еще одна тень стала взбираться по стене.

Два олюдя задержались на кромке каменной ограды, осматривая проход по ее вершине с высоты настенных зубцов, меж которыми они находились, и лишь затем спрыгнули вниз. Там их ждала Лоова.

Несмотря на то, что была ночь, и лунный свет блекло струился в пристенной части города, лицо девушки блестело в его лучах как божий лик.

Лоова тяжело дышала. Пот градом лил с ее лба, но она счастливо улыбалась.

– Вот она, – сказала дикарка, указывая на куль из материи, который лежал подле ее ног.

– Как ты только ее сюда затащила?! – удивленно изрек один из олюдей.

– Не твое дело. Ты свое дело сделай, – отрезала девушка. – Я буду здесь стоять. – В ее руке сверкнул клинок.

– Тяжелая она… твоя жрица, – с натугой проговорил один из мужчин, взваливая тело Анитры себе на плечо.

– Не урони. Не то…

– Да знамо то, что сделаешь, – усмехнулся второй. – Не боись за нее. Как тебя бы несли, так и ее понесем.

Спуск занял продолжительное время.

Когда, наконец, все оказались внизу, Лоова снова остановила своих соратников.

– Отыскать надобно, – пробубнила она себе под нос непонятное, и стала пристально вглядываться в темноту. Ее спутникам пришлось долго и терпеливо ждать, прежде чем девушка нашла то, что искала.

– Сюда тащите ее, – вынырнула она словно бы из-под стены и быстро зашагала прочь. Двигаясь за ней, мужчины были вскоре остановлены небольшой выпуклостью в стене. – Алтарь это, – шмыгнула носом дикарка. – Клади сюда ее руку с отметиной.

– А какая это?

– Не знаю, погляди сам.

– Вижу. Вот здеся.

– Клади ее.

Куль глухо застонал, а из пореза на ладони засочилась кровь.

– Я ничего не скажу, бог ларга и всех холкунов. Ты сам поймешь, к чему такое сделано, – склонилась к камню Лоова и погладила его холодный гладкий бок. – Уйдем теперь, – обернулась она к сопровождающим, и троица быстро зашагала прочь, унося с собой последнюю надежду Куупларга.

Боголесье

Высоко, так высоко, что даже и зоркий глаз с трудом различал, летела птица. Ее расставленные в стороны крылья отливали вороненой сталью под лучами солнца, стоящего в зените.

На небе не было ни облачка, что нечасто увидишь в этих местах, ибо Чернолесье томилось жаром, исходившим от дневного светила. Лишь у самого горизонта, там, где за линией, отделявшей небеса от земли, располагались величественные Доувенские горы, собирались с силами боги Стредва и Рабоба, чтобы, когда придет срок, закрыть землю от очей Владыки, а после обрушить на нее потоки воды, душить туманом и мутузить громами. Однако, до тех пор, пока они маячили далеко на горизонте; пока высоко в небе кружил ражеван – птица Солнца, не стоило беспокоиться о том, что нега и разморенность, в которых пребывали Великие леса, будут нарушены.

Меки, свидиги, найомы и бурги нежились под лучами солнца. Медленно шевелили они своими роскошными кронами, захватывая ими ветряные струйки неведомо как заплутавшие на просторах Чернолесья. Видимо, отстали от своего повелителя Брура и сбились с пути. Их дуновения теребили листья на могучих ветвях и ерошили молодую поросль на макушках деревьев. Они забирались в самые потаенные уголки в кроне, донося до обитателей запахи земли и небес.

Запахи, бесчисленным многообразьем, множественными перемешанными друг с другом потоками, пронизывали Великие леса. Их истоков не увидел бы и ражеван, их окончания не нашел бы даже людомар. Запахи в Чернолесье были посыльными, беспечно разносившими сведения обо всех и обо вся, что происходило в лесах. Иногда, они становились причиной смерти, иногда спасали.

Разбрасывая запахи своими невесомыми крылами, с кроны неподалеку вспорхнула гигантская зеленая бабочка. В полете цвет ее крыльев быстро менялся, приобретая золотисто-изумрудные оттенки. Лишь на первый взгляд бабочка была беспечна, но людомар знал, что она один из самых трудноуловимых обитателей Чернолесья. Если было необходимо, она отбрасывала крылья и стремглав падала вниз, мгновенно теряясь в листве. Недаром даже людомары прозвали ее «невидимое».

Глаза людомара, его зелено-черные зрачки вкушали представшую взору панораму. В них проносились века и целые эры, которые были пережиты Чернолесьем; в них тонула красота леса и его многообразие; в них отражалось все, что творилось вокруг, и поверх этого разнообразия было разложено лазурно-золоченое покрывало небес.

«Радость поет во мне, что вижу тебя», – медленно вливалось в уши. – «Эта песнь для тебя. Слушай же ее». И Чернолесье пело. Неслышно для всякого иного уха, но не для его. Тонкие звуки и трели отражались в ушных перепонках, перескакивали в жилы и неслись по ним во все стороны, разнося по телу мелодичное ликование.

Людомар стоял на вершине мека и смотрел прямо перед собой. Он был сосредоточен, но той особой степенью собранности, которая заставляет кровь щекотать жилы, а тело дрожать.

«Радость поет во мне…» – слышал он, оглядывая лес у своих ног, и ощущая, как нежно-зеленые листочки вершины кроны мека, исподволь касаются его ног, оглаживая их, словно бы покрывая поцелуями.

Чернолесье принимало его в свое лоно; оно радовалось ему; оно любило его, как и прежде. Словно бы не прошло многих лет с момента их последней встречи.

Щебет птиц, их клеток и озабоченное стрекотание дополняли гармонию, воцарившуюся в груди людомара. Ему казалось, что он стал частью мека. Ему хотелось остаться на этом месте навсегда. И стоять здесь даже и тогда, когда Холвед и Брур вернутся во Владию.

«Я нашел его. Приди ко мне», – ворвалось в уши Сына Прыгуна. Он вздрогнул и заморгал, подобно существу, очнувшемуся от долгого сна.

Едва слышно зашуршала крона, пропуская охотника внутрь себя. Мгновение, и лишь листва, слегка покачиваясь, осталась в одиночестве созерцать эпохальную красоту пейзажа.

***

Сын Прыгуна спускался с мека с быстротой, на которую способны только людомары. Он будто бы и не спускался вовсе, а шел по ровной, только слегка зауженной тропинке. Его пружинистое тело, передавая каждое движение волнообразным движением мышц, воздушно скользило с ветки на ветку.

Путь ему преградила белесая пелена тумана. Подобно тому, как хлопья тумана поутру задерживаются, цепляясь за кусты и прячась в высокой полевой траве, рваные клочки тумана расположились близь ствола мека, промеж двумя его ветвями.

Когда людомар приблизился к ним, они не растяали и не были отнесена в сторону от движения его тела. Наоборот, полупрозрачное облако обрело очертания овала и приблизилось к охотнику.

«Вижу силу в тебе, Маэрх», – всплыло в сознании последнего. Он едва заметно кивнул, послав мысленный утвердительный ответ.

Субстанция оторвалась от дерева и полетела прочь, ведя охотника за собой.

Они шли довольно долго, прежде чем людомар остановился и принюхался. Лицо его на миг напряглось, а после снова расслабилось. Только лишь этим выдал он свое волнение.

Сделав прыжок, охотник очутился на ветке свидиги, густо облепленной подлеском-паразитом, делающим нижнюю кромку ветвей похожей на землю, поросшую кустарником. Среди этих, на вид небольших, зарослей лежало тело, столь большое по своим размерам, что всякий, кроме людомара и дремса, никогда бы и не помыслил о том, что такое чудовище может сокрыться на ветке.