Сонная ученица (СИ)

- Да я ничего против не имею, - вздохнула я. - Скажи, почему Сокол так на него и меня взъелся?

- Не реагируй. Это прошлая боль. Ты к ней отношения никакого не имеешь. И эльф тоже. У Сокола когда-то учеников двух сманили, а потом убили…

Он умолк, понимая, что сболтнул лишнего, похлопал меня по плечу и подтолкнул к выходу. Посмотрю, чему научит меня наимоднейший из эльфов.

Тренироваться решили за домом под абрикосовыми деревьями. Мне достался легкий деревянный меч, пахнущий свежей краской. Такой же меч был и у эльфа. Сегодня он учил меня правильно двигаться, держать руку…

До обеда я обезумевшим кузнечиком прыгала по выгоревшей траве, выслушивала едкие замечания нового наставника, но была абсолютно счастлива. Мне давно нужно было сбросить лишнюю энергию, и подобная тренировка оказалась как раз кстати.

- Куда ты так наклоняешься? Я в раз тебя достану даже без меча. Попадись ты кому-то из западных орчих племен, в миг скальпа лишишься.

- Что-то ты хорошо об орках осведомлен, - тяжело дыша, возражала я ему, с трудом отражая его вялые атаки. - И имя у тебя…

- Заслуженное в тяжелых боях. Как раз в тех самых западных степях. Кисть держи мягче. Она у тебя не деревянная. Вот так, - он убрал меч и показал, как именно нужно выгибать руку. - Повтори.

Я послушалась. И нисколько это не сложно. А я вначале боялась.

- Что ты улыбаешься без конца? Зубы загорят, - продолжил он придирки.

- Не успеют, пасмурно, - не осталась я в долгу. Мы однозначно сработаемся. Весело с ним.

Сокол так не считал. Сразу после завершения тренировки он потребовал составить расписание занятий на месяц вперед, "именно занятий а не бабской болтовни", и пригрозил понизить эльфу оплату до одного золотого, если тот не заткнется.

Уходя, Пучок подмигнул мне и шепнул:

- Знает, что сам зануда, вот и бесится от зависти к моему красноречию.

Для меня началось двустороннее обучение. С утра - танцы с клинками, после полудня медитации - погружения в Запредельное. На отдых и самокопание времени не оставалось.

Изредка в короткие передышки вспоминался дом. Белые стены с лепниной вокруг окон, островерхие крыши декоративных башенок, стрельчатые окна… К шестидесяти годам о моем отце можно было сказать только одно: достойный, зажиточный гражданин, исправно платящий налоги с заработанного за долгую жизнь немалого имущества. Сумел подняться из нищеты, детей воспитать. Старшему сыну титул купил и прииск в фарайских горах. Младший на государственной службе лямку тянет. Еще лет пять, тоже может выслужиться до призвания достойным и знатным. Король милостив к верноподданным, редко оглядывается на происхождение, если видит в человеке полезные государству качества.

Моя судьба тоже была ясна и понятна. Я слишком долго привередничала, издевалась над женихами, пока отец не приказал: пойдешь за Гиаля ан`Давас, начальника городской стражи. Не будь у меня дара, я бы не противилась. Гиаль мне даже нравился. Он был действительно лучшей из возможных партий и по духу, и по характеру. Но… Не все в нашей власти. В ту ночь, когда я обрезала волосы и приняла мужское обличие, Гиаль для меня умер, а дорогу к дому занесли пылью холодные ветра.

Забавно, я быстро привыкла к новой жизни. Полюбила гористые окрестности Канейбаза, горьковатый запах выжженной солнцем травы, неумолкающий шелест моря. Я с удовольствием ела мелкие кислые абрикосы, в изобилии произраставшие по предгорьям, сладковатую ежевику и крупные сочные груши, которые Миль привозил из города. Я фантазировала, как буду разжигать в гостиной камин, когда придут холода, и любоваться танцем пламенных язычков, как всегда долгими вечерами беседуя с Людоедом ни о чем. Нашу болтовню будет слушать молчаливый Сокол, улыбаясь одними глазами, а за окнами будет плескаться море серого тумана…

Я сушила травы для настоев, чаев и притираний для учителя, убиралась в комнатах, помогая Людоеду, ездила с ним в город, когда появлялись просветы между занятиями. И почти не разговаривала с Соколом в яви. Он отгородился от меня, лишь изредка ругаясь невпопад.

Когда однажды, расположившись на крыльце, я взялась за починку его одежды, укрепляя разошедшиеся, разлохматившиеся швы рубашки, он неслышно подкрался сзади, бесцеремонно выхватил из рук шитье и строго заявил:

- Ты ученица, а не служанка.

А вечером, уверившись, что я ушла за травами, разразился бранью на Людоеда.

- Еще раз ты подсунешь ей мою работу, не знаю, что с тобой сделаю! Однозначно, что-нибудь страшное!

- Пусть девочка делом займется, раз хочет! - возражал ему опешивший Людоед.

- Запомни, Миль, я не из тех лоботрясов, которые денно и нощно ездят на своих учениках, заставляя выносить за наставниками даже ночные горшки! Хочет поработать, пусть нанимается посудомойкой, нянькой. Я дам ей рекомендательные письма. Пусть катится. А за мной, как за немощным, ходить нечего!

Я, не дыша, стояла под окном, озадаченно хлопая ресницами. Вот как, оказывается! Ладно, милый учитель, мне же спокойней будет.

Он оберегал ученицу от всех и вся. Только не от самого себя. И после его безжалостных уроков я терялась - во сне я или наяву. Десятки и сотни раз повторяемые упражнения, долгие лекции, льющиеся из птичьей головы наставника человеческим голосом, потом попытки преобразования материального мира. Мы меняли оттенок роз в саду у вредной тетки Арисы, форму черепицы на крыше местного плотника, имя беспородной собачонки, неведомо откуда прибившейся к козьему стаду и добровольно взявшей на себя обязанности защитницы рогатых блеющих созданий. И только мы двое знали, как все было до нашего вмешательства.

Каждый раз в конце удачного урока Сокол до боли сжимал мое запястье своими теплыми жесткими пальцами, словно защелкивал браслет, закреплял ощущение удачи. Постепенно желание ощущать тиски его пальцев на своей руке стало для меня такой же необходимостью, как дышать или есть.

Пробуждаясь в очередной раз от Сновидения на соседней с Соколом кушетке, я мечтала дотянуться до его руки. Вон сейчас его левая кисть расслаблена, безвольно лежит на оббитой красной тканью кушетке. Нет, мгновение уже упущено. Учитель возвратился в явь. Только что расслабленные пальцы шевельнулись, напряглись. Сокол приподнялся на локтях, уцепился за специально сделанный для него поручень, подтянулся и медленно перетащил свое тело на стоящую рядом коляску.

Я не сводила с него глаз, отлично понимая, насколько смешной и глупой кажусь. Но Сокол игнорировал мое внимание, у самой двери оборачивался через плечо, обжигая пристальным взглядом и уезжал. В душе словно задували свечу.

Вот идиот бесчувственный! Да люблю я тебя. ЛЮБЛЮ. Точка. Задыхаюсь, каждый раз, когда ты рядом прохо… проезжаешь. На руках тебя носить готова, только позволь мне это. Пожалуйста! Подпусти поближе. И в прошлое твое не полезу, раз тебя раздражат мое любопытство. Мне достаточно настоящего - уютного, теплого, светлого. Чтобы прижаться к тебе можно было, венку, пульсирующую на шее, поцеловать, в волосы твои длинные носом уткнуться, в кольце твоих сильных рук просыпаться. Мне и чудеса чародейские нужны постольку, поскольку им меня ты обучаешь. Вот такая я недалекая, бездарная. Прости…

Когда закончились выделенные деньги, и я решила продать прихваченные из дома украшения чтобы продолжить уроки боя, Сокол сам изъявил желание платить за меня. Притом, что Пучка он невзлюбил с первого дня. Но безопасность своей ученицы ценил, и поэтому мирился с заносчивым эльфом.

Пучок же для меня стал кем-то вроде младшего брата, которого у меня никогда не было. Убедившись, что именно я, самая младшенькая, унаследовала главную фамильную черту, отец решил остановиться на четверых детях.

Эльф чередовал занятия на мечах со стрельбой из лука и ружья, метанием кинжалов. С последним у меня как раз проблем не было. Метала клинки, как и дралась ими, я мастерски.

- Можно подумать, ты в уличной банде все детство и юность провела, - озадаченно выдал мастер боя, разглядывая мишень, утыканную ножами точно по центру.