Глаза чужого мира

Кугель вернулся на площадь, и Бубах Анх снова проследовал ко входу во дворец Радкута Вомина, где и остался стоять, свирепо глядя на соперника.

— Вне всякого сомнения, — произнес Кугель вслух, чтобы его слышал Фиркс, — сегодня уйти из Смолода не удастся. Естественно, я спешу доставить эту линзу Юкуону, но если меня убьют, то ни линза, ни превосходный Фиркс никогда не вернутся в Олмери.

Фиркс никак не проявлял активность.

Возникла проблема, где же провести эту ночь, не подвергаясь опасности. Семиэтажный дворец Радкута Вомина, несомненно, предлагал большое количество просторных помещений, там хватило бы места и ему, и Бубаху Анху. На деле же им пришлось бы ютиться вдвоем в хижине, состоящей из одной комнатушки, где постелью служила куча влажного тростника. Задумчиво, с сожалением Кугель закрыл правый глаз и открыл левый.

Смолод был таким же, как и раньше. Мрачный Бубах Анх стоял, ссутулившись, перед дверью в хижину Радкута Вомина. Кугель шагнул вперед и энергично лягнул своего соперника. От удивления и шока оба глаза Бубаха Анха открылись, и соперничающие импульсы, столкнувшись в его мозгу, вызвали паралич. Сзади, в темноте, безбородый крестьянин взревел и ринулся вперед, высоко подняв мотыгу, и Кугелю пришлось отказаться от своего плана перерезать Бубаху Анху горло. Он шмыгнул в хижину, закрыл дверь и задвинул засовы.

Закрыв левый и открыв правый глаз, он очутился в роскошном холле дворца Радкута Вомина, портик которого был защищен опущенной решеткой из кованого железа. Снаружи золотоволосый принц в охряночерных одеждах с холодным достоинством поднимался с плит, которыми была вымощена площадь. Взмахнув рукой, Бубах Анх перекинул плащ через плечо и удалился, чтобы присоединиться к своим воинам.

Кугель неторопливо прошелся по дворцу, с удовольствием осматривая обстановку. Если бы не назойливость Фиркса, можно было бы не торопиться в опасное обратное путешествие. Кугель выбрал роскошно обставленную комнату, выходящую окнами на юг, сбросил пышные одежды, сменив их на атласный ночной наряд, устроился на ложе, покрытом простынями из бледноголубого шелка, и немедленно заснул.

Утром он с некоторым трудом вспомнил, какой глаз открывать. Подумал, что было бы хорошо смастерить повязку и носить ее на том глазу, который в данное время не использовался. При свете дня дворцы Смолода выглядели более величественными, чем когдалибо, а площадь была заполнена принцами и принцессами неописуемой красоты.

Кугель облачился в красивые одежды черного цвета, увенчал голову элегантной зеленой шапочкой, обул зеленые сандалии. Затем спустился в холл, повелительным жестом поднял решетку и вышел на площадь. Бубаха Анха нигде не было видно. Остальные жители Смолода любезно приветствовали Кугеля, а принцессы проявляли заметную теплоту, словно находили его хорошей партией. Кугель отвечал вежливо, но без особого пыла: даже волшебные линзы не могли заставить его забыть о том, как выглядели в реальности женщины Смолода.

Он позавтракал в павильоне восхитительными яствами, потом вернулся на площадь, чтобы обдумать план будущих действий. Поверхностный осмотр парков показал, что воины Гродза стоят на страже. О немедленном побеге не могло быть и речи.

Дворяне Смолода занялись своими делами. Одни разбрелись по лугам, другие плыли на лодках по восхитительным каналам, ведущим на север. Старейшина, принц с благородным и мудрым лицом, сидел в одиночестве на скамье из оникса, погруженный в глубокое раздумье.

Кугель подошел к нему, старейшина оторвался от дум и поприветствовал его со сдержанной сердечностью.

— Моя душа неспокойна, — заявил он. — Несмотря на все доводы благоразумия и с учетом того, что ты, бесспорно, не знал наших обычаев, я все же чувствую, что допущена некоторая несправедливость, и понятия не имею, как ее исправить.

— Мне кажется, — сказал Кугель, — что сквайр Бубах Анх, без сомнения, достойный человек, проявляет отсутствие дисциплины, не совместимое с достоинством Смолода. По моему мнению, ему бы пошло на пользу поработать еще несколько лет в Гродзе.

— В том, что ты сказал, есть зерно истины, — ответствовал старец. — Небольшие личные жертвы иной раз необходимы для общего благополучия. Я уверен, что ты, если о том зайдет речь, с радостью отдашь свою линзу и заново станешь членом Гродза. Что значат несколько лет? Они упорхнут, как бабочки.

Кугель сделал учтивый жест.

— Или же мы могли бы устроить розыгрыш по жребию, в котором участвовали бы все, кто видит с помощью двух линз. Проигравший даровал бы одну из своих линз Бабуху Анху. Я, со своей стороны, обошелся бы и одной.

Старец нахмурился.

— Сомнительное предприятие. Кстати, тебе предстоит участвовать в нашем веселье. Позволю себе заметить, что ты недурно выглядишь и некоторые из наших принцесс бросают в твою сторону нежные взгляды. Вот, например, очаровательная Удела Наршаг… или же Зококса, или жизнерадостная Илвью Ласмаль. Не стоит мешкать. Мы здесь, в Смолоде, ведем жизнь, не ограниченную условностями.

— Очарование этих дам не ускользнуло от меня, — огорченно заявил Кугель. — Однако, к несчастью, я связан обетом воздержания.

— Несчастный! — воскликнул старейшина. — Принцессам Смолода нет равных! Кстати, заметь — еще одна пытается завоевать твое внимание!

— Без сомнения, она призывает тебя, — причмокнул Кугель, и старец отошел посовещаться с упомянутой молодой женщиной, которая выехала на площадь в странном экипаже, по форме напоминающем лодку. Это чудо техники передвигалось на шести птичьих лапках, а сама принцесса возлежала в ней на ложе из розового пуха и была достаточно красива, чтобы заставить Кугеля сожалеть о том, что привередливая память рисовала перед мысленным взором спутанные волосы, бородавки, отвисшие губы, потные глубокие складки и морщины. Девушка действительно была воплощением мечты, тоненькая и гибкая, с кожей цвета сливок, изящным носиком, сияющими мечтательными глазами и очаровательно подвижным ртом. Кугеля заинтриговало выражение ее лица, более многозначное, чем у других, задумчивое и в то же время своенравное, пылкое и одновременно недовольное.

На площади появился Бубах Анх, облаченный в воинственный наряд — латы и шлем, — опоясанный мечом. Старейшина отправился переговорить с ним. Но тут Кугеля, как назло, подозвала принцесса.

Он подошел к ней.

— Мне показалось, ты приветствовала меня?

Девушка кивнула.

— Я раздумываю о твоем присутствии здесь, в этих северных землях.

Ее голос был мягким и чистым, подобно музыке.

— Я останусь в Смолоде очень недолго, пока не выполню свою миссию, а потом отправлюсь дальше на восток и на юг, — печально улыбнулся Кугель.

— Неужели! — отозвалась принцесса. — И какова же суть твоей миссии?

— Честно говоря, я перенесен сюда злой волей одного волшебника. Это ни в коем случае не было моим собственным желанием.

Принцесса негромко рассмеялась.

— Я вижу очень мало незнакомых людей. Потому жажду лицезреть новые лица и слышать новые голоса. Может быть, придешь в мой дворец, и мы поговорим о магии и о странных вещах, которыми полнится умирающая земля.

Кугель чопорно поклонился.

— Твое предложение лестно. Но обрати свой взор в другую сторону. Я связан обетом воздержания. Укроти свое недовольство, ибо это относится не только к тебе, но и к Уделе Наршаг, к Зококсе и к Илвью Ласмаль.

Принцесса приподняла брови, откинулась на покрытое пухом ложе и слабо улыбнулась.

— Нуну. Ты суровый человек, жестокий, безжалостный, если отказываешь стольким умоляющим женщинам.

Кугель отвернулся и оказался лицом к лицу с приближающимся старейшиной, за которым следовал Бубах Анх.

— Печальные обстоятельства, — объявил старейшина обеспокоенным голосом. — Бубах Анх говорит от имени деревни Гродз. Он заявляет, что они прекратят поставлять нам продукты, пока не будет восстановлена справедливость, которую они определяют как возврат линзы Бубаху Анху и выдачу твоей персоны карательному комитету, ожидающему в парке.