Полшага в сторону

К закату солнца от воинства Врага не осталось ничего. Вся земля на многие мили была покрыта убитыми. И много воинов неведомого Ордена пало. Лишь одну ночь провели они в ликующем лагере союзников. А на утро ушли. Без слов. Лишь через девять месяцев люди поняли, какой подарок оставили им воины в странных поясах, когда у многих людских женщин закричали новорожденные детки. И это был великий подарок. Нет. Это были просто детки. Не оборотни, не жеребцы Господни. Детки. Просто черным умением Врага уже не один год не слышали в людских домах плач новорожденного. и стали жить. Все вместе. Желали жить по новому. Но разные мы. Очень разные. Лишь общий Враг смог объеденить нас. А вскоре после победы, оборотни, которых было больше всех, ибо плодятся они столь же быстро как волки, возжаждали власти. И сумеречный народ поддержал их. Нет для пасынков Луны ничего слаще на свете чем кровь человеческая. Но и эльфийской они не брезгают, что сделало Дивных нашими естественными союзниками. Хотя и не все дети Волка желали возврата к прошлому, поняв выгоды жить с Человеками в мире. И грянула Война. Долгая и страшная. Умелых воинов сделали наши воеводы из оборотней. А таланты пасынков тебе похоже известны. Но не оставил Господь наш детей своих перед лицом опасности. И силой вразумил отступников. И заключен был Договор. Не добыча отныне друг другу разумные в мире живущие. И следить за Договором поставлена была Святая Инквизиция.

Брат Гильденбрандт замолчал. Налил в два высоких, тоже совершенно готических, бокала солнечно-желтого сока, отпил из своего и задумчиво продолжил.

— Орден Жеребцов Господних громко проявлялся еще трижды. Повторюсь, громко. Про мелочи и говорить не стоит. Бывало и так, что в ворота манора Святой Инквизиции, испуганно озираясь, стучался тот, за головой которого мы долго и безуспешно гонялись. Всякое бывало.

Дважды Орден появлялся, когда оборотни и вампиры вновь желали сбросить бремя Креста. И дважды перед появлением его являлся посланец и вручал Магистру Ордена Святого Доминика стальную скрижаль.

Но третий…

Он опять замолчал. Было видно, как тяжело ему говорить.

— Не одни мы искали абсолютное оружие. Нет. И мы старались найти панацею. Искали. Искали. Судорожно искали что-либо, что могло бы уровнять нас в силах с теми. Другими. И раз показалось — нашли. И нашли вовремя. В тот раз вампиры, которых было более всех, опять решились. И оборотни опять поддержали их. Нас было меньше. Много меньше. И даже то, что эльфы встали рядом с нами, не могло уровнять нас в силах с восставшими. Но мы вышли в поле. Ведь у нас было то самое оружие, на которое мы уповали.

Но и враги наши знали о нашей надежде. И в ночь перед боем оборотни проникли в лагерь, дабы похитить наше оружие.

Он опять надолго замолчал.

— А что это было за оружие? — осмелился прервать я его размышления.

— А это, — поднял он голову, — в тайный лабораториях были выведены мельчайшие существа, что опасны были лишь для тех, в ком полуживая кровь вампиров. А ведь укус вампира делает живущего почти бессмертным и многие оборотни приняли укус. Так что оружие было одинаково губительным и для тех и для других.

Но они напали. И к горю нашему как раз тогда, когда со стальной скрижалью к предводителю нашего объединенного воинства, Магистру Ордена Святого Доминика, прибыл посланец Ордена Жеребцов Господних. И именно тогда, когда он собрался вручить скрижаль, затылок его пробила стрела. И ворвались враги. Как не отважны были они, но пали в бою с тяжелой пехотой Ордена Святого Доминика, а скрижаль поднял Повелитель Эльфов. Никто не знает, что за видение дано было ему. Но, забрав скрижаль, он бежал в свой лагерь и в ту же ночь эльфы ушли.

А утром грянул бой. И даже без помощи эльфов и Ордена Жеребцов Господних, превозмогли люди объединенную рать.

Но вот что было дальше. Этого предвидеть не смог никто. Предводители людских воинств решили разделиться и строить жизнь сами, не подчиняясь, Матери нашей Святой Церкви. Лишь Святую Инквизицию пустили они в свои земли, чтобы могла она следить за Древним Договором. Ибо и тогда не пожелали людские владыки нарушить Древний Договор полностью уничтожить нелюдь.

— А Мать ваша Святая Церковь настаивала? — уже догадываясь о последствиях, спросил я.

— Да, — удивленно стрельнул он в меня взглядом.

— И нелюдь, что оставалась в ваших землях, побежала в земли других владык?

— Да.

— А потом была война?

— Да.

— И вы проиграли?

— Да.

— И нелюдь уравняли в правах с человеком.

— Откуда ты это все знаешь, пришелец? — поднялся он во весь свой немалый рост.

— Ты знаешь, там, откуда я пришел, есть такая наука — аналитика.

— Я не желаю знать, что это за наука. Я желаю знать, откуда тебе все это известно. Или ты можешь рассказать, что было дальше?

— Могу. Только сядь, не горячись, — и руки в непривычном мне жесте улеглись вдруг на пояс

Как ни странно, он сел, не отрывая глаз от моего пояса, а я с удивлением уставился на две рукоятки, в которые обратилась сложная пряжка.

— Ты посланник, — мертвыми губами констатировал брат Гильденбрандт.

— Да? — счел необходимым удивиться я.

— С чем пришел ты к нам? — тускло спросил прелат. — Что принес и кому?

И вдруг дошло. Прежде чем дать Вовке в челюсть, я переложил в правую руку (чтобы не покалечить дите) портфель. А в портфеле была та самая нагрудная пластина, которую Леха, наш друг ювелир, покрыл по просьбе Маги арабской вязью.

— Какая с виду эта твоя скрижаль?

— Широкий полумесяц, покрытый письменами, — быстро ответил мой собеседник.

— Какими?

— Обычными. Лишь при прочтении они вспыхивают священным зеленым огнем.

— Дай мне какой-нибудь письменный текст.

— Какой?

— Любой.

И оторопевший от этой бурной реакции старик протянул мне лист бумаги. А на нем четким почерком струйного принтера изгибалось в вечном танце вызывающе красивое арабское письмо.

— Мать твою, — я вскочил, отчего высокое готическое кресло с грохотом рухнуло на пол. — Эта штука у меня дома! Едем!

Почтенный старец резко хлопнул снизу по столу и одним прыжком перелетел через стол.

— Что же ты молчал? — проорал он на меня, яростно вытаращив круглые серые глаза.

— А что же ты не спрашивал?

Вбежавший секретарь, увидев как мы весело орем друг на друга, торопливо сунул руку под обширную черную рясу.

Дед яростно блеснул в него глазами.

— Машину к первому подъезду, — и заметив заминку, — Бегом!

Секретарь рухнул на одно колено и с громким стуком шарахнул головой по полу.

— Инш-алла, — люто рявкнул в ответ и ломанулся к дверям, выдергивая из-под рясы мобилу.

— Это кто еще? — в очередной раз столкнулся я со странностью этого мира.

На что услышал равнодушное:

— Шахид.

Я поперхнулся услышанным и не смог сдержать следующего вопроса.

— А во что вы веруете?

Брат растер меня презрительным взглядом по полу.

— В Единого Господа Бога нашего. Распятого Христа и брата его Меченосного Магомеда.

— А господь кто? — Обалдел я.

И получил как дубиной промеж ушей.

— Оба.

Я замолк. На бегу такое множество информации усвоить трудно.

Как мы неслись! А в голове моей неслись с той же скоростью мысли. Что я делаю? Вправе ли я вмешиваться в спор, древний как этот мир?

И мне сразу захотелось дать себе затрещину. Я не вправе помочь своим братьям, таким же людям, как и я?! Не надо рефлексий. Эти — мои. А те — чужие. Друг с другом мы сами разберемся. И морды друг другу побьем, и напьемся, и нацелуемся. Но это наши морды и бить их вправе только мы. И если в моей голове осмелился появиться такой вопрос, то грош ей цена, да и тому, на чьих плечах она торчит тоже.

Второй раз за сутки во двор наш со скрипом тормозов, распугивая полутьму раннего утра проблесками фонарей, влетали черные лимузины Святой Инквизиции.