Келльская пророчица

Закет был озадачен.

– Как все вы уже могли заметить, я не вышел ростом, – пояснил драсниец. – Все громадное меня гнетет. Признаю, что эта гора гораздо больше меня, однако не желаю знать, насколько именно.

Тоф вновь принялся жестикулировать, обращаясь к Дарнику.

– Он говорит, что Келль лежит в тени этой горы, – перевел кузнец.

– Это чересчур туманно, добрый человек, – поморщился Сади. – Уверен, что в тени этой горы лежит по меньшей мере половина континента.

С небес плавно опустился Бельдин.

– Здоровая горка, правда? – Сощурившись, он озирал гигантский пик, упирающийся, казалось, в самое небо.

– Мы заметили, – съязвил Бельгарат. – А что у нас впереди?

– Долгий и нудный спуск – вы еще нескоро достигнете склонов этого страшилища.

– Это и отсюда видно.

– Мои поздравления. Кстати, я нашел местечко, где вы можете отделаться от своего гролима. Да и не одно...

– Что значит «отделаться», дядя? – подозрительно спросила Польгара.

– На вашем пути будет немало крутых обрывов, – елейным голосом принялся растолковывать Бельдин. – Ведь сама знаешь, в горах случается всякое...

– Это совершенно исключено! Не для того я перевязывала ему раны, чтобы ты, улучив момент, сбросил его с обрыва.

– Польгара, ты ущемляешь мою свободу отправлять обряды моей веры!

Польгара недоуменно подняла бровь.

– Думал, ты знаешь. Одна из наших заповедей гласит: «Встретил гролима – убей его!»

– Пожалуй, я подумаю, не перейти ли мне в вашу веру, – заявил Закет.

– А ты совершенно уверен, что ты не арендиец? – спросил Гарион.

Бельдин вздохнул.

– Ну, поскольку, Пол, твое призвание – отравлять мне жизнь, сообщаю: я отыскал внизу, чуть ниже линии снегов, поселение погонщиков овец.

– Они называются пастухами, дядюшка, – поправила его Польгара.

– Это одно и то же. А если приглядеться, то и слова-то похожи как близнецы.

– Но «пастухи» звучит все же куда приятнее.

– Приятнее! – фыркнул Бельдин. – Овцы тупы, дурно пахнут и отвратительны на вкус. И те, кто всю жизнь посвящает этим тварям, – либо дефективные, либо извращенцы.

– Ты с утра в прекрасной форме, – отметил Бельгарат.

– Нынче великолепный день для полетов, – широко улыбнулся Бельдин. – Известно ли вам, что в такие солнечные деньки от снегов мощным потоком поднимается приятнейшее тепло? Однажды я взлетел так высоко, что у меня перед глазами замелькали мушки.

– Но это глупо, дядя! – резко оборвала его Польгара. – Очень опасно взлетать высоко, когда воздух такой разреженный!

– Все мы время от времени делаем глупости, – отмахнулся Бельдин. – А какой вид открывается с высоты! Это что-то невероятное! Летим вместе – я тебе покажу.

– Неужели ты никогда не повзрослеешь?

– Сильно в этом сомневаюсь и даже надеюсь, что ничего подобного со мной не произойдет. – Он поглядел на Бельгарата. – Советую вам спуститься на милю или около того и разбить лагерь.

– Но ведь еще рано.

– Отнюдь. Как бы не поздно. Вечернее солнце пригревает – это ощущается даже здесь. Снег начинает подтаивать. Я уже видел целых три снежных лавины. Если ошибиться в выборе места ночлега, то можно спуститься вниз много быстрее, чем вам хотелось бы.

– Мысль интересная. Мы последуем твоему совету и заночуем там, где ты укажешь.

– Я полечу впереди. – Бельдин пригнулся и распростер руки. – Ты и вправду не хочешь меня сопровождать, Пол?

– Не глупи, – отрезала Польгара.

И Бельдин, издав замогильный хохот, взмыл в небо.

Путники разбили лагерь на самом горном хребте. Хотя им и досаждал нестихающий ветер, но схода лавины здесь можно было не опасаться. Гарион дурно спал. От порывов ветра, вволю резвящегося на ничем не защищенном пространстве, их с Сенедрой палатка сотрясалась и гудела, не умолкая. Гариону казалось, что он вот-вот уснет, но этот гул пробирался, казалось, и в самые его сновидения. Он то и дело беспокойно ворочался.

– Тоже не можешь уснуть? – раздался из холодной тьмы голосок Сенедры.

– Это все ветер...

– Постарайся о нем не думать.

– Да я и не думаю, но у меня такое ощущение, будто пытаюсь уснуть внутри огромного барабана.

– Утром ты был очень храбр, Гарион. Когда я услышала о чудовище, насмерть перепугалась.

– Мы и прежде разделывались с чудовищами. Со временем ты привыкнешь.

– Боже, неужели нам никогда это не прискучит?

– Такова участь всех могущественных героев. Сразить парочку монстров перед завтраком – что может быть лучше для аппетита?

– Ты переменился, Гарион...

– Не может быть.

– Да, милый, это так. Когда я впервые встретила тебя, ты ни за что не сказал бы ничего подобного.

– Когда ты меня впервые встретила, я воспринимал все слишком серьезно.

– Но разве ты не относишься серьезно к нашему путешествию? – почти с укоризной спросила Сенедра.

– Разумеется, отношусь! Просто не хочу сосредоточиваться на маленьких неожиданностях, неизбежных в любом путешествии. К тому же нет решительно никакого смысла переживать по поводу того, что уже случилось...

– Ну что же, если заснуть мы все равно не можем... – Сенедра нежно обняла мужа и поцеловала его – с величайшей серьезностью.

Ночью сильно подморозило, и когда путешественники проснулись, снег, накануне вечером угрожающе подтаявший, вновь затвердел. Теперь можно было двигаться в путь, не опасаясь обвала. Поскольку основной удар снежной бури, отбушевавшей накануне, принял на себя горный кряж, на караванном пути снега почти не было, и путники быстро продвигались вперед. Уже к середине дня они миновали зону вечных снегов и тотчас же окунулись в весеннее тепло. Высокогорные луга радовали глаз цветами, которые слегка клонились под свежим ветерком. Ручейки, сбегающие с ледников, весело мчались по сверкающим на солнце камушкам, а лани ласковыми взорами провожали Гариона и его спутников.

В нескольких милях ниже границы вечных снегов им стали попадаться овечьи гурты – животные усердно поглощали на своем пути все подряд, жуя траву и ароматные цветы с одинаковым аппетитом. Все приглядывающие за ними пастухи облачены были в одинаковые белые балахоны без каких-либо украшений – сидя на камнях, они предавались мечтательному созерцанию окрестных красот, в то время как псы их прекрасно справлялись с работой.

Волчица спокойно трусила рядом с Кретьеном. Уши ее то и дело вздрагивали, а янтарные глаза настороженно следили за овцами.

– Не советую, сестренка, – сказал ей по-волчьи Гарион.

– Сестра и не собирается делать ничего такого, – ответила волчица. – Волчица и прежде встречалась с этими зверями, да и с людьми и собаками, которые их оберегают. Украсть овцу легче легкого, но тогда собаки выходят из себя, а их гавканье портит аппетит. – На волчьей морде появилась самая настоящая улыбка. – Правда, сестра может заставить этих зверюшек побегать. Всем надлежит знать, кто хозяин в лесах.

– Брат опасается, что наш вожак будет недоволен.

– Увы, – согласилась волчица. – Возможно, вожак чересчур много о себе понимает. Сестра отметила в нем эту особенность.

– Что она говорит? – с любопытством спросил Закет.

– Подумывает – не погонять ли овечек, – ответил Гарион. – Нет, не затем, чтобы убивать, а просто порезвиться. Думаю, ей хочется немного поразвлечься.

– Поразвлечься? Странно звучит, когда касается волка...

– Ничуть. Волки частенько играют друг с дружкой, к тому же у них весьма утонченное чувство юмора.

Лицо Закета сделалось задумчивым.

– Знаешь, что пришло мне на ум, Гарион? Человек считает себя властелином мира, но все прочие существа, соседствующие с ним, относятся к его величию с полнейшим равнодушием. У них своя жизнь, свое общество и, полагаю даже, свои разнообразные культурные традиции. Ведь они же не обращают на нас никакого внимания, правда?

– За исключением тех случаев, когда мы причиняем им неудобство.

– Какой сокрушительный удар по моему императорскому достоинству! – Закет криво улыбнулся. – Мы с тобою – самые могущественные люди во всем мире, а волки смотрят на нас лишь как на источник досадных неудобств.