Негодяйские дни (СИ)

   Такайра провел большим пальцем по диагональным, розоватым шрамам на шее, под волосами - скрывая их, Мара никогда не забирала волосы в хвост. Он с самого начала знакомства ломал голову над происхождением этих отметин, но если она не желала говорить о себе и своем прошлом (а она, обычно, не желала) - из нее не удавалось вытянуть слов, ни побоями, ни лаской. Складывалось ощущение, что некто - педантичный, но безумный, ножом с иззубренной кромкой аккуратно размечал кожу, для того, чтобы позже нарезать шею Мары ломтями.

   Повеяло сквозняком - Малыш выскочил на улицу.

   Такайра усмехнулся, пробуя на вкус соски Мары, потом опрокинул женщину на смятые шкуры, лег сверху и тихо сказал:

   - Рано или поздно ты найдешь всех, кого искала. Я не знаю, за что ты мстишь им, но месть жива - пока живут те, для кого она предназначена. А после ты почувствуешь опустошение, и жизнь покажется холодной и бесцельной.

   Не открывая глаз, она замотала головой. Уголки кажущихся воспаленными губ приподнялись.

   - Думаешь, я не знаю, о чем говорю? - спокойно спросил Такайра, но не выдержал - захватил ее губы своими, сминая и давя, словно сладкие ягоды.

   Она отвечала едва заметными движениями и улыбалась странной, отстраненной улыбкой. И глядя на нее, Такайра со звериной интуицией понял, о чем она думает - Мара вспоминала тех четверых, в чьей крови купалась, улыбаясь так же, как сейчас.

   - Куда ты отправишься, когда твоя дорога будет окончена? - требовательно спросил он и ощутимо тряхнул ее за плечи.

   Бирюзовые глаза открылись и, как всегда, он поразился - радужки были прозрачными, неоднородными, словно мрамор, меняли цвет, как камень аквамарин - но лишь в границах спектра от синего до зеленого.

   - Что ты пытаешься мне сказать, Айра? - спросила она.

   Подобное обращение к себе он терпел лишь от двух женщин за всю жизнь. И обе находились рядом с ним. А одна - сейчас - даже под ним.

   - Когда ты положишь всех из своего списка, вернись и стань моей кайри. Я дал тебе многое, но смогу дать больше - положение, деньги, защиту. Кто-то из тех, кого ты собралась убить, или их родственников, может решиться на ответную месть.

   - Кайри... - произнесла она, словно пробуя слово на вкус. - Кайри...

   В землях Таласского залива устные договоренности, так называемые фиры, до сих пор не просто имели место, но использовались наравне с юридически оформленными документами. А в некоторых случаях, право фиры стояло даже выше обычного права. Как правило, это касалось старых, шедших еще с темных времен, обстоятельств, суть которых не менялась со временем. Например, фира кайри давала возможность любому свободному человеку, независимо от пола, по добровольному согласию стать тенью того, кто готов был потратить время на его обучение. Ученик признавал право Учителя делать с собой, что угодно, кроме убийства и продажи в рабство, а взамен получал в безраздельное пользование его имущество, знания и опыт. После смерти дарящего его дело переходило в руки кайри. Причем фира не подразумевала последующего заключения брака, и многие кайри, юридически оставаясь свободными, могли в любой момент прекратить сделку. Однако пары, обычно образовавшиеся таким образом и состоящие в близких отношениях, жили долго и счастливо, ибо давали друг другу то, в чем по-настоящему нуждались. Подобные сделки были особенно распространены у магов и высших государственных чиновников, могущих предложить заинтересованной половине не только немалые средства к существованию, но и бесценные знания, простолюдинам зачастую недоступные в силу положения и отсутствия необходимых материальных благ. Случалось и так, что какой-нибудь господин содержал в одном замке жену благородных кровей, к которой относился не иначе как к кобыле с хорошим экстерьером и крыл в положенные сроки с целью заиметь родовитое потомство, а жил - в другом, со своей кайри, детей которой включал в завещание наравне с официальными.

   Мара чуть пошевелилась, давая понять, что ей неудобно. С неудовольствием Коршун сполз вбок, не убирая руки с ее груди. Женщина повернула к нему лицо, на котором яркими пятнами выделялись глаза - сейчас цвета морской волны, и губы, кажущиеся воспаленными от его грубых поцелуев. Такайра понял - она согласна поговорить! Просто поговорить об этом. Такое случалось редко. Обычно Мара отмалчивалась, или вставала и уходила, если он, взбешенный ее молчанием, не останавливал ее, чтобы брать снова и снова, доводя до изнеможения, но так и не получая ответа.

   - Ты решил остановиться? - спросила она, и он уловил в голосе понимание. - Всему приходит свое время. Иногда нужно пожить другой жизнью, чтобы понять - чего лишился. Когда разойдутся наши дороги?

   Кошун невольно стиснул ее грудь до боли. Усилием воли сдержал себя, чтобы не поранить прохладную нежную плоть, передвинул руку на шею женщины, сжал. Только так она останется рядом с ним! Только так. Сдавить пальцы, сломать хрупкую гортань или свернуть ей голову одним - коротким и сильным жестом. Сейчас, пока его семя не высохло на внутренней поверхности ее бедер...

   - В Изириме я назову тебе последнее имя, - с трудом заставив себя говорить, ответил он. - Остальные, если где-то и находятся, то не в пределах шагганата.

   - Значит, я покидаю шагганат. Когда ты меня отпустишь? - она приблизила лицо, находясь так близко, что бирюзовое сияние глаз расплывалось, словно от слез.

   Он понимал больше, чем Мара сказала. Знал - без слов, но она напоминает о том, что выполняла его прихоти, отвечала на ласки, даже самые болезненные и бесстыдные, была послушна и покорна, исполняя тем самым свою часть заключенной между ними сделки. И последним заданным вопросом Мара лишь подтвердила, что готова выполнить эту часть до конца...

   Хлесткие пощечины воспоминаний о времени, проведенном с ней, неожиданно ударили слишком больно. Глаза Такайры потемнели, как небо перед грозой. Никогда и никому не доставались ни сердце его, ни душа, ибо он с легкостью переступал через людей, с которыми сводила судьба. А вот поди ж ты - ранее не познанная боль при мысли о расставании с ней, и чувство, похожее на сожаление, которое возникало всякий раз, когда он думал, что распустит своих людей в Изириме. Что это - старость?

   - Ты нужна мне для последнего дела, - он находил странную прелесть в том, что говорил ей правду.

   Пожалуй, Мара была единственной женщиной, перед которой он не скрывал своих мыслей или не говорил о том, чего нет, чтобы добиться собственных целей.

   - После можешь быть свободна. Я признаю хаг состоявшимся. Куда ты отправишься?

   - Среди тех людей было несколько киотов, отправлюсь в Маору, поищу там, - быстро ответила она.

   Такайра улыбнулся, хотя внутри все кипело - она боялась, что он передумает, потому поспешила с ответом. Однако Коршун был человеком слова, как бы ни неправдоподобно это звучало. Он знал, что Пресветлая сука наказывает тех, кто не признает право фиры.

   Напоследок пройдясь губами по жемчужно светящейся в наступившей темноте коже ее груди, Такайра поднялся, оделся и, откинув полог шатра, остановился на пороге, разглядывая сидящих вокруг костра своих людей, Рамоса с какой-то шлюхой на коленях и Далграна, робко протягивающего руку к раздаваемым Дариной тарелкам. Аппетитный запах жаркого из несчастного барана, которого наконец-то забили, и овощей щекотал ноздри. Хорошая еда и вино - рядом с Лохмачом лежал полный бурдюк - то, что нужно сейчас, чтобы заставить мозги работать, разогнав туман, который наводили на него ласки Мары! Он уже собрался выйти, когда ее шепот ударил, словно нож в спину:

   - Спасибо... за все...

   Такайра чуть повернул голову. Ответил холодно:

   - Приходи к огню, женщина.

   И вышел.

   Они покинули городище через два дня, как и собирались. Спустя ещё два дня пути дорога побежала вниз - к морю. Между боками пологих холмов Гармского нагорья, поросших вереском и дроком, уже виднелись красные башни Изирима, увенчанные штандартами. В придорожных трактирах предпочитали пить не зуборастворительный рат, а более богатый вкусом хмельной диль или вино, которого было в избытке, ведь Крир располагался в полосе самого мягкого климата на побережье, идеально подходящего виноградникам.