Стражи Волшебного мира (ЛП)

Снова вернувшись к записям, она еще раз с самого начала просмотрела родословные. За оставшуюся часть дня она обнаружила довольно много записей о других членах рода Омаросианов, которые стали Королями и Королевами. Однако было странно, что все они, казалось, правили эпизодически, между периодами их правления были весьма большие промежутки времени. Учитывая, что они не наследовали трон по прямой линии, казалось необычным видеть их такое частое появление — создавалось впечатление, будто их привлекали править в качестве монархов–опекунов. Также выяснилось, что они заключали браки с другими семьями; многие родословные были взаимосвязаны.

Приближались сумерки, а это означало, что она проработала без перерыва весь день. Она ничего не ела в обед и начала испытывать довольно сильное чувство голода, когда вспомнила, что обещала поужинать с Элличем и Джерой. Она добралась до места в записях, где Старый мир уничтожил сам себя, а выжившие эльфы, люди и их потомки пережили тысячу лет, чтобы потом образовать Первый Совет Друидов, но за все эти прошедшие столетия не было ни единого упоминания об Омаросианах. Она собралась уже закрыть родословные и отправиться на ужин, когда ее взгляд задержался на одной записи, сделанной вскоре после созыва Первого Совета Друидов.

Она дважды ее перевела, чтобы убедиться, что она правильно все прочла. Но там была явная ссылка на брак, который связывал Омаросианов прошлого с, по крайней мере, одной ветвью семьи, которая жила в настоящем.

Омаросианы объединились с Элессдилами.

Что означало, каким бы невероятным это ни казалось, что она и Алея Омаросиан были родственницами.

Ужин с ее тетей и дядей этим вечером был крайне спокойным. Джера отвечала на вопросы Афенглу краткими ремарками, а Эллич вообще не разговаривал. Длинные периоды молчания прерывались длишь звуками столовых приборов по тарелкам, а также шуршанием по крыше огромной ивы. Это был самый долгий ужин, который могла вспомнить Афенглу, и она ничего не могла сделать, чтобы это исправить. Ее дядя и тетя были довольно милыми, но не особо сведущими в том, чем она занималась, чтобы произнести больше полудюжины слов за раз. Несмотря на всю их теплую дружбу и семейные узы, ей казалось, что они были чужаками.

Она не могла этого объяснить и решила даже не пытаться это сделать. Иногда лучше позволить всему идти своим чередом.

Когда ужин закончился, Эллич спросил ее, не хочет ли она прогуляться с ним. Джера начала убирать посуду и отказалась от предложения Афенглу ей помочь, настаивая, чтобы та составила компанию своему дяде. Было не трудно догадаться, что именно об этом они договорились до того, как она к ним пришла, и думали об этом весь ужин. Афен понимала, что ей вряд ли понравится то, о чем собирался с ней поговорить дядя, раз он и Джера так нервничали по этому поводу, но не нашла никакой разумной причины избежать этого разговора.

Эллич вывел ее на улицу подышать чистым, прохладным ночным воздухом. Небо заполнилось звездами, а город погрузился в тишину. Они бок о бок шли по тропинке, которая пробегала вдоль соседних коттеджей, никто из них не пытался заговорить. Афенглу представила, какими похожими они показались бы любому встречному — оба высокие и худые, светловолосые и голубоглазые, обладающие широкой, размашистой походкой и источающие уверенность. Это не было случайностью или результатом генетики. Афенглу растили как ее собственные родители, так и Эллич с Джерой, и будучи еще маленькой девочкой она очень сильно старалась подражать всему, что говорил или делал ее дядя, часами следуя за ним, как преданный щенок.

Это было давным давно, но кое–что из того, что она переняла у него, она хранила, как свое собственное, от манеры ходьбы до медленного, осторожного подхода к решению проблем и раскрытию тайн.

— Я беспокоюсь о тебе, — наконец произнес ее дядя, видимо решив, что настало время высказать то, что у него накипело.

— Не стоит, — сразу же ответила она. — Со мной все хорошо.

— Что, я уверен, объясняет эти следы ожога на твоей шее.

Она одела шарф, чтобы скрыть эти следы, но он каким–то образом умудрился их заметить.

— Ладно, у меня не все хорошо. Кто–то напал на меня, но я прогнала его. Я не пострадала.

Ее дядя поднял взгляд:

— На этот раз не пострадала. А что будет в следующий? Ты притягиваешь врагов своим решением стать друидом, Афен. Не стоит притворяться. Я слышал разговоры, а люди обычно осмотрительны, когда говорят рядом со мной. И им не нравится то, что ты делаешь, а, как следствие, они не очень любят тебя.

— Я в курсе.

— Ну, что же, тогда вот что. Я хочу спросить тебя, ты никогда не задумывалась покинуть орден и навсегда вернуться жить сюда?

Она вздохнула:

— У меня не было ни одной такой мысли, Эллич. Мне нравится то, что я делаю, и нравятся люди, с которыми я это делаю. Я ничего не могу поделать с тем, что некоторые эльфы злятся на это. Я считала, что эльфы, из всех народов, меньше всего склонны к дискриминации. Но, возможно, мне это только казалось.

Он оглянулся:

— Не торопись с выводами. Я не из тех, кто считает, что ты совершила ошибку. Мне просто интересно, какой частью своей жизни ты должна пожертвовать ради этого выбора. Пока ты проводишь целые дни в этих пыльных хранилищах, пытаясь отыскать то, чего, весьма вероятно, не существует, более насущные проблемы остаются нерешенными.

— О чем ты говоришь?

Он остановился и повернулся к ней лицом:

— Мир уже не тот, что раньше, Афен. Мы вышли из мира, в котором господствовала наука, а не магия. Магия — это пройденный путь, и мы покинули его после падения Волшебного мира и прихода человечества. Однако с разрушением мира, построенного наукой и человечеством, мы снова обратились к магии, чтобы сохранить и улучшить то, что досталось нам от Старого мира. И нам сопутствовал успех на протяжении более трех тысяч лет. Но теперь все меняется.

Она пристально посмотрела на него:

— Как это меняется? Магия по–прежнему управляет нашим народом. Она все еще определяет баланс сил между расами.

— На данный момент не так уж и сильно. Федерация прилагает все свои силы, чтобы восстановить утраченные технологии. Люди не доверяют магии; они больше полагаются на науку. Это особенно актуально для тех, кем правит Федерация, и еще больше для тех, кто именно правит. У них четкое и, по всей видимости, неизменное мировоззрение. Они стремятся к господству над другими расами и полагают, что наука предоставит им силу, чтобы это осуществить. Они боролись за это во время войны на Преккендорране, и даже после того, как были разбиты, они затаили это свое желание. Они почти вдвое превосходят числом другие расы, и упорно увеличивают это соотношение с помощью союзов и договоров. Все, что им нужно — это убрать со своей дороги магию эльфов и друидов.

— Этого не случится. — Она твердо выдержала его взгляд. — Друиды этого не позволят.

Он кивнул:

— Это ты так думаешь. Однако орден друидов мал и изолирован. Сколько вас осталось? Шесть? Восемь? А сколько лет не видели вашу Ард Рис? Даже эльфы не хотят иметь с вами никаких дел. Как много можно сделать с таким количеством? — Он перевел дух. — Это не значит, что мы лучше. Вовсе нет. Мы тоже немного обладаем магией, но никакой существенной, кроме синих Эльфийских камней. Мы изучаем применение магии, а некоторые из нас владеют талисманами, которые передавались из рук в руки на протяжении столетий, но, по большому счету, мы лишены настоящей магии. Когда–то нас выделяло владение магией. Теперь это кажется диковинкой, пережитком других времен.

Он вздохнул:

— Такое состояние дел тревожит, Афенглу. Без магии мы уязвимы во многих местах. Наша армия хорошо обучена, но несравнима по численности с армией Федерации. Мы гнушаемся помощью друидов; у нас только единственный значимый союз — с дворфами. Если он распадется, то мы окажемся под атаками отовсюду.

— Федерация не посмеет. Остальные расы ее не поддержат.