Механик её Величества

– Товарищ генерал - капитана Аленича вы лично отпустили в Москву. А майора Захарова только что, утром, медицина завернула - слишком усугублял намедни, шайтан его… - в голосе Файзуллиева послышалась обида, словно его обвинили в том, что он продал Луну империалистам, а родную подмосковную авиабазу - и вовсе гренландским китам.

Чередниченко хмуро кивнул, стоя на холодном ветру возле притихшего пока "Ильюшина". Матюгнулся для виду - в сторону, негромко - чтобы раскаты разгневанного генеральского рыка не достигли ушей холодно-вежливых парней в штатском, ожидающих у зелёного армейского "Урала" с бронированным кузовом и старательно забрызганными грязью номерами. Ну Сашка, ну молодец! Пара синяков и порезов Митрохину не в убыток. Что ж… пора решаться?

Из застеклённой башенки диспетчерской выскочили несколько фигурок и, тотчас же прыгнув в разъездной Уазик, помчались сюда. При ближайшем рассмотрении это оказался подтянутый полковник N собственной персоной и при нём, расхристанный как для контраста майор медслужбы.

– Павел Иванович, - деловито, но без излишнего формализма обратился к генералу полковник. - Аленичу дозвонились - но он после свадьбы сестры никакой. Может, кого-то из боевых лётчиков выдернуть?

Прикинув по услужливо поданному начштабом списку, генерал покачал головой.

– Не годится. Никто из них летал на "бегемоте" - к тому же у него даже у пустого вес куда больше, чем у под завязку загруженного СУ-пятнадцатого.

Доселе молчаливый седовласый генерал в штатском, присутствующий при этой сцене, осуждающе покачал головой.

– Бардак тут у вас, однако. Один имеющийся пилот что, не сможет вести машину?

Файзуллиев переглянулся с полковником. Сначала пожал плечами, но затем, заметив что генерал скептически кривит рот, проворчал.

– Не в этот раз. Далеко, высоко - да и не дрова ж вести…

Чередниченко перекинул из угла в угол рта наполовину выкуренную сигарету, посмотрел в бесцветно-невыразительные глаза гэбэшника и с невыразимым наслаждением добавил:

– Это вам не шпионами своих товарищей выставлять, тут надо уметь летать на тяжёлом самолёте.

– Чт… что?!! - тот едва не задохнулся. Как седовласого от такой непочтительности к органам не хватил удар, осталось известно только покойному ныне Железному Феликсу. - Да я вас сейчас…

– Помолчи, гусь бескрылый, - с великолепной небрежностью процедил Чередниченко через оттопыренную от брезгливости губу. Он уже решился - и переступил ту грань в себе, последнее время всё сильнее отделявшую человека от хозяина неба. Отвернувшись, генерал обратился к майору-дежурному.

– Марат, не в службу а в дружбу - сгоняй в мой кабинет, да принеси лётную кожанку и подшлемник, ещё с корейской… там, в левом шкафу.

Проводил взглядом унёсшегося на Уазике офицера. Затем посмотрел в глаза настороженно помалкивающего полковника N. Погрозил внушительно кулаком, и распорядился.

– На время моего отсутствия назначаю вас своим заместителем.

Кагебист снова попытался запетушиться, не будучи в силах вынести столь явных оскорблений, но бывалый лётчик просто поинтересовался у того - сколько времени до вылета? - тот обнаружил, что осталось четверть часа, и увял. А генерал не отказал себе в удовольствии добить его окончательно:

– У меня приказ - доставить что надо куда следует. И я намерен его выполнить, даже если мне придётся полезть к чёрту в пекло и там всех к чьей-то матери разбомбить. Давай уж своё полётное задание, грёбаный ты рыцарь плаща и кинжала…

Как бы в подтверждение его слов, сверху в блистере Ила заверещали сервомоторы турели, и кто-то из ребят на пробу повернул в их сторону скорострельную пушечную спарку. Ну, Сашка, ну жук - спасибо!

Лётчик махнул рукой замершим у машины парням - загружай, мол! Гэбист скривился, будто съел целиком лимон, но подтвердил своим кивком - начинайте. А сам полез за пазуху и извлёк длинный плотный конверт.

Чередниченко проигнорировал кучу печатей и грозных предупреждений да уведомлений о суперпуперсекретности, и запросто вскрыл конверт, словно это было обыкновенное письмо от дочери. Пробежав глазами, прочёл ещё раз - на этот раз более внимательно, хмыкнул.

– Мудрёно… - и не без вздоха стал расписываться в куче подсунутых седым ведомостей. Что, мол, получил да уяснил, да в обстановке секретности, и прочая, прочая. Пока то да сё, от грузового люка пока что притихшего "Ильюшина" подскочили сразу трое - Евсеев, Найдёнов и здоровенный парняга в штатском. Доложили, что груз на борту, принайтован и опломбирован. И стали раздавать свою порцию автографов по бесчисленным ведомостям.

И когда генерал лично осмотрел закреплённый на платформе внутри фюзеляжа дюралевый контейнер и мстительно заставил гэбистов заменить одну чуть криво навешенную пломбу, по трапу взбежал мокрый и распаренный Файзуллиев.

– Палываныч…

Шагнув снова в люк наружу, генерал принял из рук исполнительного майора куртку, надел её. Разгладил на себе, вновь ощущая в душе тот холодок, что бывает перед опасным заданием. Пожал руку сослуживцу, весело и нахально помахал сверху разобиженному гэбисту. Да пошёл ты… жалуйся теперь хоть в ЦК…

Воткнув разьём подшлемника в бортовую сеть, скомандовал:

– Аничкин, запускай двигатели! - во всяких проверках да перекличках нужды не было. Ребята проверенные не раз - причём в деле, а не только хитромудрыми провокациями Евсеева. И если старина Ухтомцев (между нами говоря - сослуживец ещё из Египта и Сирии) доложил, что "Паша, с бегемотом всё в порядке - да у меня по другому и не бывает", то веры этому механику больше, чем всем партийным идеологам вместе взятым.

А сам он стоял в пока открытом ещё проёме люка, поглядывая, как разъезжаются машины - служебные аэродрома и оба БТРа гэбэшников. Убедившись, что полоса чиста, запросил кабину:

– Ну что там?

Второй пилот Аничкин доложился как положено, и всё же с какой-то неуставной пилотской лихостью.

– Ну и прекрасно, - кивнул себе генерал… бывший генерал. И принялся закрывать да герметизировать люк, отсекая себя от свиста набирающих обороты газотурбинников - и от суеты земных дрязг.

Ну что, как там сказал однажды Юрка Гагарин?

– Поехали!

Пройдясь по всем отсекам и всюду оглядев самолёт хозяйским глазом, Александр за дополнительным баком заглянул в здоровущий ящик с инструментом и запчастями. Там, обняв здоровенный гаечный ключ, на двух подстеленных под него подбитых мехом лётных куртках безмятежно дрых Вовка. Улыбнувшись, механик прикрыл обратно крышку. Мимоходом проверил давление в магистрали, осмотрел желоба с проводкой и удовлетворённо кивнул. Всё путём - ИЛ машина что надо. Хоть и старенькая, а иным скороспелым новинкам сто очков вперёд даст.

Возвращаясь через главный отсек, где в гражданских самолётах обретается орава разношёрстных и привередливых пассажиров, механик ещё раз придирчиво осмотрел крепления груза, подтянул одну муфту. Не обращая внимания на колюче-настороженные взгляды обоих неусыпно бдящих охранников из Комитета, наложил дополнительно две растяжки из тонкого стального троса, натянул до басовитого звона.

– Пристегнитесь, - буркнул он, завистливо окинув взором новёхонькое обмундирование гэбэшников, а особенно их диковинные, ещё никогда не виданные автоматы АКСУ. - Сейчас в облака войдём, потом разворот на курс.

Оба парня были как на подбор - статные, крепкие, хищно-агрессивной повадки. И с весьма заметным загаром до кончиков пальцев. "Никак на курортах загорали?" - прикинул механик.

Однако старший из вертухаев буркнул под нос некую вариацию на извечное российское "а пошёл ты" и лишь жестом показал - проваливай.

Механик на дух не переносил тихарей, прекрасно помня из читанного, как относились к голубым жандармским мундирам ещё при царе - тех и вовсе велено было в Офицерское Собрание не пущать. Потому он воткнул в розетку болтающийся шнур шлемофона и официально доложил командиру о своевольстве членов экипажа.

– А ну, хлопче, дай им послухать, - в голосе Чередниченко прорезался металл. Уж первый пилот на борту царь, бог и прокурор в одном лице.