Хроники Обетованного. Клинки и крылья(СИ)

- А Вы...

- Я на особом положении, если можно так сказать, - улыбаясь, проговорил Фиенни. - Сначала тауриллиан считали меня кем-то вроде советника по делам Обетованного.

- Сначала? - с опаской уточнила Тааль. - А сейчас уже нет?

- Сейчас я не помогаю им, - просто и искренне сказал Фиенни. Часть его лба на секунду стала прозрачной; он скользнул запястьем по зеркалу на поясе, чтобы исправить недочёт.

- Значит, Вы на стороне атури?

- Я ни на чьей стороне - уже очень давно. Я лишь подведу тебя к итогу пути, который тебе предназначен... - это звучало, точно ребусы Эоле в пещере, и Фиенни отвернулся, как если бы и сам ощутил неловкость. Потом свернул за угол и с явным удовольствием потянул носом. - Жасмин, Тааль. Мой собственный маленький оазис.

Здесь действительно рос жасмин - посреди песка и каменной крошки; изящный куст, усыпанный белыми цветами. Улицу пропитал тонкий, до странности печальный аромат; Фиенни шла эта горьковатая сладость. За кустом жасмина Тааль разглядела уютную овальную дверь из красного дерева - с позолоченным дверным молотком и чисто выметенными ступенями. В городе призраков и руин это выглядело слишком... нормальным. Тааль будто набрела на чужое гнездо.

О себе напомнила боль в ногах, а после - тяжесть волос, оттягивающая затылок. Да, больше не "гнездо"... Ей следует, наверное, привыкать к дверям и каменным стенам. Тауриллиан и атури наплевать, что полёты будут с мучительной ясностью возвращаться к ней во снах.

- Вы вырастили его с помощью магии? - спросила Тааль, пока Фиенни открывал дверь. Она растворилась почти бесшумно, но даже неприметный скрип в тишине прозвучал как грохот.

- Конечно, - как бы в забытьи ответил Фиенни. Он уже стоял на пороге, почти касаясь макушкой притолоки и словно не желая отрываться от жасмина. Тааль в первый раз подумалось, что обязанность провожать её через Город его тяготит. - Проходи, Тааль-сновидица. Будь моей гостьей.

Тааль не знала, каким полагается быть жилищу бескрылого, - но дом Фиенни сразу показался ей образцом. Всё внутри небольшого помещения было подобрано, сделано, поставлено с таким вкусом, такой любовью к каждой мелочи, что лучшие хозяйки гнездовья на Высокой Лестнице позавидовали бы. Простая ореховая мебель, открывая свободное пространство, уютными сгустками теплоты жалась по углам. Сначала Тааль удивили два кресла - мягких и громоздких, как медвежата, - но потом она поняла, что жара Пустыни здесь совершенно не ощущается, поэтому они манят, будто в ночной холод. Несколько зеркал разных размеров скучковались у стены напротив; их прикрыли полупрозрачной тканью - пряча то ли от посторонних, то ли от себя. Травяная подстилка скрадывала шаги и прекрасно сочеталась с тёмно-зелёными занавесями на окнах; это делало комнату похожей на сумрачный лес.

Большинство приспособлений, выдвижных ящичков, деревянных коробок были Тааль незнакомы; у неё разбегались глаза. Над столиком, в подвесных полках, небрежными рядами стояли таблички, похожие на драгоценность Турия - древнюю скрижаль "О стойкости"; рядом с ними лежали пергаментные свитки и странные предметы, которые она видела впервые. Пухлые и немного пыльные, белые или желтоватые внутри...

Здесь бы великолепно чувствовал себя дракон, - почему-то подумала Тааль. По крайней мере, в те периоды, когда позволял бы себе отдохнуть от полётов и охоты на оленей с быками... А ещё более великолепно - древесные атури. Как Фиенни назвал их, дриадами?..

И ещё ей стало интересно: какие нужны воля и мужество, чтобы создать себе вот такой уголок в городе смерти?.. Чтобы всё волшебство - оставшееся лишь настолько, насколько это доступно призраку, - пустить на сотворение этого уголка?

- Что это? - спросила она, осторожно дотрагиваясь до одного из странных предметов. Фиенни без единого шороха, как положено тени, снял с крючка начищенный до блеска сосуд и подвесил его над небольшой жаровней в форме драконьей пасти. Жаровня зажглась от щелчка его пальцев. Вскоре вода в сосуде закипела, сосуд мелко затрясся, а из его носика повалил пар.

- Книги, - сказал Фиенни. - Из бумаги, кожи и дерева. Можешь полистать, не бойся. Там такие же письмена, как на табличках кентавров и черепках тауриллиан... А это чайник, Тааль-Шийи. Не стоит смотреть на него, как на чудо, - он усмехнулся краешком губ. - Я постоянно забываю, что ты майтэ. Ты стала красивой девушкой.

Тааль вспыхнула - несмотря на превращение тела, краснела она по-прежнему запросто. Это не обнадёживало.

- В чайнике подогревают воду?

- Вот именно.

- А зачем?

- Сейчас увидишь, - Фиенни стремительно извлёк откуда-то две маленькие округлые чаши, поставил их на стол поверх звенящих блюдец. Целители в гнездовье плели такие ёмкости из тростника и молодых веточек - для хранения мазей и порошков; в похожих держали и воду в сезоны засухи. Но Тааль ни разу не встречала на них ни ручек, ни тонкой многоцветной росписи.

- Разве Вам нужно есть и пить? - растерялась Тааль - и сразу, вспыхнув по новой, прижала ко рту ладонь. - Простите, я хотела сказать...

- Не извиняйся, - Фиенни миролюбиво покачал головой. - Мне это и в самом деле не нужно, зато нужно тебе. Иногда безумно приятно приобщиться к делам живых, и я не могу побороть в себе это желание... Присаживайся.

Одно из кресел, повинуясь его воле, подъехало к Тааль и мягко подтолкнуло её под колени. Усесться в него после долгого пути было наслаждением; Тааль не знала раньше, что ногам несчастных бескрылых постоянно приходится тащить такой вес.

Сначала Фиенни разлил по чашкам какой-то густой тёмный отвар; от него поднимался непередаваемый запах - медвяный, с оттенком бергамота и кострового дыма. Рот Тааль наполнился слюной, и она внезапно поняла, что очень голодна. В самом деле: сколько уже она ничего не ела, кроме кашицы из коры?.. Кашицы, которой делился с ней едва волочивший ноги Турий...

Но Фиенни сказал, что с кентавром и Гаудрун всё хорошо. Кроме Фиенни, здесь ей больше некому верить... Не Хнакке же и грифам, в конце концов.

Тонкие, ненормально бесплотные пальцы хозяина умело управлялись и с чайником, и с другими маленькими, забавными предметами посуды; Тааль не представляла, как ими пользоваться, и глазела на всё, как несмышлёный птенец. Впрочем, Фиенни это явно доставляло удовольствие. Закончив с отваром, он неспешно залил его кипятком, а потом водрузил в центр стола блюдо с золотистыми кружками и сушёными фруктами.

Тааль сложила руки на коленях. Какие же они всё-таки огромные - не поймёшь, куда деть... Новое тело сковывало и смущало её; в близости Фиенни, как и в красивом чае, и в аромате жасмина с улицы, было что-то неправильное. Ей что же, придётся хватать еду прямо пальцами, без клюва? И грызть эти аппетитные на вид кружки зубами, точно хищнице?..

В пещере Эоле рассказал ей о хлебе, о пирогах и другой людской пище, и звучало это крайне заманчиво. Но Тааль не знала тогда, что ей придётся распробовать это чудо с рук умершего... В городе, где умерло всё - и где всё сберегло такие болезненно-яркие следы жизни.

Пока Фиенни колдовал над салфетками и нежно-бежевым кремом, Тааль испытала все муки неловкости в Лэфлиенне и Обетованном, вместе взятых. Вдобавок ко всему обнаружилось, что в полученном от волшебника одеянии у Тааль голые плечи; а увидев в отполированном боку чайника своё искажённое отражение, она и вовсе ужаснулась... Пожалуй, даже загадки Хнакки не привели её в такое замешательство.

Фиенни, будто догадавшись, сел напротив и взял чашку первым.

- Это очень вкусно, попробуй, - сказал он, смакуя мелкий глоток. - Чай - одно из величайших удовольствий, доступных людям, - он взглянул на серьёзное лицо Тааль и по-мальчишески звонко расхохотался. - Наряду с печеньем, конечно... Угощайся, Тааль. Теперь тебе нужно будет больше, чем раньше, чтобы выжить, а игрушки тауриллиан и атури вконец измотали тебя...

Он откусил кусочек, с заразительным хрустом прожевал его и прибавил:

- Жаль, что я не чувствую больше вкуса еды и питья.