Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

Облачённая в уже упомянутые одинаковые жилетки группа подростков, в которой тон задавали близнецы Дорон, образовала поблизости от сцены свой круг, который постепенно превратился в цепочку, незаметно перекатившуюся на сцену; и вот уже звонкие мальчишеские голоса задорно и красиво перекликаются с голосами Гилада и Ронена.

Шмулик и Рувик возникли рядом с артистами. Вчетвером они ритмично раскачивались, распевая одну песню за другой, разошлись по обе стороны сцены, снова сошлись, а вокруг них цепочкой ритмично сновали поющие хором мальчики. Группа подростков образовала полукруг, подыгрывая на гитарах певцам. Среди них неожиданно возник Гилад с маленькой затейливой арфочкой в руках. Ренана указала на неё и прошептала: «Это, — знаешь? — старинный гитит, его сделали Гиладу по особому заказу в Шалеме, в экспериментальных мастерских Института древней музыкальной традиции. Рувик тоже хочет это освоить, как-нибудь потом, когда время будет…».

Гитаристы тут же спрятали за спины свои гитары.

Ширли и Дороны смотрели на сцену, где рядом с любимыми артистами пели и танцевали Шмулик и Рувик. Такими же сияющими глазами смотрели на сцену, время от времени поглядывая по сторонам, и родные остальных мальчиков-студийцев, поющих и танцующих на сцене. Один маленький рыженький мальчик-студиец из тех, что цепочкой передвигались по сцене, показался Ширли очень знакомым. Но она никак не могла вспомнить, кто бы это мог быть.

Ренана и близнецы давно уже прожужжали Ширли все уши о том, что завсегдатаи «Цлилей Рина» знают наизусть весь репертуар любимых артистов, Гилада и Ронена. «До чего красиво поют!.. Как их тепло принимают! Здорово!» — восхищалась Ширли. Не успели студийцы пропеть пару-другую куплетов, как к ним тут же присоединялись сначала отдельные голоса, а потом и добрая половина «Цлилей Рина». Молодёжь, как видно, просто не способна была устать от весёлого бесконечного кружения в танце, сопровождаемого пением и ритмичными хлопками в ладоши.

Кружась среди веселящейся толпы девчонок в длинных юбках, Ширли и не вспоминала, что она-то, подобно белой вороне, отплясывает в своих любимых джинсах густо-синего цвета, тогда как у всех девочек, не говоря уж об их мамах, длинные, почти до земли, юбки. И никому это не мешало! Она ощущала себя естественной и неотделимой частью всей этой зажигательно-весёлой, звенящей кутерьмы.

Натанцевавшись, они с Ренаной вернулись и сели рядом с Нехамой, с интересом уставившись на сцену. Бенци уже несколько раз подходил к Нехаме и участливо спрашивал, как она, не утомляет ли её шум? Нехама с улыбкой качала головой и говорила: «Что ты, дорогой! Всё просто замечательно!» Ренана, немного смущаясь, объяснила подруге: «Мама ждёт маленького, вот папа и беспокоится…» Ширли слабо кивнула, а про себя попыталась сообразить, насколько же этот будущий братик (или сестрёнка) будет младше Ренаны (а главное — Ноама).

Ширли заметила, что и оба артиста, и хор мальчиков, и время от времени присоединяющаяся к ним маленькая группа подростков-гитаристов исполняют не просто отдельные, следующие друг за другом номера программы, а нечто, композиционно связанное в единое целое, и это у неё непостижимым образом ассоциировалось с эранийскими мюзиклами. Да это же хасидский мюзикл, о котором как-то обмолвились близнецы Дорон? Красиво!..

То и дело Ширли робко и украдкой переводила взгляд со сцены на затейливые круги и цепочки танцующих и поющих мужчин, незаметно стараясь глазами отыскать Ноама.

Он топтался в малом кругу, с одной стороны, положив ему руку на плечо, топтался Максим, с другой бойко отплясывал Ирми. Вдруг она заметила, что и Ноам украдкой поглядывает на ряды зрителей, ищет её глазами. Найдя, он смущённо, немного стыдливо улыбнулся, — и лицо девочки озарила счастливая улыбка. А потом, кружась с девочками в танце, она неожиданно заметила, что Ноам таки достал её взглядом даже через густые заросли бугенвильи. Бенци тоже заметил направление взора старшего сына через бугенвилью и что-то ему прошептал, сверкнув глазами. Тот покраснел, потупился и больше уже старался не смотреть в ту сторону. Ширли вышла из круга, вернулась на место, уселась рядом с Нехамой и оттуда спокойно озирала Лужайку… Право же, не стоило Ноама ставить в неловкое положение, решила она, а его летучие взоры так приятны, так созвучны мелодиям, всей тёплой, зажигательной атмосфере, нежно окутывающей «Цлилей Рина». За нею тут же появилась Ренана, удивлённо спрашивая её: «Чего вдруг ты ушла?» — «Устала. Хочу посидеть немножко.

Ведь это не последний танец!..» — «Ну, и я тоже посижу с тобой, — и после маленькой паузы: — Ты ни за что не угадаешь, какой сюрприз нам приготовили наши домашние студийцы!» — «А ты, конечно, не скажешь?» — «Конечно, нет! Тем более, сама плохо представляю! Уж потерпи несколько минут, сама всё увидишь. Это тебя не просто удивит… Не то слово!..» — «Ладно… Уже заинтриговала…» — улыбнулась Ширли, с рассеянным интересом озираясь по сторонам.

Её взгляд упал на сцену, и она изумлённо обратила внимание, что Рувик, длинные пальцы которого с нежностью перебирают струны гитары, смотрит на неё такими же глазами, как и Ноам, продолжая с огоньком исполнять свою партию. Неужели этот милый пухлощёкий ребёнок испытывает к ней такие же чувства, какие она испытывает к Ноаму (и какие — хотелось бы верить! — сам Ноам испытывает к ней)?.. Сколько ему лет? Всего-то 13 с небольшим, давно ли бар-мицву праздновали!.. Он почти ровно на год младше неё. Ну и чудеса!.. Ширли тут же скрылась за бугенвильей, присоединившись к танцующим девушкам, Ренана последовала за нею. Покружившись с девочками в быстром, зажигательном танце, Ширли вернулась и плюхнулась на маленькую скамеечку рядом с Шилат. Чуть дыша, со сбивающимся дыханием, еле выговорила прямо на ухо усевшейся рядышком Ренане: «Ох! Давненько я так много и так быстро не танцевала! А уж такие танцы в кругу!.. Танцевать и петь одновременно!.. Ух!.. Хор-р-р-рошо!» Концерт продолжался. Казалось, танцующие, струящиеся затейливой цепочкой взад-вперёд и по кругу, никогда не устают.

Гилад и Ронен снова вышли к краю сцены. Публика замерла, как видно, прекрасно зная, что её ждёт. Раздались голоса: «Попурри! Попурри Карлибаха!» Ронен с улыбкой кивнул, поднимая шофар, Гилад нежно провёл по струнам гитары. За их спинами плавной дугой выстроились 8 мальчиков, и в руках у них — через одного — свирели и флейты, и среди них Шмулик. Мальчики заиграли уже знакомые мелодии.

Сидящие зрители дружно хлопали в ладоши.

Очень заинтересовала Ширли вечерняя молитва, которая, по традиции, прошла в перерыве между двумя отделениями концерта. Слова молитвы пелись на чарующие, возносящиеся в тёмное небо мелодии почти согласным хором присутствующих.

После перерыва Гилад вышел к самому краю сцены и провозгласил: «Хор мальчиков!

Солирует Шмуэль Дорон, наигрыш — его же соло на флейте, слова Реувена Дорона, музыка народная». Публика замерла, на многих лицах читалось волнение. Исполнение студийцев неизменно вызывало особый, трепетный интерес — ведь это были дети, внуки, племянники почти всех присутствующих.

Близнецы Дорон вышли на середину сцены, их охватило полукольцо студийцев, обнявших друг друга за плечи и внимательно следивших за близнецами. Ширли снова обратила внимание, какими глазами в неё стрельнул Рувик — и моментально отвёл глаза. И снова ей показалось, что маленький рыженький студиец, стоя позади и чуть сбоку от близнецов и сжимая маленькую флейту, тоже уставился на неё удивлённым взором. Что-то в его голубых, красивой формы глазах показалось до боли знакомым.

Шмулик и Рувик сделали шаг вперёд и оба запели своими чистыми голосами: