Наша фантастика № 2, 2001

Сентайрес нахмурился:

— Не очень подходящая позиция для человека, на которого возложена такая ответственность.

— Нет, не позиция. Всего лишь способ не сойти с ума. Вот увидишь.

Старик повернулся к Джесс, отошедшей на несколько шагов и с задумчивым видом перелистывавшей свою записную книжку.

— Дорогая, вы не возражаете, если я на пару часов украду мистера президента?

Мисс Ли вскинула голову и негодующе посмотрела на него:

— А вам известно, сколько мероприятий запланировано у президента на ближайшие два часа?

— Ну что вы, я делаю это исключительно в интересах человечества. Поверьте, есть вещи первостепенной важности, о которых Питеру могу поведать только я один. И для всех нас будет лучше, если он узнает о них незамедлительно. Позвольте двум джентльменам, утомленным сегодняшней суматохой, попросту попить где-нибудь пива и поболтать о прекрасных дамах.

— Через два часа, Джесс, жди меня в штаб-квартире предвыборной кампании, — сказал Пит Сентайрес и пожал плечами. — Теперь всем нам придется привыкать к тому, что наше время принадлежит не только нам.

— А когда оно нам принадлежало, Пит? — улыбнулась Джесс.

Спустя пятнадцать минут полета они высадились у дворцового комплекса Тадж-Махал.

— Если останется время, заодно познакомишься со своей новой резиденцией, — бросил ему Джо, выпрыгивая из флаера. — Ты уж прости, но я смогу освободить его для тебя не раньше чем послезавтра. Оказалось, что нужно упаковать столько вещей для переезда… Кстати, не забывай, что ты больше не кандидат, завоевывающий симпатии избирателей, а самый настоящий президент, сделай серьезное лицо.

От посадочной площадки до самого дворца стояли в два ряда гвардейцы в блестящих на солнце шлемах. Позади них на почтительном расстоянии волновалась толпа, сдерживаемая агентами президентской охраны в штатском. Люди выкрикивали приветствия, размахивали маленькими флажками с цветами его партии, толкались и наступали друг другу на ноги, многие держали в руках видеокамеры.

Пит шел впереди, экс-президент держался в шаге за ним.

— Джо, а ведь мы собирались всего лишь тихо попить пива, — сказал Сентайрес, улыбаясь глазеющим на него людям. Ему не хотелось делать сегодня серьезное лицо. — Откуда этот торжественный прием?

— Ты недооцениваешь свою секретаршу. Не могла же она упустить такое событие, как первый визит президента во дворец. Кстати, теперь любой твой шаг будет обставляться с максимально возможной помпой. Народ должен почаще лицезреть своего правителя, чтобы не забыть, что им управляют.

Пит не позволил себе обернуться, чтобы посмотреть на своего предшественника, но у него не было сомнений, что тот ухмыляется до ушей.

Они поднялись по ступеням и зашли в огромный прохладный холл.

— Всегда удивлялся, как ты мог жить в такой пещере, — шепнул президент.

— А ведь ты не видел и малой доли президентских апартаментов. Некоторые помещения здесь скрыты под землей на сотни метров.

— Угу. Выходит, ты все-таки не летучая мышь, а крот.

— Червь, просто жалкий червь, господин президент, сэр. Но теперь все это, слава Богу, позади, и место червя по праву занял ты. Смеешься? Еще наплачешься.

Наконец они сумели отделаться от всех остальных, за исключением личной охраны. Зайдя в потайной коридор, они спустились на лифте глубоко под землю и теперь стояли в ярко освёщенном тоннеле перед красивой резной дверью с надписью «Личные апартаменты», выполненной такой причудливой вязью, что Пит Сентайрес даже не сразу смог ее разобрать.

Джо повернулся к охранникам:

— Джентльмены, можете нас оставить. Ступайте на ближайший пост и активируйте защиту. Все как обычно. Думаю, через час мы освободимся. Да, если Гарри доставит свою долгожданную сводку, сразу же сообщите мне, но самого его не пускайте дальше кофейного автомата в приемной, даже если он начнет кричать про начало новой торсионной войны в Европе. Пускай сидит там и пьет кофе.

Когда бойцы скрылись за поворотом, Сентайрес поинтересовался:

— А я-то думал, что эти четверо с тобой никогда не расстаются.

— Верно. И даже спали они на коврике возле моей кровати. Только теперь они не будут расставаться с тобой… Но тут случай особый. Единственное исключение из правила. Скажи, ты хорошо осознаешь всю серьезность своего теперешнего положения?

— Я слышал, что серьезность — удел глупцов.

— Скажу проще. Ты готов вести себя как первый человек Земли, готов задушить в себе страх, сомнения, нерешительность, пустые эмоции? Собираешься ли ты руководствоваться в своих поступках холодной логикой и ничем другим, найдешь ли ты в себе силы взглянуть в глаза правде?

— Мне странно слышать это от тебя, Джо… — задумчиво протянул Сентайрес. Что-то в словах его предшественника настораживало его.

— Я хочу, чтобы теперь для тебя не было ничего странного. Повторю для тебя то, что когда-то говорил своему сыну: «Принимай все, как оно есть, и всегда помни, что это Господь создал наш мир во всех его проявлениях, а Господь не может ошибаться».

— Я не вполне понимаю, что ты хочешь мне сообщить, но, Джо, старина, ты ведь знаешь меня, Пит Сентайрес не способен дать слабину.

— Хорошо. — Взгляд экс-президента немного потеплел. — Тогда добро пожаловать в наш клуб.

— Это ваш клуб? — спросил Пит, указав на дверь.

— Да, заходи, и сам все поймешь. А я пока покурю здесь. И… помни, что бы ни случилось, ты — президент Земли и в твоих руках жизни миллиардов.

Сентайрес толкнул дверь и прошел в темный тоннель. Где-то журчала вода, где-то тихо переговаривались люди. Он пошарил по стенам, но не нашел, где включается свет. Тогда он на ощупь пошел по тоннелю, благо ему достаточно было немного развести руки, чтобы коснуться стен.

«Не желаете ли фарш из свежего президента? — подумалось ему. — Жаль, а то он уже зашел в мясорубку».

Его глаза привыкли к темноте, и он различил на потолке тонкую зеленую нить световода, отмечавшего путь. Он ускорил шаг. Голоса стали громче.

«Клуб, наш клуб. Джентльмены играют в бильярд, у дальней стены пылает камин, на стене висят чьи-то рога, а на паркетном полу лежат породистые мастифы и лениво выкусывают блох…»

Тоннель кончился. Перед ним была металлическая дверь, голоса доносились из-за нее.

— …Проблемы на самом деле нет. Вообще, я склонен считать, что большинство ваших проблем вы выдумываете сами. Чтобы приукрасить свою унылую жизнь, наверное…

— Но все наши акции не дали сколько-нибудь значимого эффекта.

— Да. Последний раз вы даже пробовали использовать химию?

— Гормональные препараты. Добавляли в пищу на протяжении двадцати лет. Резкий спад в первое время и возвращение к исходной кривой роста впоследствии. Испытывали на территории большей части Азии и Южной Америки.

— Это и не должно было повлиять на рождаемость. Вспомните крыс, наконец! Их совсем затравили ядами, но они становятся более живучими.

— Что предлагаете вы?

— Проблема налицо, и еще двадцати лет на неудачные эксперименты у нас нет. Вы видели эти отчеты о голодных бунтах в южных провинциях Китая. Я видел, и этого достаточно. Действовать начнем прямо сейчас. Суть моего метода проста: мы должны действовать не химией, а гораздо более мощным оружием — идеологией. Даю вам месяц на детальную разработку плана и еще три на его введение в действие…

— Простите, но мне не совсем ясно, как идеология…

— Вы что, специально надо мной издеваетесь? Я говорю про то, что, если возникает перенаселенность, надо бороться с ее причиной. А причина не в биологической потребности к размножению, как вам это, наверное, представляется, а в общественных нормах, согласно которым каждая уважающая себя особь должна дать потомство. При таком положении даже импотенты от рождения будут из кожи вон лезть, чтобы пополнить количество голодных ртов. Теперь понятно, о чем я говорю? Сделайте репродуктивные акты непопулярными.

— Боюсь, я зашел в тупик. Как же можно сделать непопулярной доминирующую мотивацию?