Домой, во Тьму

Николас поднялся на ноги. Стекла захрустели под подошвами его сапог. Что это? Когда осыпались витражи? Теперь в глубине купола зияла крестообразная дыра. Но сквозь нее не было видно ни солнца, ни неба. Там клубился серо-молочный туман.

Тело отца Матея недвижно висело на бронзовых клинках. Янас, неудобно подогнув под себя ноги, лежал поодаль, у стены, на спине. Мертв?

Жив – прижатые к груди руки чуть подрагивали, будто и бесчувственного, мальчика била дрожь.

Культя уже не кровоточила. Шатаясь, Николас добрался до гробницы, опустился на колени и здоровым плечом уперся в гранитную плиту. Теперь дороги назад не было. Должно быть, во дворце уже подняли тревогу. Через несколько минут здесь, в часовне, будут все лакнийские наемники. Надо спешить.

Он напряг все силы, толкая гробницу вперед и вперед. Мраморные плиты скрежетали под его ногами, ломаясь и крошась. Гробница ползла – и остановилась только тогда, когда Николас увидел на обнажившемся сером камне глубокую прорезь в виде креста с округлым отверстием посередине.

Здесь.

Он вернулся за Ключом. С одной рукой было очень нелегко обращаться с такой тяжестью.

«Когда-нибудь приноровлюсь, – мимоходом прочитал собственную мысль Николас. – Если, конечно, успею…»

Четырехугольное оконечье вошло в прорезь креста. Николас навалился сверху на Ключ, саднящей кожей ощущая отрезвляющий холод металла. Ключ с громким щелчком вошел в камень почти наполовину.

Боль и смертная тоска владели всем существом Ключника. Ничего не было, кроме боли и тоски. Положив уцелевшую руку на кольцо в навершии Ключа, он сжал кулак. Почти сразу же Ключ начал вращаться. Медленно, натужно скрежеща чем-то под камнями. Испуганный внезапным этим движением, Николас снял руку с кольца. Ключ тотчас остановился.

Николас снова стиснул кольцо.

Теперь Ключ пошел легче – и много быстрее, словно запустился механизм какой-то сложной машины, скрытой в каменных недрах земли. Мраморный пол загудел, охваченный нарастающей вибрацией. Напольные плиты трескались и, трескаясь, плескали осколками далеко вверх. Проснувшийся подземный гул толкал вибрацию дальше – на стены часовни. Николас услышал, как сыплются камни из трясущихся стен, когда что-то больно ударило его в спину.

Не отрываясь от Ключа, он обернулся.

У дверей часовни толпились воины. Пульсирующее – то затухающее, то вспыхивавшее вновь – зрение Ключника смазало белые их лица в единое пятно. Никто из них не осмеливался приблизиться к Ключнику.

А Ключ вращался.

Николас снова оглянулся. Кто-то из лакнийцев перезарядил арбалет, кто-то, настороженно скользя по кругу вдоль стен, поднял копье. Несколько стрел и копье взвились в воздух одновременно. Промахнуться с такого расстояния было бы трудно, но страх и сильная вибрация пола мешали ратникам прицеливаться. Две стрелы, пролетев мимо, разбились о противоположную стену, копье только поцарапало бок, распоров куртку. Следующий залп оказался более удачным для защитников часовни.

Николас повис на Ключе. Из пробитой тремя стрелами почки тягучая боль заструилась в ноги, рот Ключника наполнился кровью, когда метательное копье клюнуло его в правую часть спины; шея окаменела, когда два наконечника вышли из горла, ткнувшись в подбородок.

Вибрация переросла в волнообразные толчки. Косо накренившись, купол сполз со стен, но светлее не стало – серый туман хлынул в часовню. Стены оскалились трещинами. Тело отца Матея слетело с бронзовых клинков – как в агонии запрыгало по колыхавшемуся полу. Ратники валились с ног, уже не пытаясь стрелять. Янас…

Его швырнуло прямо на Николаса. Выпустив Ключ из рук, Николас подхватил безвольное тело, прижал его к груди единственной рукой.

И только тогда вновь посмотрел на Ключ.

Ключа не было. А крестообразная дыра, скрипя каменным скрипом, расходилась по сторонам, выпуская частые округлые клубы то ли дыма, то ли пыли.

Одной рукой удерживая мальчика, другой Николас попытался ухватиться за край дыры, куда швырнул его толчок взбесившегося пола, – и, уже неотвратимо проваливаясь, вспомнил, что руки у него теперь нет.

Падение было недолгим. Почти сразу же Николас словно погрузился в теплую воду. И тогда время кончилось. Поэтому сказать определенно, через сколько веков или мгновений он ощутил под собой твердую почву, было никак нельзя.

Эпилог

Бривмир, На-Чьей-Ладони-Покоятся-Девять-Пурпурных-Городов, смотрел на склон Синих скал по ту сторону Стремительных водоворотов. Поперек мощного скального хребта от самой вершины и до земли темнел чудовищный извилистый разлом, откуда тянулись к бирюзовому небу тонкие дымные нити. Еще вчера этого разлома не было, но того, что он появится, Бривмир ждал. Ждал и боялся этого.

Бривмир вздохнул, с тоскливым суставным хрустом распрямил спину и несколько раз взмахнул крыльями, разминая затекшие мышцы. Тронулся с места и побежал, постепенно ускоряясь, раскачиваясь на бегу и хрипло дыша. С кромки обрыва поднялся в воздух. Взмахи его крыльев были редки, но сильны, и все же высоту он набирал медленно. Прошло немало времени, прежде чем кипящий котел Стремительных водоворотов, над которым, как пар, стояла густая дымка водяной пыли, пролетел далеко под ним. Бривмир был стар. Землистое его лицо от напряжения застыло, как смола. Два последних взмаха дались ему с большим трудом. Он поднялся повыше, поймал воздушную струю и, с облегчением раскинув крылья, стал планировать над перебитым хребтом Синих скал.

Он опустился у подножия скал, перелетев хребет. Сложил крылья и сняв с пояса треугольный кусок алой ткани, накинул на плечи, как плащ. В проходы Петляющей пещеры Бривмир входил, ступая осторожно, руку положив на эфес короткого кривого меча. Как и прочие лаблаки, Бривмир очень не любил подземелий вообще, а Петляющую пещеру – в особенности.

Проход то расширялся – тогда шаги Бривмира стучали звонким барабаном, то сужался так, что ему приходилось протискиваться вперед боком. Он прошел уже порядочное расстояние, когда нога его, обутая в короткий сапог из мягкой кожи, провалилось во что-то упруго-жидкое, отвратительно хлюпнувшее.

Бривмир отпрыгнул назад, выхватывая меч из ножен. Пара крыльев на его спине взметнулась, вздыбив алый плащ, – взметнулась и опала.

Тварь, мгновенно выросшая над ним, была длинным сгустком бесцветной жижи, пронизанной бесчисленными жилками, толстыми и тончайшими, хаотично переплетающимися друг с другом. В верхней части бесформенного тулова горел желтый выпуклый нарост, похожий на глаз.

Позади Бривмира хлюпнуло – и еще раз, и еще. Если бы он даже и не имел способности сумеречного зрения, то и тогда бы смог различить в кромешной темноте эти три плавающих желтых огонька.

Разворачиваясь, Бривмир ударил мечом наугад – и неожиданно поразил цель. Светящийся нарост взорвался снопом искр и погас. Тяжело, словно громадная жаба, шлепнулось на камни тело твари.

Две уцелевшие атаковали Бривмира одновременно. Несколько мгновений он только защищался, опустившись на одно колено, бешено вращая над головой кривым мечом. Клинок рассекал полужидкую плоть, расплескивая по стенам пещеры густую бесцветную жижу, но рассечины тут же и склеивались. Наконец он нащупал тот самый – нужный ему момент – и единым рывком вышвырнул собственное тело из опасного участка. Рухнул на камни и, молниеносно вскочив, обернулся.

Колющий выпад – и снова сноп искр.

Последняя тварь заметалась. Кажется, она намеревалась отступить – скрыться под камнями, но Бривмир не позволил ей уйти. Сильным ударом сверху вниз он развалил ее тулово надвое и рассек пульсирующий отчаянным желтым светом нарост.

Ноги Бривмира дрожали, но после боя он не стал тратить время на отдых. Он быстро зашагал дальше. Пройти ему оставалось совсем немного.

Ффахур, Тот-С-Кем-Говорит-Время, подслеповато щурясь, вглядывался из-под руки в подземную темень, слабо разбавленную синим пламенем газовой горелки. Какая несправедливость! Лаблакам и эльварам, живущим под красным солнцем, даровано сумеречное зрение, а цвергам, от рождения и до смерти не покидающим подземную мглу, – нет. Как раз об этом думал Ффахур в тот момент, когда услышал вдалеке торопливые шаги.