Меч ангелов (ЛП)

–

Он ничего не говорил

во сне?

– спросил я.

–

Не

бредил

?

– Нет, господин. – Она покачала головой. – Лежит как мёртвый, а я уже не знаю, что делать, кого о помощи просить? Может, вы, господин…

Я оставил её в комнате плакать и жаловаться, ибо решил, что больше здесь ничего не узнаю. Что ж, Зигмунда Хаусманна следовало, наверное, списать в убыток, как и мастера Фолкена. У меня оставался лишь третий известный из протоколов свидетель допроса – сам каноник Братта. Не скажу, что я пылал непреодолимым желанием говорить с этим амбициозным, надменным и наглым человеком, тем более, что сам я был известен смиренной скромностью. Но, как официальный следователь Его Преосвященства, на этот раз я имел над каноником преимущество, исходящее из положения в служебной иерархии. Тем не менее, я не питал особой надежды, что он будет пытаться помочь мне решить эту загадку. Конечно, епископ Герсард хотел убить двух зайцев одним выстрелом. Во-первых, стремился к раскрытию таинственного дела, а во-вторых, намеревался вдобавок поссорить духовенство с инквизиторами. Честно говоря, я не видел в этом особого смысла, потому что мы ненавидели друг друга и так достаточно сильно, и это чувство не нужно было дополнительно подстрекать.

Каноник Одрил Братта (ну что это вообще за имя и фамилия, любезные мои? Разве слышал кто-нибудь о святом Одриле?) работал, как правило, в канцелярии, недалеко от кафедрального собора в честь Христа-Мстителя. Собор был одним из самых впечатляющих зданий в Хез-Хезроне, строили его, впрочем, в течение без малого двадцати лет, и злые языки утверждали, что каждый его кирпич пропитан кровью рабочих. В этом утверждении было немало преувеличения, ибо не думаю, чтобы во время работ погибло больше, чем несколько десятков строителей. Быть может, легенда о тяготеющем над собором проклятьем была вызвана смертью главного архитектора, не припоминал сейчас его имя, который погиб, пронзённый стеклянными осколками от разбитого витража. Кстати, разве не была эта смерть достойна запоминания и пересказа? Не какой-то там простецкий удар кирпичом по голове, этот случай был насквозь пропитан художественным духом!

У собора было три различных по высоте башни, в каждой из которых висел колокол, звучащий в другом тоне, а на центральной башне находились огромные часы, где каждый час появлялись одиннадцать апостолов, а в двенадцать часов фигурка Иисуса Христа пробивала мечом фигурку Иуды Искариота. И это было зрелище, собирающее не только толпы приезжих, но даже жители Хеза с удовольствием смотрели его и в десятый раз, и в сотый. И можно было надеяться, что их привлекает не только тяга к суетным развлечениям, но и желание принять символическое участие в триумфе добра над злом. Вероятно, именно таково было намерение мастеров, которые построили эти часы по заказу предыдущего епископа Хез-Хезрона.

Здания

канцелярии

были расположены

за

главными

стенами

собора

и

скрыты

в

тщательно

ухоженном

саду

.

Простому человеку

было нелегко туда попасть

без соответствующего разрешения

,

но

официальный

наряд

инквизитора

,

который

я надел на этот случай,

эффективно

удерживал

стражников

от любых

вопросов

.

Ну

,

так

уж

принято

,

что

это не мы,

инквизиторы

,

даём

объяснения

.

– Каноник Братта. Он в канцелярии? – спросил я проходящего мимо священника в обтрёпанной по краям сутане.

–

Д-да, –

ответил

он

через некоторое время, вглядываясь в

серебряный

сломанный

крест,

вышитый

на

моём

кафтане

.

– В своём кабинете?

– Да… Должен быть там…

Я кивнул

ему

головой

и пошёл

дальше

.

На

отца каноника

я наткнулся

,

когда

он

выходил

из кабинета

.

Когда

он увидел меня

,

вдобавок

одетого в

служебный

костюм

, то

широко раскрыл глаза

.

Мне показалось

,

что

он

побледнел

,

хотя, возможно,

это были

только

мои

скромные

пожелания

.

– Не спешите, каноник, – сказал я душевно, – ибо я, к сожалению, отниму у вас немного времени…

Он молча открыл дверь

и

вошёл первым

,

приглашая

меня

внутрь

небрежным

движением

руки

.

У него

были

очень

тонкие

и

очень

белые

пальцы

,

на среднем

он

носил скромный

перстень

с серым

камушком

.

– Что вас привело? – спросил он, усаживаясь на резном кресле под окном и не предлагая, чтобы я тоже сел. Я сделал это без его позволения.

–

Служба,

–

вздохнул я

. –

А точнее

распоряжение Его Преосвященства

,

расследовать

дело

,

которое

велось

против

еретиков

,

в

котором приняли участие

мастер

Фолкен

и писец

Х

аусманн

.

А вы

,

как я думаю

,

вели допрос

...

Он вновь молча кивнул головой. Потом глубоко втянул воздух.

–

Если

Его Преосвященство

вас прислал

,

у меня нет

другого выбора

, кроме

как

с вами

поговорить

.

Но

я хочу

,

чтобы вы знали

,

как

противно

мне

ваше

общество

. –

Он посмотрел на меня

взглядом

,

который, вероятно,

должен был быть

исполнен

презрения,

но

я

,

о чудо

,

увидел

в нем, прежде всего,

беспокойство

.

–

Я пришёл сюда

не разговаривать с вами

,

а

допросить вас, – сказал я

более жёстким

тоном

.

– Не думаю,

что вы хотите

получить

официальный вызов

в

Инквизиториум

.

А

ваше

отношение ко мне

не

имеет

никакого значения

для дела.

Конечно

,

для

такой важной персоны, как

каноник

кафедрального

собора

Иисуса

Мстителя,

вызов в

Инквизиториум

не

представлял

никакой угрозы

.

Ведь мы и так

не сможем

подвергнуть

его

стандартному

,

с

применением

пыток

,

допросу

без

специального разрешения

епископа

,

и даже

с этим

разрешением

каноник

имел бы

право

ссылаться на

авторитет

самого

Святого Папы

.

Но

визит

в

Инквизиториум

,

обычно

им

презираемый

,

по всей вероятности,

не

пришёлся бы

ему

по вкусу

.

–

Спрашивайте

сейчас, – сказал он

сухо

и потёр

руки

,

несмотря на то, что

день был

жаркий

,

а

в

кабинете

царила

духота

.

– Кто был с вами во время допроса кроме Фолкена и Хаусманна?

–

Никого

. –

Он пожал плечами

. –

Это было

только

предварительное

следствие

.

Я не

прокомментировал

это заявление

,

но,

не скрою, удивился

.

Даже

если

Братта солгал

,

то

как он мог

полагать

,

что

я

не

ознакомлюсь

с протоколом,

составленным

Хаусманном

,

который

выявит

эту ложь

?

– Что случилось с допрошенными?

–

Этот

пьяница

. –

Он заскрежетал зубами

. –

Бог

мне свидетель

,

я должен

был

понять

,

что

он

еле держится на ногах

... –

Он говорил, конечно, о

Фолкене

,

что

по-прежнему не

объясняло

всей ситуации

.