Время и боги: рассказы

Но вот и овес взошел, и когда его ростки поднялись дюйма на два, мы вволю попировали на поле к западу от болот, что принадлежит Патрику О’Донахью. А через день над топями поднялся долгожданный ветер. Он задул внезапно, как раз когда мы были на болоте, и стоило только вожаку приподнять голову, как мы все дружно взмыли в небо. В последнее время и вправду стало чересчур тепло, и воздух над полями сделался неподвижным и ленивым, а Север уже звал нас. И вот мы поднялись в небо и вместе с ветром отправились в путь.

— Какого числа это произошло? — спросил судья.

— В том-то и беда, ваша честь, — сказал Мики. — Гусиный календарь совсем не такой, как у нас, поэтому я вряд ли смогу вам ответить.

— Но ты хотя бы можешь сказать, произошло ли это в тот день, когда, как показывает сержант Райан, он обнаружил тебя в саду миссис Флинн?

— Даже не знаю, ваша честь, — ответил Мики. — Гуси ведут счет времени совершенно иначе.

— В этом зале, — строго перебил судья, — отсчет времени должен вестись только так, как принято у людей. Кстати, почему часы опять не ходят? Финнеган, займитесь, пусть их починят. А ты, Магуайр, продолжай.

И Мики снова заговорил:

— Летя вместе с ветром, мы поднялись очень высоко и оказались среди облаков — таких огромных и плотных, что в первое время мы почти не видели Друг друга и могли только слышать голоса соседей. Но потом мы оказались на чистом участке — его раздул ветер, который нес нас на Север. Здесь мы поднялись еще выше и оказались над облаками, которые расстилались теперь внизу, подобно сверкающей равнине. Тут мне пришло в голову нечто такое, о чем я раньше не задумывался: похоже, гуси оказываются куда ближе к Раю, чем человек — я имею в виду, разумеется, тех людей, чья бессмертная душа еще не отделилась от тела. Мне даже подумалось, что Рай находится лишь немногим выше этой облачной страны и что даже если он и прекраснее нее, то ненамного. Пожалуй, он мог бы превзойти ее, только если бы был сделан целиком из золота, да и то металл потребовался бы самой высокой пробы.

— В этом зале, — снова перебил судья, — я не разрешаю говорить ни о религии, ни о политике.

— Прошу прощения, ваша честь, — сказал Мики. — Так вот, как я уже говорил, мы летели над облаками, которые неуловимо отливали золотом, и под собой я то и дело замечал облачные прогалы и ущелья — совсем как горные долины у нас на земле; сквозь эти прогалы мы видели далеко внизу нашу Ирландию, которая с этой высоты казалась совсем маленькой и непривычной: дремучий лес невозможно было отличить от зарослей тростника, а холмы — от куч земли, выброшенных лопатой землекопа и успевших покрыться травой. Впереди стаи летел старый вожак, который показывал нам путь на Север, а мы следовали за ним, выстроившись правильным клином. Так мы летели над холмами, над полями, над болотами и даже над городами, ибо на такой высоте они были для нас ничуть не опасны. И облака под нами то плотно смыкались, и мы не видели ничего, кроме той прекрасной страны, что лежит на полпути между землей и Раем, то снова расходились, и внизу снова проглядывали долины и текущие по ним реки, и — вот странно! — казалось, будто эти реки пробивают себе путь не только по земле, но и сквозь облака.

Я не знаю, ваша честь, как это можно объяснить, но все, что я говорю — истинная правда!

— Гм-гм… — сказал судья. — Пока я слышу от тебя весьма удивительные вещи, и не могу сказать, чтобы какая-то часть твоей истории поразила меня сильнее, чем другая. Тем не менее, мой долг — выслушать все, что ты можешь сказать в свое оправдание. Продолжай же.

— Как я уже говорил вашей чести, все, что было внизу, казалось нам совсем крохотным, будто игрушечным. Потом мы подлетели к морю, и вода в нем была такой прозрачной, что мы видели и дно, где дремлют морские течения, и принесенные ими длинные космы морских водорослей. Водоросли были темными, красновато-лиловыми, а сама вода — зеленой. Над морем нас застала ночь, но мы продолжали наш полет на Север.

— Вы находили дорогу по звездам? — уточнил судья.

— Нет, — ответил Мики Магуайр. — По правильному пути нас вела древняя гусиная мудрость, которой наш вожак научился у звезд, у ветров или у ведьм. Я твердо знаю, что это было именно старинное знание, ибо, когда несколько лет спустя сам стал вожаком, я вел стаю именно благодаря ему; не исключено, что оно включало и знание звездного неба, вот только как я постиг эту премудрость и из чего она складывалась, я сказать не могу.

— Несколько лет, говоришь ты? Несколько лет?! — воскликнул судья. — Боже мой! Когда, какого числа все это началось?

— Я все пытаюсь объяснить вашей чести, — сказал Мики, — что гуси ведут счет времени не так, как люди, и у них совсем другой календарь. Поэтому-то я и не могу назвать вашей чести точную дату.

— То есть, ты хочешь сказать, что сержант Райан неправильно назвал нам число, когда он обнаружил тебя в саду вдовы Флинн?

— Вовсе нет, — возразил Мики. — Я просто хочу сказать, что для меня время шло иначе.

— Ладно, продолжай, — вздохнул судья.

— В конце концов мы подлетели к серым береговым утесам, — сказал Мики, — между которыми врезались в сушу многочисленные заливы и свистел свежий, радостный ветер. Мы были на Севере. Здесь мы начали снижаться, а облака стремительно неслись дальше, но их тени скользили по одетой яркой зеленью земле медленно и неторопливо.

— Не понимаю, как это может быть! — перебил судья.

— Я думаю, ваша честь, — пояснил Мики, — дело было в нашей собственной скорости: мы так спешили, что казалось, будто облака летят очень быстро, хотя в действительности они вовсе не торопились. Уж не знаю, как там было на самом деле, но тени облаков двигались по земле лениво и не спеша; и в этот-то благословенный край мы опустились. Мне очень неприятно говорить это вашей чести, ибо я ничего не имею против людей, однако вся прелесть этой земли заключается в том, что там нет ни одного человека. Казалось, на этот край снизошла божественная благодать; даже дневной свет не гаснет там так долго, что я поначалу думал: солнце никогда не закатится; можно было подумать, будто мы действительно оказались настолько близко к Раю, что сумели прикоснуться к вечности. Во всяком случае, там дули могучие, чистые ветра, которые не несли в себе ни запаха дыма и ни одного из этих пугающих новых звуков.

— Что ты называешь «новыми звуками»? — спросил судья.

— Я имею в виду звуки, которые оглашают Землю, с тех пор как на ней появился человек, — ответил Мики. — В особенности, с тех пор как были построены города. Этот шум еще больше усилился в последние лет сто — сто пятьдесят или около того, и гуси говорят, что с каждым годом положение становится только хуже. Но эти могучие, свежие ветра, о которых я говорю, дышали только запахами морской соли и несли с собой лишь самые древние звуки, которые были частью Творения и которые не тревожили нас, пока мы спали, и не пугали днем, когда мы бодрствовали. Это была воистину благословенная страна, край мира и покоя, и все же настал день, когда в наших сердцах вновь зазвучал зов Ирландии, как когда-то в них раздался голос Севера. И когда это случилось, мы снова стали дожидаться, пока попутный ветер задует над травянистыми лужайками, где мы паслись. Однажды он поднялся прямо из травы и цветов, и мы взлетели вместе с ним и вернулись на Юг, ведомые древним знанием, состоящим из мудрости ветров, звезд и чего-то такого, чему нет названия в человеческом языке.

Все это продолжалось на протяжении многих лет, из года в год, но я не стану рассказывать об этом подробно, чтобы не отнимать время у вашей чести. Упомяну лишь, что однажды заклятье спало с принцессы ирландского королевского дома, и она покинула нас — то ли тысячелетнее заклинание утратило силу раньше срока, то ли она просто неправильно рассчитала время. Уверен, это была просто ошибка в расчете, ибо она ни разу мне не солгала. Когда это случилось, я сказал себе: «Я тоже вернусь». И как только в самом начале ноября мы прилетели на Юг, я отделился от опускавшейся на болото стаи и спикировал с усыпанного звездами неба прямо туда, где среди полей чернела крыша дома вдовы Флинн. Я помнил, что она мне говорила и в чем поклялась: мол, стоит мне приблизиться к ней на тридцать ярдов, и она тотчас меня расколдует. И я крикнул по-гусиному и стал летать туда и сюда над самой ее крышей.