Время и боги: рассказы

И вот настал день, когда я предстал перед судьей-магистратом. Мой защитник тоже был там; этого молодого человека звали мистер О’Рурк, и я, признаться, не особенно на него полагался, потому что он не очень хорошо разбирался в болотной живности, к тому же он со мной почти не разговаривал. Судья же бросил на него один беглый взгляд, и я понял, что он тоже не слишком высокого мнения о мистере О’Рурке, ибо после этого он посматривал то на него, то на меня с таким видом, словно мы оба были одинаково виновны. Он был очень самоуверенным парнем, этот судья — сразу было видно, что он много о себе думает.

Мои шесть гаршнепов тоже оказались в суде; они лежали на большом блюде, и казалось, что за прошедшие десять дней они усохли, сделавшись еще меньше, чем были, когда я их застрелил, а Бог свидетель — они уже тогда были совсем крошечными. Но вот началось заседание, судья в очередной раз посмотрел на мистера Рурка, а тот велел приставу поднять блюдо повыше, чтобы все могли видеть, насколько малы добытые мною птицы.

«Аргументация моего клиента, — сказал мистер О’Рурк, — опирается на один из основополагающих принципов Закона, и на этом основании он должен быть освобожден от ответственности».

Но судья, если бы захотел, мог и сам говорить всякими юридическими терминами, поэтому доводы моего защитника не произвели на него никакого впечатления; я понял это по тому, как он искоса взглянул на мистера О’Рурка уголком глаза, и подумал, что мои дела, похоже, плохи. Мне интересно было только, о какой именно аргументации говорил защитник, да и судья, похоже, тоже был не прочь это узнать, хотя он ничего такого не сказал и только смотрел на мистера Рурка. И по тому, как судья на него смотрел, я догадался: он не позволит, чтобы какой-то молодой адвокатишка из Драмгула освобождал от ответственности опасных преступников. Словом, я почти почувствовал себя виноватым, когда мистер О’Рурк снова заговорил. И на этот раз он говорил только на латыни, и я заметил, как выражение самодовольства исчезло с лица судьи, да и сам он сдулся, как воздушный шарик, который напоролся на гвоздь. Он, правда, открыл какую-то книгу и перевернул в ней несколько страниц, но по всему было видно, что возразить ему нечего. Одной фразы на латыни оказалось достаточно, чтобы судья сдался, словно на него наложили заклятье.

Похоже, латынь — замечательный язык! Судья долго сидел вроде как в задумчивости, словно пытаясь найти способ побороть заклятье, но такого способа не было, и он некоторое время довольно сердито смотрел на меня, а потом сказал: «Свободен».

И никто не пошевелился, чтобы убрать маленьких птичек; никто, похоже, даже не знал, что с ними теперь делать, поэтому пристав взял блюдо и подал судье, а тот протянул руку и уже собирался их взять, но тут мистер О’Рурк еще раз повторил те же самые латинские слова-заклинания, и судья отдернул руку. Потом все, кто был в зале суда, ушли, а шесть маленьких птичек так и остались лежать на блюде, поэтому я забрал их сам, так что моя старая мать в конце концов получила свой обед. Видите теперь, на что способна латынь?

— Да, — кивнул я. — Интересно, что же сказал твой защитник?

— Я знаю, что он сказал, — ответил Пэдди. — Ведь он при мне повторил эти слова дважды. После заседания я подошел к нему, чтобы убедиться — я все правильно расслышал, а также чтобы поблагодарить за то, что он сделал, и заплатить ему пять фунтов, что было, конечно, достаточно дешево за его услугу. Теперь я выучил это заклинание наизусть.

— Зачем, Пэдди? — спросил я.

— Как зачем? — ответил он. — Такое заклинание, как это, обладает, конечно же, большой силой. Я произношу его вслух каждый раз, когда в поздний час оказываюсь на болотах, от которых поднимается густой серый туман — и кто знает, что может в нем таиться? Но как только я начинаю громко выкликать слова, с помощью которых мистер О’Рурк избавил меня от наказания и совладал с гордостью и тщеславием судьи, ночь сразу становится тихой и безопасной, ибо никто не знает точно, что за сила заключена в этом заклинании.

— Но, Пэдди, — перебил я, — что это были за слова? Можешь ты повторить их для меня?

— Конечно, могу, — кивнул Пэдди. — Я же сказал, что выучил их наизусть. Вот они: De minimis non curat lex [4].

Глава X

Царица фейри

Мое намерение как можно чаще видеться с Пэдди О’Хоуном преследовало цели, главным образом, зоологического плана. Возможно, основные интересы Пэдди зоологией не исчерпывались, однако не стоит забывать и о том, что были времена, когда к сведениям о существовании некоторых животных, считающихся ныне самыми обыкновенными, большинство людей относилось с таким же скепсисом, с каким мы теперь говорим о фениксе. Как бы там ни было, мне хотелось классифицировать как можно больше образчиков волшебной фауны (если подобное слово здесь уместно), которых Пэдди обладал способностью видеть, прежде чем они окончательно исчезнут из людской памяти, как это, увы, происходит сейчас — и довольно быстро — во многих ирландских графствах.

И вот однажды, ближе к вечернему чаю, я снова отправился к домику матери Пэдди и спросил у нее, не позовет ли она из сада своего сына, чтобы он мог рассказать мне о других существах, которых ему довелось видеть. Я заранее знал, что в этот час застану старую миссис О’Хоун дома, а Пэдди — в саду, ибо, несмотря на то что в мире найдется несколько миллионов неугомонных людей, которые вечно суетятся и поступки которых невозможно предсказать, их на самом деле гораздо меньше, чем людей выдержанных и спокойных, поведение которых отличает методическая регулярность, свойственная, например, грачам и другим здравомыслящим созданиям. Они не ищут перемен, ибо то, что они делали в прошлом году, продолжает устраивать их и в нынешнем, и поэтому их всегда можно застать в определенный час в определенном месте. Вот почему я нисколько не удивился, видя, что — как я и ожидал — миссис О’Хоун сидит перед своим очагом, а Пэдди работает в саду.

— Конечно, сейчас позову, — тотчас сказала миссис О’Хоун и, подойдя к двери, окликнула сына. И Пэдди вернулся в дом, а его мать предложила мне своего крепкого и сладкого чаю, за чашечкой которого я услышал еще одну удивительную историю. Правда, вышло так, что тему рассказа задал я, ибо уже давно размышлял о еще одной разновидности странных существ, которые, по слухам, часто встречаются в Ирландии, но о которых Пэдди до сих пор не упоминал.

Начать разговор на эту тему было не особенно легко, ибо, несмотря на то что существа, о которых я хотел услышать, слыли в Ирландии (как гласили легенды) одними из самых обычных, насчет них всегда существовало и до сих пор существует неписанное правило: никогда не называть их по имени. А поскольку они продолжают служить излюбленной темой разговоров, что ведутся у бесчисленных ирландских очагов, как только падут на землю сумерки, для именования этого неназываемого народца существует немало синонимов, так что каждый, кто захочет поговорить об этих существах, может либо воспользоваться одним из них, либо изобрести что-то, свое, не рискуя при этом остаться непонятым. И вот, сидя за чашкой чая в доме миссис О’Хоун, я сказал Пэдди:

— Скажи, ты никогда не встречал тех, кто танцует в звездном свете?

— Может, встречал, — ответил Пэдди. — А с другой стороны, может быть, и нет.

Когда человек говорит о фейри, подобная неуверенность — самое обычное дело, и я не придал ей никакого значения.

— И как давно ты видел их в последний раз? — спросил я.

— Да вроде бы не очень давно, — сказал он.

— Они танцуют где-нибудь поблизости?

— Да как будто не очень далеко, — ответил Пэдди.

И история, которую я от него услышал, была весьма необычной и странной. «Может быть, мне просто почудилось», — сказал Пэдди раз или два. Один раз он сказал: «Быть может, на самом деле я видел кроликов или кого-то из их породы. Может, зайцев». Когда история была рассказана уже больше чем наполовину, Пэдди вдруг спросил: «Я вас не утомляю?», а потом произнес слова, показавшиеся мне весьма необычными. «Никто не может знать наверняка, что творится в этом мире, — сказал он. — Только в потустороннем мы можем быть уверены». Думаю, впрочем, он заговорил об этом только для того, чтобы подстраховаться на случай, если высказал слишком много языческих взглядов и мнений, многие из которых могли оказаться запретными. Все эти неловкие полуотрицания собственного рассказа, все запинки и высказанные Пэдди сомнения я, однако, решительно выбрасываю и передаю его историю своими словами. Дело было приблизительно так: