Дикая магия

Бера Рольфсен подбоченилась:

— Ничего не осталось. Все погрузили на твой чертов корабль.

— Давай не будем ругаться в последний день, жена.

— Надеюсь, ты действительно уедешь, муженек. Ты же не собираешься ждать, пока льды растают?

Аран строго посмотрел на нее.

— Мы с тобой уже говорили об этом, жена. Хопли Гарсон и Фенил Соронсон купили корабль Дансона раньше нас: они отправились в плавание за месяц до того, как погиб Халли, или даже раньше. Ходят слухи и о других экспедициях. Каждый день промедления увеличивает наше отставание. Сейчас или никогда.

— Тогда выбери «никогда»! — Глаза Беры горели.

— Ты знаешь, что я не могу.

— Не можешь? Скажи лучше, что не хочешь. Я же вижу, что только твое желание движет все это предприятие, твоя навязчивая идея. Я говорила раньше и говорю сейчас: карта, которую ты привез из Фейра, — подделка для дураков. Святилища не существует, как и золота, о котором ты мечтаешь, но ты готов пустить на ветер все, что было нажито за долгие, трудные годы. Хуже того — ты готов платить жизнями твоих детей и мужчин Камнепада, которые кормят свои семьи, и все ради того, чтобы осуществить твой безумный замысел. Я скажу тебе, Аран Арансон, что такое это твое плавание: это охота за химерой, мечта о сказке, погоня за стаей диких гусей. И в лучшие времена оно было бы чистейшей глупостью, но сейчас настали худшие — жестокое море забрало нашего мальчика, а из столицы приходят слухи о близкой войне.

И не смотри на меня так, супруг мой, будто я — глупая баба, которая распускает сплетни в базарный день; нет, у меня есть глаза, уши и разум, и я знаю, о чем все говорят: совсем скоро истрийцы отомстят за то, что случилось в Аллфейре; как только море освободится ото льда, их корабли приплывут сюда, и они пройдут по этим островам с огнем и мечом, как делали и прежде. И где тогда будешь ты, мой муж? Здесь, чтобы защитить свою семью, или в северных морях в погоне за мечтой?

Пока Бера произносила эту речь, Аран сжимал кулаки все сильнее, кожа на костяшках пальцев натянулась до предела и побелела. Когда жена остановилась, чтобы перевести дыхание, нож, который был у него в руках, с резким звуком сломался, и осколок железа отлетел в сторону. Он угодил Бере в щеку чуть пониже глаза; хлынула кровь, хотя рана бала неглубокая. Женщина потрогала ее и посмотрела на руку: пальцы были алыми от крови и дрожали.

— Пролитая кровь! — вскричала женщина. — Это предзнаменование, но я не жду, что оно насторожит тебя, ибо ты глух и слеп ко всему, кроме своей мании.

— Замолчи, жена! — загремел он. — У меня нет времени на подобную ерунду!

Он повернулся, чтобы уйти, и в этот момент раздался голос:

— Нож сломать — жизнь потерять!

Аран развернулся. Старуха Рольфсен, тихо и незаметно сидевшая за ткацким станком, стала безмолвной свидетельницей всей сцены. Теперь она встала перед зятем, взяла его за руки и сдавила запястья с такой силой, что Аран вздрогнул. Это была странная картина — будто двое танцоров или пара белых медведей, вставших на задние лапы в потешной схватке, только ростом старая женщина едва достигала груди мужчины. Невзирая на разницу в силе и весе, Геста Рольфсен изо всех сил встряхнула зятя.

— Аран Арансон, хочешь ли ты по своей дикой прихоти все порушить? — вопросила она требовательно. — Из-за твоего безумия мы потеряли Халли; теперь ты забираешь Фента. Мне плевать, если лично ты погибнешь в этом плавании, потому что твои мозги — даже те, что были, — уже давно отправились на дно морское; но подумай о своей жене и дочери — как они будут жить без хозяина Камнепада, как остальные женщины на островах будут растить детей и содержать скот, если ты уводишь их мужей, отцов, сыновей, чтобы их поглотили океанские волны? Во всем наихудшем ты вылитый отец, а Аран Стенсон был упрям, как зашоренная лошадь, и безумен, как заяц во время весеннего гона. Вспомни, чем закончилось его последнее безумное плавание.

Предыдущий хозяин Камнепада чуть не погиб, охотясь на гигантского нарвала, про которого говорили, что рог у него — из чистого золота. Не меньше трех дюжин моряков утверждали, что уже видели этого зверя и что он действительно является обладателем чудесного нароста; многие из них были на борту корабля Арана Стенсона, когда нарвал снова попался им на глаза и они начали погоню. И даже загарпунили животное, которое, как говорили, было куда крупнее кита, выброшенного на берег Камнепада в год сильнейшего шторма, после чего и появилось название — Китовый берег. Но чудовище в ответ напало на судно и нанесло такой удар в корпус корабля своим «золотым» рогом, что пробило в нем огромную дыру. В трюм хлынула вода, и вскоре судно взяло прямой курс на морское дно. Из тридцати восьми человек выжили лишь четверо, в том числе Аран Стенсон. Большая часть рога нарвала пошла на дно вместе с кораблем. Уцелевших моряков прибило к северным шхерам Черного острова; в одном из бревен, на которых они спасались, застрял осколок нарвальего рога. Какое там золото — рог пожелтел от старости, оброс водорослями и был дешевле бивня моржа, потому что стал таким хрупким и рыхлым, что не годился даже для резьбы.

Аран Стенсон чуть не умер от стыда; он вернулся на Камнепад, но почти не разговаривал с окружающими и смотрел пустыми глазами; от прежнего хозяина осталась только тень. Через три года он погиб на войне с Истрийской Империей. Говорили, что во время боя он видел, как его противник наносит удар, но даже не сделал попытки защититься; некоторые же утверждали, будто он сражался храбро и яростно. Сын видел, как он погиб, и знал правду.

Аран Арансон повесил голову. На миг показалось, что он колеблется в своем намерении, но потом он осторожно разжал пальцы Гесты Рольфсен и отвел ее руки от себя. Не сказав ни слова, он повернулся и вышел.

Катла видела, как отец выходит из дома во двор; брови его сошлись на переносице в одну сплошную черную линию, что могло предвещать бурю гнева. Он посмотрел на ожидавших его полных надежд мужчин, собравшихся толпой во дворе, как стая птиц вокруг кучи рыбьих внутренностей, а потом Катла услышала, как он велит им отправляться домой, к семьям, потому что не нуждается в них. Она видела, что его слова вызвали у присутствующих изумление, а Аран повернулся и пошел по дорожке, спускавшейся к берегу; его походка ясно говорила, что он в ярости. Потом к Катле, стоявшей у ограды двора, подошел Фент; в одной руке он держал точильный камень, в другой — один из лучших кинжалов, изготовленных ею. Она подарила клинок брату в знак примирения за тот удар по голове, который позволил ей занять его место на «Снежном волке», а потом жалела об этом. Кинжал был отличный, один из тех, которые она выковала незадолго до того плавания, но в руках ее братца он был под стать ему — оружие, которое уже дважды напилось крови в пьяных драках.

— Кажется, мы все-таки поплывем, и скорее раньше, чем позже, — весело сказал он и посмотрел на лезвие, слабо блестевшее на холодном северном солнце. — У отца с матерью была жуткая перепалка — я слышал с крыши амбара! — Фент посмотрел на сестру и увидел в ее глазах неодобрение. — В чем дело?

— Думаю, ты хорошо помнишь проклятие сейды.

Фент покраснел от досады. Чтобы скрыть смущение, он еще раз осмотрел кинжал и спрятал его в ножны. В голове звучали слова сейды: «Пусть все твои предприятия заканчиваются бедствиями и несчастьями!»

— Ты все еще намерен плыть с отцом?

— Это его плавание, а не мое, — отрезал Фент. — Поэтому оно не в счет.

— Но ты же на самом деле не хочешь плыть, — настаивала Катла. — Ты ж ненавидишь корабли, сам всегда говорил это. Когда он уплывет, ты будешь управлять фермой, станешь главой семьи…

Фент захохотал.

— Что, хочешь отправиться вместо меня? Разве недостаточно подвигов ты уже совершила? Все болтают о том, как моя отважная сестра бросилась на морское чудовище с мечом, выкованным ею же. Это поведал Урс после того, как мы допекли его просьбами рассказать правду. Ты и так заняла мое место в последнем плавании; теперь моя очередь показать себя. — Он гордо поднял голову, на шее остро выдавался кадык. — Отец мне сам это сказал после той истории с отцом Фелы.