Драконий клуб

— И когда мне будет… позволено их покинуть?

— Когда л скажу.

— Да, Ваше Величество. — Он поклонился, хотя король не мог видеть этого, стоя к нему спиной, и вышел из зала. В коридоре перешел на бег и, едва не сбив по пути служанку, несшую стопку чистого белья, ворвался в свою комнату, зло хлопнув дверью.

Повалился на постель прямо как был, в одежде, зарывшись лицом в подушки. На обратном пути во дворец он уже успел немного остыть. Нет, он не перестал злиться на Уинни, но ненависть переплавилась в обиду — не только на нее, но и на себя — за то, что поверил в возможность избавления. За то, что так сильно верил. Он больше никогда и ни во что не будет так страстно верить, ведь… разочаровываться так больно.

Когда Марсий поднял голову, за окном уже стемнело. Он пролежал в постели весь день и не знал, приносили ли слуги еду — стука не слышал. Наверное, приносили, но, не получив ответа, уходили.

Он пошевелился и вдруг почувствовал, как в бок уперлось что-то твердое. Пошарил в кармане и вытащил чугунного птенца. Он и не заметил, как сунул его в карман куртки…

Марсий сел на кровати и потер глаза, вертя грифона в руках. Сейчас птенец не выглядел грозным и почти ничем не отличался от других птенцов, даже крошечные львиные лапы и хищный клюв не делали его опасным. Зато, если бы вырос, смог бы спокойно растерзать барашка… или ребенка.

Он подошел к окну и поставил птенца на подоконник. Лунный свет упал на клюв, сделав его снова серебряным, как этим утром. Марсий скинул куртку и наклонился к ящику в углу, где были сложены ножи. Поправил на стене криво висящий круг и приступил к тренировке. Это занятие всегда его успокаивало. Если бы для мастера Луция было достаточно хорошо метать ножи, или отжиматься на одной руке, или сражать мечом противника вдвое выше и сильнее, Марсий каждый день купался бы в похвалах. Вместо этого он корпел над завитушками, отрабатывая каллиграфический почерк, хотя, ясное дело, когда-нибудь у него будет личный секретарь, и это умение ему не пригодится. Но наставник считал, что выполнение трудоемкого бессмысленного задания воспитывает выдержку и волю, так необходимые будущему монарху.

Полчаса спустя Марсий подошел к кругу и вытащил из сердцевины последний нож. К этому моменту он почти окончательно успокоился и пришел к выводу, что вина Уинни, конечно, велика, но по большому счету ничего не изменилось. Ему подарили несбыточную мечту. У него отняли несбыточную мечту. Итого, ноль прибыли и ноль убытка.

Наверное, стоит дать ей возможность еще раз извиниться. Только как это сделать? Отец будет в ярости, если узнает, что он ослушался, и тогда сегодняшний разговор покажется мягким внушением. Ничего, он что-нибудь придумает.

Марсий обернулся к окну и сказал вслух:

— Ладно, пусть будет Лемурра. Глупое, конечно, имя, но ты и вправду похож на девчонку.

Птенец, разумеется, ничего не ответил.

Марсий подошел к окну и провел пальцем по загнутому клюву. Холодный. И шершавый. Прямо как ее рука прошлым вечером. Он встряхнул головой, отгоняя воспоминание. Потом взял стул, уселся на него верхом и положил руки на спинку, продолжая разглядывать птенца.

— Ты, наверное, тоже не слишком счастлива превратиться в чугунного болванчика. — Он помолчал. — Но когда бы еще попала в королевские покои, верно? Смотри, какой отсюда вид. Нравится?

Вид и правда открывался потрясающий: казалось, из окна можно было увидеть весь город. Сотни и тысячи крыш, плоских, домиком, покатых, волнистых, даже круглых. Из некоторых труб еще поднимался дымок, но большинство прекратило работу до следующего утра. Тихонько поскрипывали флюгера, где-то вдали нестройно пели голоса, кто-то смеялся, повсюду горели уютные огоньки.

Марсий провел пальцем по хохолку и горько усмехнулся:

— Даже если не нравится, выбора все равно нет.

И тут внезапно что-то переменилось. Плотная чугунная поверхность начала словно бы осыпаться, уступая место мягкому пуху. Птенец помотал головой и встряхнулся, скидывая остатки чугунной пыли, глянул на Марсия красным глазом и издал рычащее курлыканье.

Марсий отшатнулся и чуть не упал со стула. В изумлении уставился на свои руки.

— Но я же даже не пытался, и… — Он снова поднял голову. Птенец расправил крылья, разминаясь после вынужденного заточения — черный абрис на фоне бархатного синего неба. Полуорел-полулев, только совсем крошечный. Марсий протянул к нему руку, но грифон цапнул его и опасливо отодвинулся.

Он глянул на палец, рассмеялся и быстро нагнулся, прикрыв голову, потому что птенец взмыл с подоконника и сделал круг по комнате. А потом, разогнавшись, ринулся к окну и вылетел наружу. В какой-то момент показалось, что он сейчас упадет и разобьется. Но вот птенец с трудом удержался в воздухе, отчаянно хлопая крыльями, выровнял полет и начал медленно набирать высоту. Марсий смотрел на него, пока тот не превратился в крохотную точку на фоне луны, после чего закрыл окно.

Перестать заморачиваться — кто бы мог подумать!

Он практиковался еще около часа на всех подряд вещах — иногда получалось, чаще нет. Но начало положено! Это как со спортивными тренировками: нужна постоянная практика.

Он должен рассказать об этом отцу, сейчас же, немедленно! Нет, придется дождаться утра. Отец не станет сердиться за то, что он нарушил приказ не выходить из покоев без разрешения, когда увидит, с чем он пришел.

Марсий не мог заснуть почти до самого утра, а когда все-таки заснул, увидел парящего над городом грифона, не птенца, а уже взрослого, гордого и величественного. Рядом с ним летела девочка с темно-зелеными, разметавшимися по ветру волосами и синими глазами. Она смеялась и махала, зовя Марсия присоединиться к ним.

Заявиться к отцу на следующее утро без приглашения он не успел. Тот сам вызвал его в рабочий кабинет. Там больше никого не было, даже мастера Луция.

— Ты едешь учиться, — сообщил отец, не отрываясь от бумаг, которые в этот момент подписывал. Перо резво бегало по пергаменту. Марсий как зачарованный смотрел на уверенные росчерки, которые оставляла унизанная перстнями рука.

— Когда?

— Сразу после завтрака.

— Но…

— Твои вещи уже собраны. Карету подадут через полчаса.

— Отец, я хотел тебе кое-что показать, смотри, — он вытянул руки, но король, по-прежнему не поднимая глаз от свитка, отрезал:

— Довольно, Марсий. Ты уже не ребенок, а будущий король. Я устал от твоих выходок.

— Только взгляни, о большем я не прошу! Вот, — он потянулся к лежащей на столе мраморной лягушке пресс-папье, но дотронуться не успел.

Отец отшвырнул перо и поднял тяжелый взгляд:

— Я сказал: довольно.

Марсий замер, медленно опустил руки и завел их за спину, приняв ту же позу, что и отец вчера у окна.

— И далеко эта школа, Ваше Величество?

Голос звучал на удивление спокойно и бесстрастно.

— Не очень. Полторы недели пути. Все нужные документы в сундучке под сиденьем кареты. Когда приедешь, отдашь их руководителю школы. — Он посыпал чернила песком и поставил сургуч греться над свечой. — Не нужно делать такое лицо, ты сможешь приезжать домой на побывку каждые полгода. Мы с мастером Луцием уверены, что это пойдет тебе на пользу. Школа славится своей дисциплиной.

Слова доносились будто бы издалека.

— Как скажете, Ваше Величество, — отозвался Марсий тем же глухим невыразительным голосом и поклонился — вышло как у больного ревматизмом.

На мгновение взгляд отца чуть смягчился.

— Не воспринимай это как наказание, — сказал он. — И постарайся сделать так, чтобы она, — почти нежный кивок на стену, где висел портрет темноволосой красавицы с такими же, как у Марсия, глазами и таким же гордым, как у отца, профилем, — … чтобы мы могли тобой гордиться.

Гордиться… Почему нельзя гордиться тем, какой он есть?

— Да, Ваше Величество.

Отец, вздохнув, поднялся из-за стола, обошел его и взял лицо Марсия в ладони:

— Ты мой сын и единственный наследник, и я люблю тебя, — сказал он, сжимая руки. — И все, что я делаю, я делаю только ради тебя… и ради Затерянного королевства, конечно. Но в первую очередь ради тебя, да простят мне эту слабость. — Отец поцеловал его в лоб холодными сухими губами. — Я желаю тебе только самого лучшего, сын, и когда-нибудь ты это поймешь.