Дети Великой Реки

– Не вполне. Он говорил, что это слово понимается в широком смысле.

– В самом деле? – язвительно фыркнул Ган.

Хизи почувствовала, как в ней закипает гнев.

– Это не твоя забота, Ган.

– Почему же? Я слишком много времени потратил на тебя, чтобы наблюдать спокойно, как ты водишься с мальчишками, которые только и рассуждают, что о тряпках! Ты могла бы заняться чем-то более достойным. Клянусь Рекой и Небесами, ты могла бы заняться чем-то более достойным.

– И что же я должна, по-твоему, делать? Мне предстоит провести здесь жизнь. Скоро я перестану быть ребенком, и от меня будут ждать определенных поступков. Для тебя, конечно, неплохо быть похороненным здесь, но ведь мой род не изгнан на чужбину! Все они здесь, все наблюдают за мной, чтобы решить: как должно со мной поступить, когда я достигну определенного возраста. Я не могу до бесконечности не замечать окружающего мира, неужели тебе не ясно?

Ган с изумлением взглянул на нее, но растерянность его длилась недолго.

– Так кто же ты? – спросил он, голос его прозвучал с неожиданной мягкостью. – Кто же это? – вновь спросил он, обращая свой вопрос к пустоте. – Та ли это маленькая девочка, которая лгала мне, чтобы проникнуть сюда? Кто научил ее разбирать, хоть и несовершенно, старинное письмо? Кто же приходил сюда день за днем, не надеясь ни на помощь, ни на поддержку, и клевал носом над книгами, потому что по ночам некогда было спать: надо было поразмыслить о прочитанном? Где она, та девочка?

Ган, пока говорил, поднялся со своего табурета; голос его звенел. От его слов у Хизи неожиданно защемило сердце.

– Сейчас все иначе, – сказала она, едва сдерживая слезы.

Ган посмотрел на нее долгим взглядом.

– Этого следовало ожидать, – сказал он в заключение и погрузился в работу.

Хизи ждала, не скажет ли он еще что-то, но библиотекарь молчал. Казалось, он ничего не замечал, кроме пера и бумаги. Хизи угрюмо склонилась над несколькими новыми рукописями, достала перо, которое Ган недавно подарил ей, и принялась составлять примечания для указателя. Она то и дело посматривала на Гана, но тот ее не замечал. Хизи стало обидно, и она перешла работать подальше, в глубь библиотеки. Едва она углубилась в работу, как вдруг кто-то кашлянул у нее за спиной. Хизи подумала, что это Ган, и быстро обернулась, желая объясниться окончательно. Но рядом с ней стоял не Ган, а Йэн, и ласково улыбался ей.

– Старик сегодня не в духе, – заметил Йэн.

– Это из-за меня, – призналась Хизи.

Йэн покачал головой.

– Зря он на тебя надулся. Мог бы понять!..

– Нет, – не согласилась Хизи. – Ему не понять. Никто не в силах понять!

– Может быть, я попытаюсь? – участливо предложил Йэн. – Если ты, конечно, захочешь мне рассказать.

Хизи взглянула в добрые глаза Йэна.

– Мне не о чем рассказывать, – сказала она извиняющимся тоном. – Просто… бывало ли с тобой, например, что жизнь вдруг оказывалась совсем не такой, какой ты ее себе представлял?

Йэн задумчиво помолчал, поглаживая подбородок.

– Нет, – сказал он наконец, – я всегда имел верное представление о своей жизни. Бывали, правда, и сюрпризы – иногда приятные, иногда не очень, но я себя хорошо знал.

– Счастливый, – вздохнула Хизи. – Но когда ты растешь во дворце, ничего нельзя знать наверняка. Любой может предать тебя, и никогда не известно, как сложатся обстоятельства. Тебе кажется, что ты знаешь нечто такое, и вдруг… – Она осеклась. – Прости, Йэн. Ты так добр, что слушаешь меня, но мне это не поможет, а тебе потом будет тяжело.

– Не настолько ведь, как тебе, – сказал Йэн.

– Моя жизнь как Река, – продолжала Хизи. – Она течет от верховья к устью, и ее нельзя повернуть. Мне почему-то представлялось, что я всегда буду ребенком, всегда буду прятаться в дворцовых закоулках, где никто не видит меня – как, например, здесь, в этой библиотеке.

Йэн сел за стол напротив Хизи.

– Когда я был мальчишкой, мне хотелось стать таким, как мой отец, хотелось быть старше своих лет. Мне не терпелось вырасти, стать капитаном торгового судна, чтобы совершить путешествие вверх по реке и посмотреть на мир. Но ты совсем другая. Тебе всегда хотелось быть только собой, а я хотел стать кем-то иным.

Йэн помолчал.

– Мой отец настоятельно советовал мне работать для жрецов. Я пробовал отшутиться, но он всерьез уговаривал меня стать архитектором и прославиться постройкой какой-нибудь усыпальницы. «Не надо становиться, как я, моряком, – говорил отец, – ты создан для лучшей доли».

Хизи покачала головой.

– Мне всегда говорили определенно, кем я буду. Меня не ставили перед выбором, но я, к сожалению, этого не понимала.

Хизи попыталась улыбнуться.

– Хотелось бы мне познакомиться с твоим отцом. Я думаю, он бы мне понравился.

– Несомненно, – заверил ее Йэн. – Когда-нибудь, возможно, вы и познакомитесь.

– Не знаю, – с сомнением протянула Хизи и вдруг просияла: – Когда я стану взрослой и буду жить, как вся семья, вместе с отцом, тогда мне позволят покидать дворец… Как бы мне хотелось покататься на лодке!

– Что ж, – хмыкнул Йэн, – я кое-что в этом понимаю. Но в твоем распоряжении будет королевская барка. Утлые торговые суденышки не для тебя.

– Да, – смущенно согласилась Хизи. – Но королевские барки никогда не ходят вверх по Реке, и на них не доплыть ни до менгов, ни до других чудесных земель. Я, не в пример тебе, завидую твоему отцу.

Йэн пожал плечами.

– Возможно, и так. Но когда-нибудь…

Хизи покачала головой.

– Нет. Это глупая мысль. Знатные не плавают на торговых судах.

Йэн чуть тронул пальцем поверхность стола.

– Нет конечно же… И все же, если ты мечтаешь об этом…

Хизи предостерегающе подняла руку.

– Ты и не представляешь даже, насколько я устала мечтать.

Йэн понимающе кивнул.

– Я все-таки верю, что ты найдешь свое счастье. И если ты хочешь говорить со мной об этом, я охотно буду слушать тебя. И никому не пересказывать наши беседы. – Юноша усмехнулся. – И не только потому, что слова твои должны храниться в секрете. Ты здесь – единственная моя знакомая. Прочие меня не замечают.

– У тебя нет друзей среди архитекторов?

– Нет. – Йэн вздохнул. – Их трудно расположить к себе. Все они прожили во дворце по нескольку лет и воображают себя особами Королевской Крови. Держатся они очень надменно. Вот когда я проживу здесь год-другой, они, возможно, удостоят меня своим вниманием.

– Это плохо, – сказала Хизи.

– Не так уж и плохо, – возразил Йэн. – Изредка я навещаю своего отца.

– Он для тебя то же, что для меня Тзэм и Квэй. Они – мои единственные друзья.

– Тзэм – это тот самый верзила?

– Да. Он наполовину великан. Мой отец приказал его матери выйти замуж за одного из королевских стражников. Ему было интересно, что из этого получится.

– Понятно, – сказал Йэн. – А кто такой этот Вез? Это тот самый юноша, который приходил сюда утром и из-за которого старик сделал тебе выговор? Он твой друг?

Хизи фыркнула и покачала головой:

– Нет, он ухаживает за мной. Такие обычно не бывают друзьями.

– Стыдись, – сказал Йэн. – Какое тебе удовольствие в ухаживании, если юноша не по нраву!

– Никакого, – согласилась Хизи.

– Ладно, – кашлянул Йэн. – Я должен вернуться к своим делам. Но… ты меня порадуешь, если будешь считать своим другом.

– Спасибо, – удивленно согласилась Хизи, не зная, что еще на это можно сказать.

Йэн кивнул и заторопился прочь.

Хизи вновь взялась за составление примечаний к указателю, хотя делала это довольно рассеянно. Ей казалось странным, что друзьями ее могут быть только те, кто не связан с ней родством.

III

БРАТЕЦ КОНЬ

Деревья незаметно сменились кустарниками, кустарники – травами. В течение нескольких дней вокруг расстилались степи, но в одно прекрасное утро Перкар обнаружил, что их обступает пустыня. Пустыня была куда враждебнее, чем степь. Пески подбирались иногда к самой воде, но чаще всего Реку отгораживал от них густой заслон из ив, тополей, дубов и бамбука. Но сейчас они проплывали вдоль ряда олив, сквозь которые легко просматривались бескрайние дали. Раскаленные пески казались Перкару еще более прожорливыми и ненасытными, чем Река. Наверное, бог Реки и бог Пустыни смертельно ненавидели друг друга, раздумывал Перкар, или, напротив, они были союзниками? Или, возможно, двумя явлениями единой сущности, как Охотница и Карак?