Проклятие мертвых Богов

– Ты не пострадал? – спросил он. – Они ничего тебе не сделали?

– Н-нет, брат, – пробормотал Паслен. – Повезло, что кузнечики выпрыгнули и…

Вдруг кендер замолк.

Монах был худощавый, стройный, сплошные мускулы, как выяснил Паслен, – натолкнуться на него было все равно, что натолкнуться на скалу. У монаха были стального оттенка седые волосы, заплетенные в простую косу, спускающуюся по спине. Он был в простой рясе ярко-оранжевого цвета, отделанной по подолу и на рукавах орнаментом из роз. У него были высокие скулы, крепкий подбородок и темные глаза, которые сейчас улыбались, но взгляд мог быть очень суровым, когда монах хотел.

Паслен позволил ему поднять себя на ноги, стряхнуть пыль со своей одежды и вынуть из волос упрямого кузнечика, ошибившегося адресом, увидел, что Атта держится в сторонке, ежится и не подходит к монаху, – и тут обрел голос, который было застрял у него в горле.

– Это Маджере тебя послал, монах? Да что я говорю?! Конечно же, это он тебя послал, точно так же, как и этих кузнечиков! – Кендер схватил монаха за руку и дернул. – Идем! Я отведу тебя к Рису!

Монах стоял неподвижно. Паслен не смог сдвинуть его с места, и кончилось тем, что он едва не упал.

– Я ищу Мину, – сказал монах. – Ты знаешь, где я могу ее найти?

– Мину? Да кому она нужна! – воскликнул кендер и сердито посмотрел на монаха. – Ты все перепутал, брат. Ты ищешь не Мину. Я молил Маджере не о Мине. Ты ищешь Риса. Риса Каменотеса, монаха Маджере. Мина служит Чемошу, а это совсем другой Бог.

– Тем не менее, – повторил монах, – я ищу Мину и должен найти ее как можно скорее, пока еще не поздно.

– Поздно для чего? Да, слишком поздно для Риса! Вот куда надо спешить! Идем же, брат! Скорее!

Монах не двигался. Он, хмурясь, посмотрел на небо.

– Гм… какой интересный свет, не правда ли?

Паслен вытянул шею:

– Я тоже заметил. Какое-то странное янтарное свечение. Наверное, это Аура Ареалис, или как там ее еще называют. – Кендер совсем посуровел и сделался совершенно серьезным. – Послушай меня, монах, я очень благодарен за кузнечиков и прочее, но мы не можем терять время, стоя здесь и обсуждая странный цвет ночного неба! Рис в опасности. Нам нужно идти! Сию секунду!

Но монах, кажется, его не слышал. Он посмотрел куда-то вдаль, словно пытаясь найти что-то, потом покачал головой.

– Слеп! – пробормотал он. – Я слеп! Все мы… слепы. Она здесь, но я ее не вижу. Не могу ее найти.

Паслен услышал тоску в голосе монаха, и сердце его сжалось. Он заметил в монахе кое-что еще, что, как и в случае с Возлюбленными, должен был увидеть сразу. Кендер посмотрел на Атту, испуганную и съежившуюся, – воспитанная собака никогда так себя не вела.

Света жизни не пробивалось из тела монаха, но, в отличие от Возлюбленных, его окутывал какой-то эфир, какая-то невидимая завеса, словно этот человек был нарисован на полотне ночи. Кусочки головоломки начали вдруг падать на свои места, больно ударяя Паслена по голове.

– О мой Бог! – ахнул кендер, потом, поняв, что сказал, зажал рот руками. – Прости, господин! – пробубнил он из-под руки. – Я не хотел поминать твое имя всуе. Просто вырвалось!

Паслен опустился на колени и свесил голову.

– Не беспокойся о Рисе, твоя Божественность, – сказал он несчастным голосом. – Что ж, я не знаю, зачем тебе нужна Мина, но могу догадаться. – Он поднял голову и обнаружил, что монах смотрит на него как-то странно. – Это ведь так печально, правда? Я имею в виду все, что связано с ней.

– Да, – негромко подтвердил монах. – Это очень печально.

Маджере опустился на колени рядом с Пасленом и положил одну руку ему на голову, а вторую – на спину Атты, которая от легкого прикосновения Бога опустила морду к земле.

– Благословляю вас обоих, благословляю и Риса Каменотеса. У него есть вера, есть мужество и любовь верных друзей. Ступайте к нему. Он нуждается в вашей помощи. Пусть меня ждут этой ночью другие дела, знайте, что я с вами.

Маджере поднялся, посмотрел на замок, стены которого засветились странным оранжевым светом, и двинулся в том направлении.

Паслен вскочил на ноги. Он чувствовал себя освеженным, словно проспал целую неделю и съел на спор четырнадцать обедов. Тело было переполнено силой и энергией. Кендер бросил взгляд на гребень холма, отделяющего его от пещеры, и радость его утихла.

– Брат Бог! – закричал Паслен. – Прости, что снова тебя отвлекаю, после того что ты сделал для нас! Благодарю тебя за кузнечиков, и за благословение тоже. Мне гораздо лучше. Осталось только одно. – Он махнул рукой и коротко пояснил: – По этим камням так трудно ходить, они ужасно жесткие. И острые.

Монах улыбнулся, и в тот же миг камни исчезли, а вся поверхность холма поросла мягкой зеленой травой.

– Ух ты! – восхитился Паслен.

Размахивая руками и вопя, он понесся вниз по склону.

– Рис, Рис, держись! Мы идем тебя спасать! Нас благословил Маджере, Рис! Он благословил и меня, кендера!

Атта, обрадованная тем, что он, наконец, направляется туда, куда нужно, легко нагнала бегущего кендера, а затем оставила его далеко позади.

Глава 12

Рис сидел в темноте грота и, пока приближалась смерть, думал о жизни. Своей жизни. Он думал о страхе и трусости, самонадеянности и гордости и, крепко зажав в кулаке щепку, которая расцарапала ему руку, склонил колени перед Маджере и покаянно просил у него прощения.

Маджере предлагал каждому из своих монахов хотя бы раз в жизни оставить монастырь и отправиться в мир. Подобное путешествие каждый предпринимал по доброй воле, это не было обязанностью. Монахов не заставляли уходить, как не заставляли делать и все остальное. Все обеты, которые они давали, были проявлением их любви и выполнялись, потому что они стоили того. Бог мудро говорил, что обещания, данные под давлением или из страха наказания, лишены всякого смысла.

Рис предпочел не выходить из монастыря. Он ни за что не признался бы себе в этом тогда, зато прекрасно понимал сейчас, почему он сделал такой выбор. Монах полагал, полный гордости и самонадеянности, будто бы таким образом совершенствуется духовно. Мир ничему больше не может его научить. Маджере ничему больше не может его научить.

– Я знал все, – негромко говорил Рис, обращаясь к темноте. – Я был счастлив и доволен. Путь, которым я шел, был гладким и легким, он замыкался в кольцо. И я шел по нему так долго, что уже не видел его. Я мог пройти по нему с закрытыми глазами. Я просто шел и шел, и он всегда был у меня под ногами.

Я уверял себя, что внутри этого кольца Маджере. А на самом деле внутри его не было ничего – пустота. Не подозревая об этом, я двигался по краю пропасти, и, когда разразилось несчастье и путь ушел у меня из-под ног, мне некуда было деться. Я упал в темноту.

Но даже тогда Маджере спас меня. Он научил, как выйти наружу, но я оттолкнул его. Я боялся. Моя солнечная, уютная жизнь была отнята у меня. Я винил Бога, когда должен был винить себя. Наверное, я не смог бы удержать Ллеу от убийства родителей, если бы был там, но я должен был с пониманием отнестись к родительскому горю. Я должен был протянуть им руку помощи, когда они приехали ко мне. А вместо того я оттолкнул их. Меня возмутило, что они несут свой страх и боль в мою жизнь. Я не испытывал к ним никакого сострадания. Только к себе.

Рис поднял глаза к небесам, которых не мог видеть.

– И только когда я потерял свою веру, я обрел ее. Как же возможно подобное чудо? Просто ты, мой Бог, никогда не терял веру в меня. Я без страха брел в темноте, потому что внутри меня горел твой свет…

Пещеру залил холодный бледный свет, похожий на тот, что именуют «блуждающим огоньком», свечение, которое иногда видят над могилой, и суеверные люди считают его зловещим предвестником смерти.

В гроте появился человек. Он был бледен и красив какой-то холодной красотой. У него были черные волосы, великолепный наряд из черного бархата, белая рубаха с кружевными манжетами. Он посмотрел на Риса глазами, у которых не было ни начала, ни конца.