Коромысло Дьявола (СИ)

По-другому, увы, и быть не могло, коль скоро в наши с вами развращенные времена "блатная феня" стала едва ли не литературной нормой современного русского языка. Как ныне в очень солидных газетах и журналах без всякого намека на стыдливые кавычки можно встретить чисто конкретные блатарские понятия. Например, "забить стрелку", "беспредел", "тусовка". И многая протчая…

В отличие от "лохов-журналюг", Филипп Ирнеев, как достаточно образованный молодой человек, знал, что "беспредел" означает то состояние, когда сами уголовники отказываются подчиняться придуманным ими же самими противоправным законоуложениям. И ничего более для человека, имеющего кое-какое понятие о культуре речи.

В то же время "тусовка", — ему также сие было известно, — является термином-профессионализмом из лексикона воров-карманников. Филипп сам эту самую "тусовку" несколько раз видал, когда двое-трое подручных "щипача" ловко создают на улице или в транспорте искусственную толчею, чтобы тот мог выудить из кармана ли сумки своей жертвы кошелек или портмоне…

Сев за руль, Филипп машинально ощупал карман: на месте ли бумажник. И дал себе честное слово в дальнейшем воздерживаться от подлой воровской лексики.

"Ибо не к лицу такое добродетельному рыцарю… Пал Семеныч, верняк, ого-го как по фене ботает. Но никогда от него не слыхать уголовно-криминального жаргона. А ведь в миру он — вертухай, почти мент поганый…

М-да, смирение паче гордыни…"

В самом благочестивом настроении Филипп подъехал к своему убежищу. Ночью на улицах города просторно и безопасно. Люди и машины под колеса не бросаются.

"Некому и не на кого наезжать…"

На стойке его ждали пачка "Голуаза", рюмка абсента и ресторанные толстенькие спички на картонке-запальнике. Но сначала "глок"…

Филипп взял светло блистающее оружие и ему показалось, будто ствол на несколько миллиметров удлинился, затворная рама стала выглядеть слегка массивнее. А в увеличенном — "эт-то точно!" — магазине прибавилось патронов.

Сунув пистолет в надлежащее ему место, рыцарь Филипп тотчас оставил все мысли о нем. Видимые и невидимые изменения в личном оружии следует обсудить с арматором Вероникой. Так положено.

Между тем, "никого не касается, из рака ноги, выпьет ли он абсента… И не закурить ли ему страшно французскую голуазину без фильтра?"

Ни того, ни другого Филипп не любил. Но от предложенного ему угощения отказаться не посмел.

"Мало ли что…"

Результат сказался без промедления. Убежище в неуловимую микросекунду открыло ему слева проход в настоящий древнеримский триклиний с низким столом, инкрустированным перламутром, и двумя ложами черного эбенового дерева. На столе Филиппа ждала голубоватая стеклянная чаша с красным вином.

Винцо он тут же продегустировал:

"Неразбавленное… Хм… хорошо, тона в меру терпкие… Наверное, фалернское.

Зря абсент пил. Хм, может, и не зря, когда б видение впрок…"

Из видения обратно в убежище рыцаря Филиппа выбросило рывком. Допрежь, помнится, он выходил плавно. Зато теперь прокручивать в памяти все там реально увиденное вовсе не обязательно.

"И то хорошо! От третьего лица Нике расскажу."

Тем временем самочувствие у него точно такое же бодрое, как после видений вне убежища. Хотя сейчас на душе легко и приятно.

Так было и так будет, если свершается теургическое действо сверхрационального единения носителя харизмы и его асилума…

"Вот это да! Полбутылки "Наполеона" и пакетик собачьего корма… Это чтоб закусить или просто занюхать?"

Из своего "Asylum Sapienti" рыцарь Филипп вышел под утро. Близился восход, наступал новый день неофита…

Завтракать он, как и обещал, заехал к Насте.

"Ага, площадь Богдановича, собачья площадка и во двор направо…"

Собачка Мими встретила его радостным девчоночьим повизгиванием и нетерпеливым вилянием хвостика. Знакомство у нее состоялось чрезвычайно приятное.

Ненавистным спиртным от нового вожака стаи ничуть не воняло. Но от его сумки, прекрасно пахнувшей вкусной кожей, до нее доносился еще более восхитительный аромат сырных галет-шариков.

Сыр годовалая болонка Мими обожала до самозабвения. Однако по бесчеловечному совету ветеринара-кинолога сырные палочки и шарики строгая хозяйка давала ей только во время воспитательной дрессировки в качестве лакомства.

Мими с блаженным урчанием лакомилась из миски в прихожей целым огромным пакетом собачьего французского корма. "Знай наших! Своя своих познаша." Тогда как Настя пригласила Филиппа пройти в гостиную:

— Располагайся, Фил. Чувствуй себя как у Пети с Мариком. Тетка Агнесса, за мной надзирающая, на даче огурцы поливает. А я к экзаменам, получается, в жесть готовлюсь за одиннадцатый класс…

Ветчину по-английски я тебе сейчас мигом обжарю. Как ты любишь…

В светлой пятикомнатной квартире Филиппу поначалу не очень понравилось.

"Окна на восток, солнце прямо в глаз… И планировка какая-то длинно коридорная…"

Но в Настиной спальне, к его нескрываемому удовольствию, висели плотные велюровые шторы винного цвета бордо…

От возлюбленной Насти, наконец приступившей к доскональному чтению своего романа, он выбрался лишь к полудню…

Как всегда мирское время рационально поджимало. И создавало, возможно, сверхрациональные препятствия и мелкие неурядицы. Рядом с машиной Филиппа Ирнева недвусмысленно кучковались пятеро чрезмерно храбрившихся великовозрастных школьников.

"Ага! Два Настенькиных воздыхателя и усиление, тоже из детского сада…"

Филипп обошелся бы словесным увещеваниями, кабы один из трусливых наглецов не оцарапал металлической расческой — "у-у… на глазах у хозяина…" многострадальное свежеотполированное правое крыло его любимой и родной "восьмерки".

В течение долгих 15 секунд он метелил и укладывал — кого на мягкий газон, а кого на жесткий асфальт — всех пятерых. Как получится. Чего тут напрягаться?

"Можно было бы действовать в ката и побыстрее. Но тогда бы они решили, будто сами упали. Либо кто-то сверху, посторонний им больно настучал по голове и другим частям тела…

Жаль, светло и стремно… Хотя кто нынче на молодежные разборки смотрит? Даже старух у ближнего подъезда они не волнуют. Или они что к чему сообразить не успели своими высохшими мозгами.

Эх, старость — не радость… Ни два, ни полтора…"

— 2 —

Два академических часа с Ванькой, вернувшимся из пейнтбольного клуба, Филипп отработал как следует.

"Нечего ему лодырничать, разгильдяю. Не то вырастет хулиганом, станет гвоздиком или расческой машины во дворе царапать.

После обеда ему, что ли, еще ума вложить по-филологически? Подумаешь, каникуляр-вояка…"

Однако за обедом Филиппу аукнулась нехорошая зависть к ученику, блаженствующему на каникулах. Его самого стал мучать нестерпимый каникулярный соблазн.

Он, безусловно, отклонил предложение супруги босса, от какого не принято отказываться.

"Ахти, искушение!"

На словах он ей пообещал подумать, посмотреть, что можно сделать с сессией… Хотя твердо знал: ему не суждено завтра отдать паспорт для получения визы, чтобы уже в субботу поехать с ней и Ванькой на десять-двенадцать дней в Париж.

"Мадре миа!!!"

Не положено в данное время свежеиспеченному неофиту покидать прецептора и арматора. Не устоялись еще его дарования.

"В старину неофитов-харизматиков вообще держали в монастырях и скитах в затворе…"

В другое время или хотя бы двумя неделями прежде Филипп, не задумываясь, с восторгом согласился. Какая тут к чертовой матери учеба и сессия!