Меч ангелов (ЛП)

Я невольно навострил уши, поскольку тоже слышал о двух последовательных ошибках Фолкена. Это не имело отношения к моей работе, просто до меня дошли слухи. А Фолкен, наверное, вскоре будет уволен и окажется на столе своих учеников или подмастерьев. Две смерти подряд? Может это сговор или подкуп? Или ересь? Конечно, ни один из этих трёх вариантов не был на самом деле правдой. Палач был пьян или с похмелья, как, видимо, часто с ним бывало в последнее время, и он ошибся. Может быть, в подборе инструментов, а, может, не заметил, что допрашиваемый должен отдохнуть или подняться? А может быть, он угодил в какое-нибудь из жизненно важных мест, что вызвало кровотечение или шок? Что бы ни было причиной двух смертей, Фолкен находился очень близко к опасной черте, после пересечения которой человек превращается в окружённого волками ягнёнка. А волков, точащих зубы на должность мастера палаческой гильдии, наверняка найдётся много. Хотя, Богом и истиной клянусь, это не было местом, достойным зависти. Тяжёлая работа в ужасных условиях, огромный риск и полное отсутствие уважения и понимания у окружающих. Кроме того, палачи не прошли такого сложного, и долгого обучения, как инквизиторы, и рано или поздно впали в пьянство или предавались садистским наклонностям. А как одно, так и другое не способствовало ведению эффективных допросов.

Палачи в какой-то момент забывают, что пытки являются лишь средством для достижения цели, и даже если помнят, то, как правило, считают, что цель состоит в том, чтобы добыть показания. Ничто не может быть более ошибочным, любезные мои! Показания может извлечь любой мучитель с зубилом и раскалёнными щипцами в руках. Как правило, презентации инструментов было достаточно, чтобы большинство людей получили сверхъестественное желание вести беседу и подробно отвечать на каждый вопрос. Тем не менее, не извлечение показаний пытками является итогом нашей работы! Конечно, они тоже учитываются, особенно когда допросчик способен отсеивать зерна от плевел. Но важно, чтобы кающийся грешник громко признал свои ошибки и без сожалений указал своих сообщников, жалея о каждом мгновении, проведённом с ними. Считаются лишь слёзы горя, выступающие на глазах грешника, чистосердечное признание вины и подавляющее, неослабевающее желание её искупления.

Всё это имеет значение не только для нас, для нашей веры и для защиты невинных. Но для того, что мы называем здоровьем общества (как бы смешно или пафосно это не звучало). Нам не нужны мученики, умирающие за ересь с огнём мужества и безумия в глазах, нам не нужны оскорбления, брошенные с высоты костров нашей святой Церкви и её слугам. Мы, инквизиторы, любим всех (хотя иногда это грубая любовь), но больше всего тех, кто, смирившись, признал вслух свои вины и раскаялся в грехах, которые совершил, и в грехах, которые лишь мог совершить. По всем этим причинам было неприемлемо, чтобы виновные умирали в подвалах палачей. Их смерть должна быть церемонией. Одновременно грустной и радостной. Возвышенной. Они должны умереть, примирившись с Церковью и верой, пронизанные любовью к инквизиторам, которые в поте лица направляли извилистые дорожки их жизней. Именно поэтому дни мастера Фолкена были сочтены.

– Как это, сдохли? – спросил следующий помощник. – Он запил опять, или что?

–

Ш-ш-ш

Рыжий

зашипел и

огляделся

вокруг

но

по его

масляному взгляду

я понял

что он уже мало что

видит

На

меня

не

обратил

внимания.

Не

известно ещё

что

там

– А кем же они были?

– Е-ре-ти-ки. – Рыжий старался говорить тихо, но это ему не удавалось.

Ха, подумал я, еретики. Интересно, правда ли это. Ибо к еретикам, колдунам и вообще всякого рода отступникам от веры, применяют особые меры. Вор или убийца может умереть во время допроса. Но это никогда не должно произойти с еретиком или отступником. Между тем, Фолкену не повезло, и именно в его мастерской погибли двое нераскаявшихся еретиков. Господин каноник, о котором говорил помощник палача, был одним из доверенных лиц епископа Хез-Хезрона, человеком для грязной работы. Так же, как и я. Правда, каноник понятия не имел о преследовании отступников, но зато очень хотел себя проявить.

Полномочия

духовенства

и

нас

инквизиторов

никогда

не

были

точно

разграничены

Всё, в принципе,

зависело

от капризов

Его

Преосвященства, и он

умело

лавировал, склоняясь

то на одну, то на другую сторону

и

спокойно

выслушивая

взаимные обиды

и претензии

Что ещё хуже, в некоторых случаях появлялись специальные полномочия, выданные Святейшим Папой, которые ещё сильнее осложняли и без того запутанную ситуацию.

От дела, которое так немилосердно провалил мастер Фолкен, инквизиторы были отстранены на второй план. И, как оказалось, зря. Может быть, определённую роль в этом сыграло допущение, что Фолкен пил до утра, а после короткого пьяного сна должен был приступить к работе. Не удивлюсь также, если в вино были подсыпаны определённые травы. В любом случае, я слышал, что на допрос он прибыл, едва проснувшись, а его руки дрожали так, что требовалось одну из них придерживать второй. А в таком состоянии сложно работать точными инструментами и трудно сыграть мелодию на таком деликатном инструменте, каким является человеческое тело. Да, епископ Хез-Хезрона, наверное, серьёзно подумает, прежде чем поручать следующее дело канонику, и доверит его тем, кто и должен заниматься ересями и богохульствами, учитывая специальное обучение, которые они прошли в нашей преславной Академии. Я слегка улыбнулся собственным мыслям, ибо я представлял себе каноника, кающегося перед гневным лицом епископа. А епископ мог быть весьма неприятен, особенно, когда у него случались приступы подагры.

Кто были двое людей, на несчастье которых поддался своей слабости мастер Фолкен? Я не особенно этим интересовался. У меня было достаточно собственных проблем, а с некоторого времени епископ демонстративно оказывал мне немилость, что оказало катастрофическое воздействие на состояние моих финансов. Конечно, я всегда мог заработать, принимая определённые заказы, но, к несчастью, все предложения требовали работы за городом. Между тем, Его Преосвященство приказал мне ежедневно являться в канцелярию, и каждый день я уходил из неё с пустыми руками. Епископ знал, как попасть мне в слабое место, и безжалостно это использовал. А я, конечно, не мог ничего с этим поделать. Лицензия обязывала меня беспрекословно подчиняться, и я даже не хотел думать, что случилось бы, если бы однажды утром я не появился в епископском дворце. Я мог только предположить, что немилость епископа была как-то связана с отчётами из Апостольской Столицы, которые, вероятно, попали в канцелярии, и которые, как я догадывался, описывали мою деятельность в не слишком лестном тоне.

Я осушил ещё один стакан хорошего вина и снова посмотрел в сторону подмастерьев. Рыжеволосый присел под столом и издавал звуки, свидетельствующие о том, что слабый желудок не терпит чрезмерных доз напитка, а двое его товарищей сидели, бездумно уставившись на залитый вином и соусом стол. Я решил, что больше ничего уже не услышу, так что я встал и вышел, поскольку запах горелого становился уже невыносимым, особенно для человека с таким чувствительным обонянием, как у меня.

Когда я выходил из комнаты, мне встретился Корфис, владелец гостиницы и ветеран битвы под Шенгеном.

– Доброе утро, Мордимер, – сказал он с улыбкой на широком лице.

– Кому доброе, а кому и не очень, – ответил я.

Он понимающе покивал головой.

– А куда это ты в такую рань?

– Корфис, подумай, куда я могу идти с самого утра? В цирк? В бордель? А может, полюбоваться кораблями в порту? Как думаешь?

К сожалению, моя, как обычно, блестящая ирония не дошла до него. Корфис был человеком смелым, благородным, но откровенно глупым. Конечно, у него была соответствующая его положению и профессии хитрость, которая позволяла ему достаточно свободно плавать в мутных водах Хез-Хезрона. Он содержал довольно процветающую таверну и из того, что я знал, собирался купить вторую, где-то на самой окраине города. Да, да, подумал я, Корфис, похоже, скорее переедет в домик с садом в богатом районе, чем это сделает ваш покорный слуга.