Нефритовый Грааль

— Несомненно. Только им об этом неизвестно, и я вовсе не намерен посвящать их во что бы то ни было, — резонно заметил Бартелми.

— Зачем это все фон Гумбольдту? — недоумевала Анни. — Что он надеется выиграть?

— Все не так просто, — пояснил Бартелми. — Подозреваю, Ровене удалось убедить его, что на таких условиях она сможет склонить Бирнбаума отозвать свое требование. Алекс с чрезвычайным почтением относится к историческому прошлому чаши, Удаче Торнов и всему прочему. Если он решит, что уступает чашу Ровене, то вполне может отказаться от претензий.

— Верно, — заметила Анни, — он впрямь способен так поступить.

— Ты общалась с ним больше нас. Как бы то ни было, фон Гумбольдт верит, что игра стоит свеч. Ровена позволила ему думать, что, как только Бирнбаум сойдет с дистанции, она согласится на продажу и последующий раздел выручки. Он во что бы то ни стало хочет избежать долгой, запутанной и дорогостоящей судебной тяжбы.

— Что вполне понятно, — согласилась Анни. — Но что задумала Ровена? Ведь она ни за что не согласилась бы продать чашу, разве нет? Быть не может, чтобы она всерьез планировала… О нет!

— Ограбление? — улыбнулся Бартелми. — Вряд ли. Полагаю, она лишь хочет, чтобы Эрик взглянул на чашу. Он произвел на миссис Торн большое впечатление. Как, впрочем, и на многих других. Не берусь судить, смогла ли она осознать, что Эрик действительно из иного мира, однако Ровена отнюдь не глупа и должна понимать, что он не сумасшедший. Она хочет, чтобы он увидел чашу — причем, что называется, на своем месте. Ровена выбрала не самый краткий путь, чтобы организовать эту встречу. Признаюсь, я и не ожидал, что она способна на столь изощренное коварство. Люди не перестают меня удивлять — и это обнадеживает.

— В вашем возрасте, — хитро улыбнулась Анни, — наверное, осталось не так много, чему удивляться.

— А вот тут ты как раз ошибаешься, — парировал Бартелми. — Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что никого нельзя просчитать до конца. Как только начинаешь думать, что знаешь людей, они совершают нечто из ряда вон выходящее. Человеческая натура изобилует потрясающими глубинами — и мелями, разумеется. Что бы там ни говорил Фрейд, правил поведения для нее не существует.

— Но ведь гены, несомненно, предопределяют, каким станет человек, — вмешалась Анни.

— Гены ничего не предопределяют, — возразил Бартелми. — Можно позволить наследственности угнетать тебя — или жить с ней в согласии — или возвыситься над ней. Человек сам себя определяет. Разве гены могут превратить спустившуюся с дерева обезьяну в поэта? Я рассказывал вам о магии, о силах немногих Одаренных, однако истинная магия заключена в душе Человека.

— Иногда люди способны на ужасные поступки, — заметил Натан, вспоминая Ямы для бесконечного заточения.

— А иногда — на прекрасные. Две стороны одной медали. Тьма и свет живут в каждом из нас. Мы сами превращаем себя в тех, кто мы есть. Мы делаем выбор.

— А как насчет влияния среды? — поинтересовалась Анни.

Разговор повернул в психоаналитическое русло, и Натан погрузился в собственные мысли, сосредоточившиеся главным образом на задней двери в Торнхилл и преданном Гувере — сторожевом псе, который никогда не залает на друга…

Натан надеялся, что на неделе ему снова приснится сон о Кванжи Лей, — но он опять видел море в мире, где всю землю поглотил океан, а потом прекрасную страну, напоминающую детские мечты о Нарнии. Там были зеленые холмы, и поросшие мхом скалы, и ручьи, струящиеся и падающие маленькими водопадами. Леса здесь оказались даже прекраснее и словно бы «лесистее» окрестностей Торнхилла: вокруг простирались заросли шиповника и жимолости, в листве деревьев тут и там мелькали рыжие беличьи хвосты, слышалось пение неведомых птиц.

Спустилась ночь. Сквозь кружево ветвей светила громадная луна; беззвучно взмыла ввысь сова. Внезапно накатил страх — с ним крался лунный свет, и по подлеску пронеслась рябь. Они — озмоси — были здесь, и в этом чудесном уголке дикой природы. На Натане не было железа — а значит, защиты. Он бросился бежать словно сумасшедший, преследуемый кошмаром, пока наконец не споткнулся о древесный корень и не свалился вниз — и вниз — в черные глубины безмятежного сна.

Впоследствии, вспоминая сон, Натан гадал, не в том ли мире он отыскал Лесовичка — в давно забытом путешествии раннего детства. Мальчик уже давно не виделся со старым другом и потому однажды после обеда отправился в лес один, захватив в подарок упаковку «Смартиз». И они с Лесовичком сидели под деревьями, болтая о том о сем, хотя Натан не стал рассказывать лесному другу о сновидении. Мальчик сообщил, что скоро привезут Грааль, и поведал собственные планы на субботу. Он хотел, чтобы, когда настанет время, вблизи Торнхилла было как можно больше глаз.

— Я буду наблюдать, — пообещал Лесовичок. — Но и другие тоже наблюдают.

— Ты имеешь в виду гномонов? — нахмурился Натан. — Думаю, они привязаны к чаше. Не представляю, что они станут делать. Им не проникнуть в Торнхилл: там слишком много железа, а еще сильфиум в саду; полагаю, Бартелми сумеет организовать световые и звуковые эффекты.

— Я имел в виду гоблина, — объяснил Лесовичок.

— Какого еще гоблина? — Натан уже догадывался, кого имел в виду его друг.

— Того, которого вы выпустили из-под земли. Узника.

— Еще о нем нам не хватало беспокоиться, — заявил Натан. Но беспокойство осталось — оно цеплялось за границы его сознания, никак не желая стряхиваться.

Алекс Бирнбаум заглянул в лавку и пригласил Анни на бокал вина. В тот самый миг, что она отвечала на приглашение нового знакомого любезным согласием, в магазин вошел Майкл.

— Твой поклонник, — беззаботно заметил он, когда вышел Алекс.

Анни почувствовала, как по сердцу разлилось приятное тепло.

— Алекс очень мил. Он мне нравится. — Анни вовсе не хотела причинить Майклу боль; она была лишь женщиной, а Майкл пока оставался женатым мужчиной.

— Я надеялся, что ты согласишься поужинать со мной в пятницу, — сказал он. Майкл впервые приглашал Анни на ужин и говорил очень неуверенно.

— Натан…

— Нат сам о себе позаботится.

Анни робко улыбнулась.

— Хорошо.

Однако в пятницу утром домой вернулась Рианна Сарду.

Майкл позвонил Анни, чтобы предупредить: он чувствовал себя смущенным и виноватым одновременно. «Грузинский тур пришлось свернуть — какая-то у них там политическая нестабильность. Грузия расположена слишком близко к Чечне. Надеюсь, удастся поужинать на следующей неделе. Она уедет в Лондон озвучивать новую экранизацию „Макбета“».

«Интересно знать, чью партию? — про себя подумала Анни. — Призрака Банко?» И какая из двух Рианн вернулась: настоящая или дух в ее облике? К тому же при мысли об ужине с Майклом тайком, когда его жена — или предполагаемая жена — где-то поблизости, ей сделалось совестно.

— Ты никак не могла видеть ее в Лондоне, — добавил Майкл в конце разговора. — Она все это время пробыла в Грузии. Я выяснил.

Анни пробормотала что-то неопределенное и положила трубку. По минутном размышлении она набрала номер Бартелми, но того не оказалось дома: наверное, они с Ровеной Торн заканчивали приготовления.

Вернувшись домой, Натан застал мать в глубокой задумчивости. Анни рассказала сыну, что Майкл отменил ужин, хотя не назвала причины, до сих пор не в силах думать о речном кошмаре. Она отчетливо представляла, как чудовище поднимается в башню, чтобы лечь спать (спало ли оно вообще?), или, того хуже, делит с Майклом семейное ложе.

Нужно во всем разобраться.

Майкл сказал, что после обеда его не будет дома: он занят в каком-то специальном университетском проекте — не для студентов, а для людей со стороны. Около трех, спрятав в карман один из номерков (хотя Анни не была уверена, помогает ли железо против водяных духов), она закрыла лавку и отправилась к Дому-на-Реке.