Могильщик. Трое отвергнутых (СИ)

- Я в жизни ничего такого не видел, - сказал Хасл могильщику. Тот в ответ хмуро хмыкнул.

По крайней мере, ожившие призраки охотнику больше не мерещились, и он спокойно продолжал дорогу, лишь изредка покашливая. Даже рана на голове практически перестала напоминать о себе, настолько Хасл увлёкся разглядыванием диковинных вещей. В то же время он надеялся, что видит всё это в последний раз жизни, и нога его не ступит больше в Бергатт.

Башня становилась всё больше и больше. В отличие от домов и статуй на ней не было ни грамма краски, либо же кладка обгорела где до пепельно-серого, где до тускло-чёрного цвета. В высоту башня достигала ста футов, если не больше, и при этом чётко становилось понятно, что нескольких последних этажей не хватает.

В конце концов, ближе к вечеру от громады башни двух путников отделяла только площадь да щербатая стена, окружающая двор. Ворота сиротливо валялись посреди абсолютно пустого пространства, но могильщик встал на границе площади как вкопанный.

- Наверное, когда они ударили, верхушку снесло, - сказал Велион, задумчиво глядя на башню. Потом его взгляд опустился под ноги. - А тут у нас полное дерьмо. Я даже не знаю, как нам идти дальше.

- А что тут? - спросил Хасл, продолжая смотреть исключительно на Башню Друга. Что-то непреодолимо притягательное было в её мрачном контуре, отчётливо выделяющемся на фоне вечернего неба.

- Под нос себе посмотри, колдунишка недоделанный.

Охотник с трудом отвёл взгляд от Башни и взглянул себе под ноги. Казалось бы, ничего такого на площади не было, но...

На расстоянии примерно двух ярдов от того места, где они остановились, шёл ряд небольших серебряных булавок, вбитых между плитками. Расстояние между булавками составляло примерно три ярда. В трёх ярдах за первым рядом Хасл разглядел ещё один ряд. И ещё. И ещё... В какой-то момент одна из булавок ярко вспыхнула, и эта вспышка прошла по всей площади. Через полминуты сверкнула уже другая булавка, потом третья, но в каждый раз сияние охватывало всю площадь.

Теперь Хасл почувствовал энергию, исходящую от пустой на первый взгляд площадки. Они проходили мимо куда более мощных источников силы, но чтобы убить парочку проходимцев здесь хватит с головой.

- Что это? - спросил Хасл. - Не похоже, чтобы это осталось здесь после войны.

- Заклинание сотворили уже после войны. Твой Урмеру подстраховался на случай незваных гостей. Если перейти границу... не знаю, что именно произойдёт, но точно ничего хорошего. Теоретически, всю сеть активирует одна булавка, если вырвать её, то всё полетит к чертям. Но каждый раз это разная булавка, мать её. Если ошибиться... ну, умрём ярко. Кроме того, Урмеру сразу узнает о нашем приходе.

- Как? Он видит нас?

- Нет, он нас не видит. Надеюсь. Это сигнализация.

- Что?

- Ты отупел на хрен? Ни разу не натягивал верёвку с колокольчиком перед ночёвкой?

Хасл и хотел бы сказать, будто понимает о чём речь, но не мог. Велион принялся объяснять, зачем это нужно, однако почти сразу замолчал и зло сплюнул.

- В общем, мы в жопе, - сказал он через пару секунд. - И я не знаю, как нам из неё выбраться. Ладно, стой здесь, сейчас что-нибудь придумаю.

Могильщик прошёл вдоль площади и остановился у края. Постоял там какое-то время, сунулся к границе «сигнализации», но отшатнулся, словно его кипятком окатило. Подступился ещё раз, шаря в пустоте руками, продвинулся практически к полосе булавок... и вновь отпрыгнул, потому что в воздухе сухо затрещало, как от жара, а перед лицом могильщика сверкнул разряд молнии. Мрачно матерясь под нос, Велион развернулся, миновал Хасла и ушёл в другой конец площади. Там он простоял недолго и, даже не пытаясь подобраться к полосе булавок, вернулся к охотнику.

- У меня есть два предложения, - сумрачно проговорил могильщик. - Первое: мы убираемся отсюда к чёртовой матери. Защита явно идёт по всему периметру башни, причём, там, где кончается открытая площадка, хрен проссышь, куда понатыканы булавки. Снять заклинание я не могу. Если попробую, от меня ничего кроме перчаток не останется. Второй вариант. - Велион помолчал. - Помнишь, что я говорил тебе, когда мы только вошли на могильник?

- Что мне ни в коем случае нельзя колдовать, - ответил Хасл, уже понимая, в чём заключается второй вариант.

Могильщик громко щёлкнул пальцами.

- Именно. Заклинание так напиталось энергией, что стало нестабильным - иначе та грёбаная молния не выстрелила бы. Если чем-нибудь по нему засадить... да посильнее... Ну, мы как минимум сдохнем посреди охренительного фейерверка, так ведь?

Глава семнадцатая. Познать Истину

Чёрное дерево ответило Хаслу сразу. Если бы оно обладало эмоциями, охотник решил бы, будто оно даже обрадовалось, почувствовав в нём родственную душу. Да, в этом отравленном магией растении было что-то очень близкое молодому охотнику, куда более близкое, чем у той травы, благодаря которой он выследил могильщика в ту проклятую ночь.

Человек и дерево слились в крепких дружеских объятиях и стали едины, хотя расстояние между ними превышало сотню футов. По жилам Хасла медленно и неторопливо потёк древесный сок, а дерево напиталось яростной и горячей человеческой кровью. Охотник закашлялся, но чёрная древесина в тот же миг забрала этот кашель, вычищая из человеческих лёгких мелкую чёрную сажу, осевшую в них несколько дней назад.

Мощный древесный корень изогнулся дугой и вырвался из-под земли, выламывая расшатавшиеся за годы булыжники мостовой. За ним последовал второй, третий... Самый длинный отросток пробрался в пустой оконный проём и, зацепившись за что-то в доме, подтянул по дороге всё дерево.

Хасл улыбнулся дереву, и его губы, покрытые корой, растянулись, скрипя и осыпаясь мелкой пылью. В ответ дерево рассмеялось, шелестя мелкой и узкой листвой. Или это смеялся сам охотник, и листва лишь вторила ему.

Медленно - куда торопиться растению, способному прожить на этой земле сотню лет? - но неумолимо чёрное дерево подползало к границе площади. Руки и ноги Хасла при этом деревенели всё сильнее, а избранное им растение становилось жутковатой смесью деревянных волокон и чёрной отравленной плоти.

Наконец, они вдвоём остановились на границе площади. Хасл хотел извиниться, но дерево не обладало эмоциями. Кора лопнула, исторгая из себя поток чёрной сажи и мутно-красного сока, и этот поток обрушился на сеть булавок. В тот же момент охотника скрутил жестокий приступ боли в животе, и он рухнул на колени, чувствуя, как мутится его рассудок. По упавшему на площадь дереву прошло несколько искр, а от листвы начали подниматься клубы чёрного маслянистого дыма.

Но практически сразу непреодолимая сила выдернула Хасла из того полубессознательного состояния, в котором он сейчас чувствовал себя наиболее комфортно. Велион дёргал его за куртку, что-то говоря и указывая куда-то в сторону плотной  храмовой застройки, находящейся в половине квартала от них. Вид у могильщика был обеспокоенный.

Сначала как будто бы ничего особенного не произошло, только сухое потрескивание в воздухе, раньше практически не слышимое, стало оглушающе громким. Потом разом сверкнули несколько булавок, да так, что яркими всполохами осветило всю улицу, по которой со всех ног драпали прочь от площади охотник и могильщик.

- Сюда! - рявкнул Велион и, схватив Хасла за плечо, уволок его за храм с мощными гранитными стенами. Впрочем, верхушку храма семьдесят лет назад постигла та же участь, что и верхние этажи Башни - её как будто срезало циклопическим ножом.

В небо неестественно медленно поднялась огромная невероятно разветвлённая фиолетовая молния, едва не ослепившая Хасла. Грома они не услышали, но от ударной волны в воздух поднялись тучи пыли. Жалобно дребезжали уцелевшие витражи, и от звона сыплющегося на мостовую стекла Хаслу становилось не по себе. Ему было жаль, что их приход погубил эту невероятную красоту.