Извек

…на берегу — четыре скалы, торчат подобно нацеленным в небо перстам. Если отплыть от берега на полёт стрелы, то две крайние перекроют пару других. В том месте, где четыре скалы станут двумя, и надлежит бросить яйцо.

Тревожные мысли потеснила разумная думка: а на чём отойти от берега? Вплавь? Оставив коня с оружием на берегу? Дурость! Что он, селезень — с яйцом по волнам шоркаться?! Нет уж, лучше соорудить плот, если будет из чего… Ну да ладно, дойдём — увидим, а там и поглядим…

Вновь вспомнилась Лелька. Её звонкий смех, глаза, волосы. Почему—то захотелось бережно взять это чудесное созданье, положить за пазуху и замереть…

Четыре скальных перста увидал издали. В обе стороны, сколько хватало глаз, тянулся пологий берег, а над прибоем, до самого глазоёма, простиралась ровная серо—голубая гладь. Подъехав ближе, разглядел белый дымок костра и две сидящих фигуры. Один понурил голову с золотыми, как спелые колосья, кудрями. Другой бодро поглядывал по сторонам и спорил с костром огненной шевелюрой. Рядом ни коней, ни лодки — явно забрели пешком. Тот, что держался попрямее, оглянулся и помахал рукой. Второй даже не двинулся, сидел ссутулившись, не отводя глаз от костра.

— Ты глянь, — пробормотал Сотник. — Какие тут люди приветливые, к себе зовут и за колья не хватаются.

Конь не выказал никакой настороженности и, не обращая внимания на голос хозяина, спокойно двинулся к костру.

— Ты что, травоед, договаривался с ними тут встретиться… на бережке посидеть, рыбки поесть? Не пойму только, кто тут хозяин, я или твои блохи? Может дальше мне тебя везти? Седло с уздечкой — себе напялить, а ты будешь копытами мне в бока тыкать…

Конь скосился. Извек заметил в умных глазах укор, махнул рукой. Отпустив повод проворчал:

— Ладно—ладно, умней тебя по дорогам скакали, да всех волки съели. Ступай, раз сам знаешь.

Один из сидящих у костра казался знакомым. На гордо посаженной голове колыхались длинные рыжие лохмы, где—то уже виденные, но давно и мельком. Поверх белой рубахи без узора, на могучей груди, висело несколько шнуров с оберегами. Штаны из добротной кожи заправлены в крепкие сапоги.

Второй, незнакомец в полотняной одежде, сидел босиком. Огрубевшие ноги, давно отвыкшие от обуви, протянул к огню, в задумчивости пошевеливал пальцами. На лице печать бесконечной усталости, будто сто лет держал на плечах небо, землю и воду в придачу.

Копыта Ворона замерли в пяти шагах от костра. Тот, что по—хозяйски махал рукой, поднялся и дружелюбно заговорил.

— Исполать тебе, путник, — он прищурился. — И коню твоему.

— И вам, добрые люди! — кивнул Сотник, а сам подумал: может я вообще лишний, с конём побазарите…

Рыжеволосый хмыкнул, будто услыхав эти мысли, поглядел на коня, спрятал улыбку в бороде.

— Окажи честь, присядь к нашему огоньку, отдохни с дороги.

— Ну ежели не обременю, — Извек спрыгнул на землю, зыркнул на коня, как древлянин на печенега, шагнул к пустовавшему камню, присел. Взгляд упал на резной посох, лежащий между незнакомцами. В голове роились суетливые мысли: где же всё—таки видел?.. На дворе у князя?.. Вёсен семь тому… Неужели?!

В голове, тыкаясь в стенки черепа, заметалась догадка.

Тот, меж тем, почему—то кивнул и протянул пруток с жареным морским зверем, растопорщившим шипастые складные ноги.

— Долго же ты ехал! Заждались!

— Так дороги, теперь сами знаете какие, — оправдался Сотник, принимая пруток. — Каждый встречный бросается помочь, кто мечом, кто дубиной, лишь бы быстрей доехал.

Босой незнакомец оторвался от невесёлых дум, поднял синие глаза.

— Всегда так было, и ещё долго будет. Главное, доехал.

Он посмотрел на рыжеволосого. Тот неторопливо потянул из—за камня кувшин и три серебряных кубка. Наполнил, протянул гостю и своему тоскливому спутнику. Отпив глоток, подбодрил:

— Ты поешь, поешь. Нам, сытым, только поболтать, а у тебя, небось живот к спине прилип.

Извек вспомнил про жареного зверя, оглядел со всех сторон, щёлкнул пальцем по красному закопченному панцирю. Смикетив, что зверь вроде рака, только очень изуродованного богами, примерился и с хрустом обломил одну ногу. Брызгая соком, раскрошил зубами бугристую броню, жадно сжевал белое мясо и ополовинил кубок. Вздохнув, поднёс ко рту вторую ногу, помедлил и беззаботно поинтересовался:

— А почто ждали—то? Я сюда, вроде как, случайно заехал!

Сотник опять захрустел угощением. Рыжий улыбнулся, глянул на мыслителя.

— Да слыхали, что Кощей кое—что перепрятать решил, а поручил тебе.

Извек замер с клешнёй в зубах. Прищурился, отложил еду, поправил меч.

— А вам что за дело, кто, кому и что поручил. Не у вас же скрал. А своё — куда хочет, туда и прячет…

— Да ты успокойся, — засмеялся рыжий. — Нам чужие яйца без надобности. Ты ешь, ешь, а перепрятать успеешь, мы тебе даже поможем.

Сотник с сомнением отхлебнул вина, выжидающе молчал, пока незнакомец не продолжил.

— В вещице этой огромная сила схоронена, и нам хотелось бы знать, что она упрятана хорошо и надолго. Тем паче, что яйцо это у Кощея не всегда было, и до того, как он туда свою смерть упрятал, в скорлупе уже много чего понапихано было. В нём же полмира уместиться может, только сумей открыть и закупорить.

Сотник недоверчиво кивнул, поглядел на неторопливый прибой.

— А помочь как собираетесь? Вместе со мной поплывёте, или на берегу, коня стеречь останетесь?

— Поплывём! — ответил Рыжеволосый. — Чего коня стеречь? Тут, на полдня вокруг, ни души не сыщешь.

Он глянул на спутника.

— Как там у нас с лодочкой?

Мыслитель оторвался от дум. Рассеянный взор скользнул по берегу и вернулся к огню. Веки закрылись, тело обмякло и застыло, как осенний омут. Через некоторое время пошевелил пальцами на ногах, разомкнул губы.

— Уже не далече. — проронил он задумчиво и оглянулся.

Сотник тоже обшарил глазами синюю полоску на стыке воды и неба, но ничего не увидел. Однако, рука незнакомца поднялась и ткнула пальцем вдоль берега.

— Ага, — улыбнулся рыжеволосый. — Идёт потихоньку. Пождём, уже скоро.

Извек таращил глаза в указанном направлении, но видел лишь рябь на поверхности воды, да чаек, мельтешащих над волнами. Иногда казалось, что различает тёмную точку, но не был уверен, что она не мерещится. Наконец, устав щуриться, вернулся к еде. Когда догрыз седьмую лапу, снова бросил взгляд на море и замер. Неясная точка выросла и превратилась в лодью с обрывками паруса. Корабль лихо сёк воду острым носом и, раскачиваясь от боковой волны, быстро приближался. Что—то в этом неуклонном движении настораживало. Сотник отложил круглый панцирь, не сводил глаз с моря, пока не понял, в чём странность. На приближающейся посудине, ни на носу, ни у руля, ни за прибитыми вдоль борта щитами не было ни души. Лодья с драконьей мордой плыла сама по себе, будто бы не замечая волн и встречного ветра.

Ярл Якун как—то рассказывал о дракарах, что долгие годы странствуют по морям без команды. Но тогда Извек не поверил, приняв всё за хмельные байки и сказки северного народа. Теперь вовсю таращился на такой дракар и не верил глазам. Будто ведомый крепкой рукой, корабль шёл к ним. Едва нос посудины проскрёб полоску берега, незнакомцы поднялись. Рыжий мотнул головой.

— Пойдём прокатимся, пока не уплыл.

— А пойдём. — ответил Извек, вставая.

Достав из сумы яйцо, двинулся к морю. Подождал пока оба заберутся на борт, передал Кощееву реликвию и, подтянувшись, перенёс тело на палубу. Не успел оглядеться, как под днищем скрежетнула береговая галька и дракар двинулся от берега. Помня научение Кощея, Сотник вперился взглядом в скалы. Как и было обещано, столбы медленно заползали один на другой и скоро остались видимыми только два ближайших к воде.

— Табань, [57] приехали! — скомандовал Извек и тут же почувствовал как доски дёрнулись из—под ног. Едва успев ухватиться за ближайший щит, со страхом заметил как двое тоже покачнулись, но пальцы рыжего цепко держали кругляк скорлупы. Корабль замер, как выпь посреди осоки. Оба незнакомца сгорбились над яйцом. По ушам жахнуло, будто над головой лопнула гусельная струна, толщиной в руку. Палубу на миг заволокло дымом. Когда ветерок сдул белые клубы, в ладони мыслителя была узкая вершинка яйца, напоминающая чашу, только внутри её было черно, как в бездне. В руках рыжеволосого сияла вторая часть. В открывшемся срезе искрились чёрные кристаллы, мелькали непонятные пятна, проблёскивали части незнакомых вещей. Мыслитель вытянул вторую руку, разжал кулак и во все стороны брызнули лучи ослепительного света. Сотник зажмурился, а когда открыл глаза, это яркое уже впихивали в скорлупу. Судя по тому как напряглись пальцы рыжеволосого, упихать было не так легко. Наконец лучи утонули в мерцающем хаосе, и мыслитель выдернул руку обратно. От резкого движения, из яйца выпала и покатилась белая бусина. Извек остановил ногой, подобрал, протянул обратно. Рыжеволосый отмахнулся.