Моя жена - утопленница (СИ)

- Что?

- Утопление как-то не человечески на нее повлияло…

Как только я это сказал, со скал покатился камень килограммов в десять. Путь он завершил недалеко от Виктора. Виктор занервничал, закурил, попил пива, глядя на скалы, густо поросшие сосной.

- Пойдем, поищем? – предложил я, уверенный в отказе.

- Надо сначала все хорошенько обдумать… - сказал он.

- Кто тут третий лишний?

- Я бы на твоем месте не ****ел, Женя. Ты тут живешь одиноко, там, в лагере, - махнул в сторону Инала, - удивляются, как это ты лихих людей не боишься и ночами спокойно спишь. Так что не надо тебе ни с кем ссориться, а то ведь…

- Ты меня не пугай, меня Настя бережет, давеча вот с того света вытащила.

- А я не пугаю, - то, что со мной случилось ночью, его никак не интересовало. - Боюсь только, как бы с обоими вами что-нибудь не случилось. Понял или по буквам повторить?

- Понял, - ответил я кисло. – То есть подумаю.

- Подумаешь?! А это видел? Он весьма способствует процессу мышления, – он приоткрыл сумку, и я увидел зев «Макара», заинтересованно на меня смотревший.

Если бы он все это не сказал, я бы продолжал верить, что Настя утопилась в добром уме и здравии, а не как результат какой-то дикой выходки зарвавшихся станичных голов. Но в принципе это дела не меняло, и я сказал:

- Знаешь, я уверен, что трупов никому не надо. И потому вам Настю бояться надо, потому что ни вы, ни я, не знаем, что она сейчас такое есть.

- Не понял. Ты что думаешь, что не человек она теперь?!

- Не знаю. Но одно могу сказать точно – она живая утопленница. И вполне возможно обладает какими-то особенными свойствами, возможно, сверхъестественными.

- Заливаешь, - не поверил Виктор.

Я действительно заливал, но в этой «заливке» была доля правды, и я ее эту долю выложил.

- Я ведь утонул, был на небе и вернулся.  И она утонула или была утоплена, но не умерла…

= Сумасшедший дом… - только и мог сказать Виктор. - Может, и мне утонуть?

- А ты уверен, что она тебя спасать станет? Вот. Не уверен. И потому будь спокоен и не дергайся.

- Да я не дергаюсь. А эти девки, Диана с Катей, злые на нее, видимо круто Настя с ними обошлась.

- Ну, они не опасные, - махнул я рукой.

- Не опасных женщин не бывает. Эти суки детей своих в детских домах держат, чтобы всегда быть в сексуальной форме, а надо будет кого зарезать – зарежут.

- Заливаешь. Не дали что ли? Отказала мне два раза, на хочу, сказала ты?

- Да я к ним близко не подойду.

- Бог с ними. Чувствую я, сегодня ночью все решиться. И жирные коты будут сыты, и кошки целы...

- Нет, мне кажется, ты не все понимаешь, - покачал головой Виктор.

- Понимаю. Все понимаю. Если нарисуется полиция с родителями Насти, я клятвенно заверю их, что она – моя невеста, и что проблем ни у нас, ни у них нет никаких. Такой поворот событий тебя устраивает?

Как только я это сказал, мир вокруг изменился в чудесную сторону. Я изменился, Виктор изменился, даже моя палатка, казалось, расправила плечи и стала голубее.

- Это Настя колдует! – подумал я, ликуя. – Приняла мое предложение!

- Дурак, совсем тронулся, - сказал Виктор и удалился.

10.

Ночью, а точнее ранним утром, все действительно решилось. После того, как Виктор ушел в свой лагерь, мне захотелось есть, и пришлось-таки идти в Архипку. Дошел по дикой жаре, купил там разных консервов, овощей с фруктами, литруху виски (и что меня на него потянуло?), поел чебуреков с пивом и вернулся к себе – был уже вечер, и темнело. Разложив покупки по схронам (подальше от наглых енотов, наивно считавших себя членом моей семьи), я взял бутылку и спустился на берег. Уселся там на выброшенном морем чурбане, другой, побольше, пристроившийся рядом, послужил мне столиком; он принял на себя бутылку «Красного лейбла», кружок колбасы, большой, готовившийся перезреть помидор и половину среднеазиатской лепешки, к сожалению, уже остывшей. Пропустив стопарик, я любовался закатом и радовался, что не буду ставить на ночь закидушку, потому что ее нет, а новую будет изготовлена, в лучшем случае, дня через два.

Когда закат слинял за горизонт, я достал из рюкзачка садовый светильник, работавший от встроенной в него  солнечной батареи, воткнул его в полулитровую  бутылку с песком и налил себе еще виски, но побольше, чем в первый раз, чтобы обстоятельно закусить. Все было хорошо и вкусно, портила мой душевный микроклимат лишь мысль, что может появиться Виктор со своими разговорами и «Макаром».

Скоро бутылка стала наполовину полной (или наполовину пустой, в момент посещения моей головы мыслей о Насте), я увидел, что метрах в двадцати от меня в прибое что-то продолговатое катается. Допив виски, остававшееся в стакане, я подошел к тому месту и увидел… свою утопленницу. На ее обнаженном теле было несколько колотых ран, сочившихся сукровицей. Вытащив девушку на берег, я очистил ее от берегового мусора, затем побежал за виски, чтобы обработать  раны. Насколько они серьезны, я установить не мог, как и наличие дыхания с сердцебиением, совершенно не определявшиеся в том состоянии, в котором я пребывал. Обработав раны виски, я стал думать, что делать дальше. Ничего не придумав, понес девушку наверх, на свою стоянку. Руки, ноги и голова у нее безжизненно болтались, но в смерть ее я не верил или не хотел верить.

 У себя я положил Настю на спальный мешок, тут же растолок в кружке несколько таблеток антибиотиков; разбавив водой, влил мешанину в горло, стараясь не попасть в легкие. Затем обработал раны йодом, смывая его водой, чтобы не ожечь ткани. Ран было семь. Нанесены они были ножом с небольшой силой – орудовала, скорее всего, женщина средней комплекции или псих. Именно потому раны были не проникающими, и смерть, скорее всего, наступила от обильной кровопотери. Подумав, я решил, что надо немедленно звонить в милицию, и тут она дернулась!

- Жива!!! – обрадовался я и стал щупать пульс. Его не было. Зеркало, которое я поднес к ее дыхательным путям, не запотело. Девушка была мертва, движение ее было всего лишь конвульсией мертвеца.

Я снова взял телефон, набрал номер, сказал ответившему оператору:

 - Алло, - и тут девушка снова дернулась, не тело ее дернулась, но рука, ощутимо ударив меня в бедро. Сказав оператору, что набрал номер ошибочно, я задумался. Придумав в который раз, что Настя вообще-то не совсем человек, но утопленница, со своей, может быть, хитрой утопленницкой физиологией, крикнул ей в лицо:

- Дай знак! Хоть какой-нибудь знак!!!

Она снова дернулась, и тут я испугался вконец. Одно дело  утопленница, а другое дело неизвестный науке организм с неизвестными свойствами. Закурив сигарету, я успокоился, то есть захохотал:

- Точно организм, возможно, секретный. Секретный инвентарь военно-морского флота. И Катя с Дианой, и Витя, недаром вокруг него ошиваются. А может, ей вискаря налить? И очухается от неприятия?

Это пришло мне в голову, вероятно, потому что  самому захотелось выпить для разрядки. Или просто от нее разило виски, ведь на обработку ран ушло граммов триста. Опрометью сбежав к морю, я вернулся с заморским самогоном и влил ей чуток в горло прямо из бутылки. Остаток, посетовав на его мизерность, выпил сам.

Виски ей не помог, как и мне. Я пригорюнился, посидев рядом с ней, возбуждавшей во мне море чувств, решил снова звонить в МЧС. И только нашел мобильный телефон, как сзади, от костра раздался замогильный голос:

- Не надо никуда звонить…

Резко обернувшись, я увидел Виктора. Он тяжело дышал, видимо подъем на площадку нелегко ему дался. Его пистолет был направлен на меня. В зеве ствола чернела решимость немедленно покончить со мной.

- Почему не надо? Все равно все вскроется… - промямлил я, чувствуя приближение смерти.

- Полчаса назад я спал. И увидел Настю. Она умоляла прислать тебя к ней. Как можно скорее… прислать. Повернись спиной!