Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2

О, горе! Лампочка не зажигалась! Как видно, батарейки сели.

Мне стало очень не по себе.

Но я взял себя в руки, то есть (в моем случае) в лапы и сказал:

— Надо быть предусмотрительнее. Про веревку мы не забыли, а вот батарейки поменять…

— Сей миг, Коток, сей миг слетаю! — залопотал Домовушка. — Вишь, ладно-то как, что веревочку прихватили!..

Он зашуршал в темноте, заелозил, а потом кто-то ткнул меня в бок.

— Ой! — одновременно выкрикнули мы.

— Предупреждать надо, — недовольно мявкнул я, — а то я инфаркт могу получить. Миокарда.

— Уф, это ты, Коток, — дрожащим голосом произнес Домовушка, — напужал! Однако же дай я тебя обойду…

— Зачем? — спросил я.

— Ну дык ведь как же инако я к выходу-то проберусь? Я-то вслед за Вороновичем, а ты за мной позади, так и…

Домовушка нашарил на моем боку веревку и пытался найти что-то еще.

— Щекотно, — сказал я. — И я никак не пойму, что ты ищешь.

— Где она, веревочка эта вот, далее выходит.

— А она не выходит, я свободный конец под брюхо заправил, чтобы не болтался.

— На́ что? Ея надо было к полочке прикрепить, там я скобочку приделал для такой надобности, — рыдающим шепотом возопил Домовушка. — На́ что ты ее к себе-то привязал?

— Чтобы ты меня в случае чего вытащил, — объяснил я бестолковому созданию. — Если я вдруг провалюсь в какое-нибудь соседнее измерение. Ну, или тебя тащить — если ты вдруг провалишься. Как альпинисты в связке.

— Да кто ж в них, в эти изверения, проваливается-то? — возмутился Домовушка. — В изверения забредают — на то-то веревочка и нужна, чтобы выбраться!

— А мне откуда это должно быть известно? — в свою очередь возмутился я. — Это ты у нас в шкафу частый гость, а я всего-то два раза здесь побывал, да и то у выхода только! Почему же ты свой конец не закрепил за скобочку?

— Тихо тут, расшумелись! — прикрикнул, то есть прикаркнул, Ворон. — Давайте, поторапливайтесь!

— Так ведь темно-то как, и не взглянешь, куда ступать! — запротестовал Домовушка. — Как бы мне кости не переломать, твое преминистерство! А в таракана перекинуться боязно — не ровен час наступит кто. Опять же тормозок со снедью для дитяти мне в тараканьем обличье не осилить…

— Да, Ворон, — поддержал я Домовушку, — темно!

— Нет, этот наглый самодовольный недоучка когда-нибудь вгонит меня в преждевременный гроб! — простонал Ворон. — Сколько можно тебе повторять, Кот: учись думать! Размышлять! Пользоваться примо — своими мозгами, секундо — своими способностями, терцио — своими знаниями, кои я неустанно вдалбливаю в твою глупую голову! Ты есть кто? Кто ты есть, я тебя спрашиваю?

— Ну, Кот, — мурлыкнул я. — Но даже кошачье зрение в такой непроглядной тьме не действует.

— А еще кто ты есть? Ну? — простонал нетерпеливый Ворон.

— Ну, человек. Правда, бывший.

— А еще?

— Ну, фамулус… — я никак не мог понять, чего добивается от меня эта настырная птица.

— А фамулус есть кто?

— Ну, ученик…

— Чей? — это слово Ворон почти что прорыдал.

— Ну, ведьмы… То есть магини…

— Ну?

Ах, тупая моя башка — до меня наконец дошло!

Я быстренько засветил над головой магический огонек — и чуть не подпалил Ворону перья: мой наставник по теоретической части уже примеривался тюкнуть меня в темечко своим острым и крепким клювом. Нет, надо с этим что-то делать: его педагогические методы ужасно непедагогичны!

Глава восьмая, в которой мы спасаем Крыса

Но разговоры — разговорами, а в шкаф мы залезли вовсе не рассуждать о педагогичности или не педагогичности различных методов и способов воспитания (хотя — забегая вперед — позже нам пришлось этим заняться).

Сейчас мы должны было двигаться дальше.

Теперь я со всех лап мчался сразу вслед за Вороном, который летел впереди и поминутно подсказывал: «осторожно, тут ступенька!», «направо!», «прямо!», «поторопись!». Домовушка пыхтел сзади.

Наконец Ворон плюхнулся на пол и развернулся клювом ко мне.

— Погаси свет, — скомандовал он. — И тихо. Лаборатория за этим поворотом. Я быстро слетаю на разведку.

— А почему тихо? — спросил я, но шепотом — привычка к исполнению распоряжений Ворона крепко вдолблена в меня его твердым клювом.

— Экой ты непонятливый, — прошептал Домовушка, усаживаясь рядом со мной. Он тяжело дышал — совсем мы его с Вороном загнали! У Ворона крылья, я на четырех лапах бегаю очень быстро, а Домовушке же пришлось на своих двоих, да еще узелок с едой для Егорушки тащить.

— Потому тихо, — продолжал Домовушка, слегка отдышавшись, — что бумаги Бабушкины пропали все. Кто-никто их похитил. А почем тебе ведомо, кто то́ был, и не бродит ли хитник и сей час по шкапику? То-то!

Я почувствовал, как шерсть моя на спине становится дыбом. В самом деле, кто-то же украл Бабушкин архив! А кому может понадобиться архив колдуньи, то есть, извините, магини? Правильно, только колдуну, то есть, извините, магу. И если этот маг находится сейчас вон за тем стеллажом… или за этим… Так что огонек я все-таки засветил. Ма-ахонький.

— С архивами мы будем разбираться потом, — сказал Ворон, кружа над нами — он успел вернуться. — Не отвлекайся, Кот. Сейчас нам предстоит разобраться с Георгием.

— С кем? — не понял я. Мне представился Георгий, тот самый, Святой, который драконов побивахом и прекрасных принцесс спасахом (ой, что-то нахватался я у Домовушки старославянизмов!)

— А с Егорием, — подсказал Домовушка. — И то — ему ведь и помереть недолго, пока мы тут растабарываем…

— Ему до смерти пока что далеко, — сухо проговорил Ворон. — А вот кое-кому другому…

Он не договорил, вспорхнул и улетел. За поворот.

А мы остались.

— Неужто с Песиком нашим что случилось-приключилось? — всплеснул лапками Домовушка и зарысил вслед за Вороном, позабыв котомку с питанием для младенца.

А я несколько помедлил.

Возможно, я уже упоминал об отсутствии в моем организме героической жилки. Или, как сказали бы опытные френологи, шишка героизма на моей голове недоразвита. Ну не рвусь я спасать — ни миры, ни отдельно взятых этих миров обитателей!

Я люблю чувствовать себя уютно, удобно и приятно.

Я не люблю, когда мне больно.

Полотенцем по спине я еще согласен получить — и то только ради хорошего куска мяса.

Но веником — нет, на это я не пойду даже во имя куриной печенки!

А лезть очертя голову в неизвестность, рискуя собственной шерстью и шкурой, не говоря уже о жизни — это требовалось обмозговать. Нужно было поразмыслить, сделать правильный выбор…

Их, в конце концов там двое… нет, трое — если считать Пса… даже четверо — если считать с Егорушкой. Разве может одно-единственное маленькое животное из семейства кошачьих значительно изменить баланс сил?

Я размышлял на эту тему, одновременно прислушиваясь к странным звукам, доносившимся откуда-то из глубин шкафа. То ли стонал кто-то, то ли подвывал, то ли даже завывал; магический огонек над моей головой подрагивал, и свет его дрожал и колебался, будто пламя свечи.

И пришло мне на ум весьма немаловажное соображение: да, конечно, они там против неизвестно кого — но их там ЧЕТВЕРО! А я тут — ОДИН!

И опять же против неизвестно кого, да еще в неизвестном количестве.

Гораздо легче встретиться с известной опасностью и в коллективе, чем с неизвестной — в одиночку.

Я еще самую чуточку помедлил — чтобы собраться с духом; подхватил котомочку с едой для Егорушки, брошенную Домовушкой впопыхах, и шагнул за поворот. Магический огонек я на всякий случай погасил — из тех соображений, что засветить я его всегда успею, а выставлять себя напоказ неведомым врагам мне ни к чему.

И очень правильно, между прочим, сделал.

Потому что свет там был — не за поворотом, конечно, иначе я бы увидел его (свет) с того места, где сидел, размышляя.