Горячее лето 1852 (СИ)

- Это политика, сынок. Тута скорости не будет. - Спокойно ответил князь, и легко коснулся своей рюмкой, рюмки Горыни. - Давай, чтобы добру быть, а злобне сгнить.

Горыня опрокинул в рот терпкий напиток, и вдохнув послевкусие, медленно выдохнул, смакуя аромат.

- А насчёт великой княжны, я тебе так скажу. Хоть я и хочу внуков поскорее, да думаю, что у Машки-то быстрее всё сладится. А ты уж не торопись. Дело такое, серьёзное. Не простую девку берёшь, и даже не княжну старого рода. Царскую дочь! Понимать должен.

- Да понимать-то я понимаю... - Горыня помедлил, но потом всё же решился. - Только вот ничего я не понимаю. Подруги ее, и Катя Лопухина, и Анфиса Гагарина, и Любава Туманова и даже Лиза Дашкова, что просто тихоня, все уже хоть по разу, а косу со мной расплели. И словно, так то и надо.

- Хмм. - Стародубский-старший задумался. - А ведомо ли тебе Горынюшка, что они перед Мокошью - сёстры. Однова посвящение получали у Кремлёва Источника, и повязаны, куда как крепче чем скажем ты с Машкой.

- Откуда? - Вскинулся Горыня. Я в эти дебри вообще не лез.

- А зря! - Князь вскинул вверх указательный палец. - Тогда знал бы, что лучше всего им вообще одного мужа на всех, чтобы круг силы не распадался. Я про то конечно не самый большой знаток, но кое-что рассказать могу. То вообще старинная традиция, что с самой Малуши жены Святослава Игоревича идёт. Малуша и сама была ведуньей не из последних, а когда призвала своих сестёр во Мокоши, армия Святослава вообще не знала поражений. Тогда и хазаров разбили да рассеяли, и цареградцам наподдали. А печенегов, что под Киев пришли, так и вовсе вырезали до последнего человека.

- Ну, со Святославом понятно. Он Князем всей земли русской был. А мне-то этот хоровод зачем? Тут с одной женой бы управится, а как с пятью?

- Ну, при случае у государя нашего спросишь. У него ведь в жёнах тоже Макошин круг.

Незаметно подошло время, когда нужно было ехать во дворец. Роскошная карета запряжённая четвёркой вороных коней, уже ждала у входа, как и почётный конвой из шести казачков, нетерпеливо гарцевавших рядом с лестницей. Горыня стоял внизу, ожидая пока князь выведет Марию, и чуть было не прозевал появление сестры, на широкой лестнице.

Одетая в бледно-голубое платье, с золотой вышивкой по краю широкой юбки, Мария не шла а будто плыла, над землёй. Сверху на плечи была накинута пелерина из тончайшего кружева отороченного лебяжьим пухом, а на руках, шее и на лбу сверкали крупные бриллианты обрамлённые в затейливую платиновую вязь.

- Маша, боюсь, сегодня ты затмишь даже царевен. - Горыня с улыбкой отвесил поклон сестре, и подал руку, чтобы она могла взойти на подножку кареты.

- А я боюсь, как бы вам с батюшкой не было стыдно за деревенскую простушку. - Мария лукаво улыбнулась, и аккуратно расправив складки платья, села на мягкое сидение.