Леха (СИ)

- Тьфу ты, - с досадой сплюнул владыка, - а какого Лешего ты сейчас помянул?

- Дык, себя и помянул, владыка. Леший я, леший и есть.

Леший не врезал кулаком по макушке самозванцу только благодаря науке Кощея. Тот однажды научил, в минуту гнева задержать дыхание и сосчитать пальцы на руках. Пальцев, как и прежде, оказалось десять. Но гнев отступил.

- Запомни! - он ткнул пальцем в грудь лесовика так, что у того сперло дыхание. - Запомни, Леший здесь теперь только один! И это я! Внял?

- Ык, кхе, дык, а я? - испуганно выдавил мужичок.

- Ты есть лесовик этого убожества, именуемого лесом, - Леший повел окрест брезгливым взглядом. - И нарекаю тебя, коли в терновнике встретил, именем Терентий!

Бум-м, - это лесовик вновь пал ниц, врезав лбом аккурат в то углубление, которое выбил при первых поклонах. Но вбиться глубже не дали мясистые уши. Не то, при дарованной Лешим силушке, погрузился бы по самые плечи.

- Возношу хвалу тебе, владыка Велес, - забубнил он из углубления, - за то, что даровал мне, простому лешему безродному, имя собственное...

Леший подхватил недоумка за шкирку и зарычал ему в лицо:

- Леший здесь я! Ты - лесовик Терентий! Повтори!

- Леший здесь я. Ты - лесовик Терентий, - послушно повторил мужичок и полетел в колючие кусты терновника. Те, понятно, приняли хозяина мягко, не кольнув ни единой иголочкой, и аккуратно поставили на ноги.

Лишь после нескольких бросков, при последнем из которых он все же перелетел через кусты и грохнулся оземь, лесовик наконец затвердил, что леший теперь не он, а владыка Леший, коего он величает Велесом. Сам же он теперь лесовик с имменем Терентий.

- Фух. Ну, лесовика в ум-разум привел, теперича можно и лесом заняться, - облегченно вздохнул владыка, когда мужичок без запинок оттараторил, кто есть кто. - А что, Терентий, сведи ка меня с окрестными болотниками, озерниками, да мавками речными. Гляну я, нешто и они умишком тебе подобны?

- Нету нонче в округе болот да озер, владыка, - сокрушенно покачал лохматой головой лесовик.

- Это как же так-то? - не поверил пришелец. - Как же лес-то без них. Может, еще и родников окрест нет?

- И родников нет, владыка, - кивнул мужичок. Лес сам зришь какой. А ольшаник, тот и вовсе пропал.

Тут и поведал лесовик о том, что выкопали людишки невдалеке ямину бездонную, откуда руду железную достают в несметных количествах. В ту-то яму все окрестные воды и стекают. Воды людишки в лога запруженные вычерпывают, да в тех прудах рыбу, что поросей разводят. А еще воздвигля людишки град великий, в коем живет их тьма-тмущая. И ту воду, что в яму не утекает, энтот град выпивает. Оттого и ушли ключи глубоко под землю. А ушли ключи, пересохли и болота. Да и озера лесные попервой в болота превратились, а потом и совсем иссохли. Озерники да болотники со своими подопечными в те пруды перебрались, что людишки по логам напрудили.

- По началу прижились и там, став из озерников да болотников прудовиками - повествовал лесовик. - И мавок с кикиморами пристроили.

- И чего ж? - нетерпеливо поторопил Леший.

- Сила есть у людишек, владыка, жутчайшая, - округлил глаза мужичок, - лиликтричеством зовется. Так вот, иной ночкой темной подкрадутся они к пруду аки тати, да как шиндарахнут тем лиликтричеством! У мавок да прудовиков ашни чешуя в разны стороны летит, а глазья вот такенными становятся, - и рассказчик приложил кулаки к своим глазам. А рыба вся как есть кверху брюхом всплывает. Вот и подались водяные жители в дальние края.

- Нешто вовсе не осталось?

- Ежели кто и остался, то по речушкам прячется, лишний раз показаться боится. А еще пруд-озеро огроменное есть по ту сторону града. Кое-кто туда перебрался в ямины глыбокии, куды лиликтричеством не достать. Там и лес посправнее. Но то угодья другого лешего...

- Лесовика.

- Ась?

- Другого лесовика, - терпеливо попраыил Леший.

- Дык, а я и говорю другого, значит, лесовика Терентия угодья...

- Терентий - это ты! - сграбастал недоумка за шкирку владыка. - А то просто лесовик. Пока безымянный. Значит говоришь, лес там посправнее? Так может, и звери да народец лесной обитает?

- Точно не ведаю, владыка, одначе слыхивал и там людишки всех разогнали. Да что про лес-то говорить, ежели они даже домовых из своих изб повыгоняли!

- Да ну? - не поверил Леший. - Того быть не может! Кто ж тогда их жилища от напастей бережет? Энто ж ежели без пригляда домовых анчутки с шушуними да скрипунами озоровать начнут, они ж такой разор учинят, что и пожар не нужен.

Хе, - ухмыльнулся лесовик, - забегала тут годков с десяток тому одна анчутка. Хотел ее палкой погнать, да она и сама не задержалась. Неслась подальше от людского града как ошалелая. Так вот, она мне поведала, будто из людских жилищ дажеть тараканы ушли!

- Да ну, - отмахнулся пришелец, - нашел, кому верить. Анчутки еще и не такого наговорят - только ухи развешивай. Ну, ладно домовых выгнали. Ну, пусть анчуток одолели. Но чтоб тараканов!... Да ну. Быть такого не может!

- За что купил, за то и продаю, - развел руками лесовик. - А токма с той поры никаких вестей из града нет, будто и правда там никого из нашего племени не осталось.

Долго еще лесной житель рассказывал о разных невероятных событиях, творящихся окрест с тех времен, когда сии земли покинули боги, коими он считал перволюдей. День сменился на ночь, следом и новый день пришел, а Терентий все изливал душу, выплескивая наболевшее. Не всему владыка верил, однако лик его все больше мрачнел от понимания того, что не так-то просто будет вернуть этим краям завещанный Создателем порядок.

Но, сколько уши об росказни лесовика не грей, а дела сами делаться не будут. Вот решил Леший для начала все своими глазами узреть, в чудный град наведаться, да окрестные леса осмотреть. Поинтересовался лишь напоследок у Терентия, что за колдун такой мрачный дворец в его лесу построил? Лесовик долго не мог взять в толк, о каком дворце идет речь. Пришлось сопроводить его к объекту.

- Ента-то? Да енто ж изба-рожальня, - сообщил он, поняв, о каком дворце вопрошает владыка.

- Чего-о? Какая изба?

- Дык, в ентой избе живут повитухи. А местные мужики к ним баб, что на сносях, рожать возят.

Леший устал удивляться как местным чудесам, так и несуразицам, но все же спросил:

- Отчего же не сообразят повитуху к роженице отвезти? Нешто дурни такие?

- Мыслю я, владыка, от великого числа рожениц. Народу ж в граде тьма тьмущая живет, а бабы знай себе рожают и рожают. Где ж на всех повитух набраться. Вот местные мужики и сговорились воздвигнуть избу-рожальню в четыре повержа, да поселить в ней повитух на содержание, дабы те могли денно и нощно роды у баб принимать. Оно теперича чуть бабе срок подошел, мужик ее сюда спровадит под повитухин пригляд, а сам знай гуляет.

- Чудно как-то, - устало почесал затылок Леший, глядя на представшее в новом свете мрачное здание.

- А я и ранее слыхивал от домовых, еще в ту пору, когда онибывалочи из града наведывались, будто ашни две таких избы рожальни в самом граде стоят. Одначе не верил в те росказни. А тута вонм людишки в моем лесу такое дело построили. И дорогу к рожальне для своих машин настелили. Ох и смердит энтот ихний асфальт в иной знойный денек.

- Какой асфальт? - не понял пришелец.

- Дык, тот и асфальт, коим людишки дороги для машин мостят. А иной раз и пешие тропинки прокладывают. Вона от той дороги, по которой лиликтрический трамвай бегает такую-то тропинку к рожальне настилили.

В этот миг послышался рык и гул, и к воротам избы-рожальни подкатила белая самобеглая карета. Продолжая рычать, она еще и взвыла диким пронзительным ором. К воротам подбежал уже знакомый Лешему привратник. Мужик ткнул во что-то на одном из столбов, и ворота словно по волшебству сами поползли в разные стороны. Еще раз надсадно рыкнув, самобеглая карета проскочила во двор и скрылась за зданием.

- Роженицу привезли, - прокомментировал лесовик.