Принц крови

Боуррик оглядел комнату. Чемпионы отступили; на время урок кулачного боя был позабыт.

— Королем?

— Да, олух ты с каменной головой, — произнес Локлир. — И, если мы будем тогда живы, то, преклонив перед тобой колена, притворимся, будто верим в то, что ты знаешь, что делаешь.

— Так что, — продолжил Джеймс, — твой отец решил, что хватит тебе вести себя подобно избалованному ребенку богатого скототорговца и пора начинать думать о своем поведении, как это пристало будущему королю Островов.

Эрланд подошел и, встав рядом с братом, слегка прислонился к нему.

— А почему нельзя было, — он поморщился, когда, неловко пошевелившись, потревожил раненый бок, — просто сказать нам, что происходит?

Джеймс ответил:

— Я убедил вашего отца, что этот урок должен вам хорошо запомниться. — Он внимательно смотрел на принцев. — Вам дали образование, с вами занимались лучшие учителя, каких только нашли в Королевстве. Вы говорите… на шести, на семи языках? Вы можете производить вычисления ничуть не хуже, чем инженеры при осаде Какого-нибудь города, вы знаете придворный этикет. Вы — опытные фехтовальщики и… — тут он взглянул на двоих боксеров, — довольно толковые кулачные бойцы. — Он сделал шаг в сторону. — Но за девятнадцать лет вашей жизни вы никогда ничем не дали понять, что вы что-то большее, чем избалованные, эгоистичные дети. Вы не похожи на принцев Королевства! — Он заговорил громче, более сердитым тоном. — А теперь, когда наш урок будет окончен, вы будете вести себя как подобает наследным принцам, а не избалованным детям.

Боуррик был очень удивлен.

— Избалованные дети?

Эрланд ухмыльнулся, заметив смущение брата.

— Ну, значит, так и есть, не правда ли? Боуррику придется исправиться, и вы с отцом будете счастливы…

Недобрая улыбка Джеймса теперь предназначалась Эрланду.

— И тебе тоже придется исправиться, сын мой! Потому что если это дитя распутства кончит свои дни с глоткой, перерезанной кинжалом ревнивого мужа какой-нибудь кешианской придворной дамы, тогда именно тебе придется надеть корону кон Дуанов в Рилланоне. А если нет, так все равно ты останешься наследником, если твой брат не заимеет сына, что весьма маловероятно. Даже тогда ты, скорее всего, будешь каким-нибудь герцогом. — Немного понизив голос, он прибавил:

— Так что вам обоим надо свыкаться со своими обязанностями.

— Да, понятно, — ответил Боуррик. — Завтра и начнем. А теперь пойдем немного отдохнем… — Опустив взгляд, Боуррик увидел на своей груди руку, которая не пускала его.

— Не так быстро, — сказал Джеймс. — Вы еще не закончили урок.

— Ну, дядя Джимми… — начал Эрланд.

— Вы ведь уже все сказали, — со злостью прибавил Боуррик.

— Не думаю, — ответил барон. — Вы все еще парочка забияк. — И, повернувшись к сержантам, прибавил:

— Продолжайте, пожалуйста.

Барон Джеймс дал знак Локлиру, и они быстро вышли, оставив братьев-принцев готовиться к профессиональной порке. Когда аристократы покинули зал, Джеймс махнул рукой лейтенанту Уильяму:

— Когда они получат достаточно, доставь их в их комнаты. Потом пусть отдохнут, поедят и будут готовы после обеда встретиться с его высочеством.

Уильям, отсалютовав, повернулся и увидел, что принцы, спотыкаясь, возвращаются к борцовским матам. Он покачал головой. Зрелище будет не из приятных.

Глава 2. ОБВИНЕНИЕ

Мальчик закричал. Боуррик и Эрланд из окна покоев родителей смотрели, как мастер клинка Шелдон пошел в атаку на юного принца Николаса. Мальчик еще раз радостно закричал, проводя отличный удар и переходя в контратаку. Мастер клинка отступил.

Боуррик, потрогав щеку, заметил:

— Неплохо он научился прыгать. — На щеке наливался огромный синяк — на память об утренней тренировке.

Эрланд согласился:

— Он унаследовал отцовский талант фехтовальщика. И даже хромая нога ему не помеха.

Боуррик и Эрланд обернулись — открылась дверь, и вошла их мать. Анита махнула рукой сопровождающим дамам, чтобы подождали ее в дальнем углу комнаты, и те тут же начали обсуждать, какую из последних придворных сплетен считать самой интересной. Принцесса Крондора подошла к сыновьям и выглянула в окно; в это время учитель поставил развеселившегося Николаса в такое положение, что тот потерял равновесие и внезапно оказался разоруженным.

— Ну нет, Ники! Ты должен был видеть его выпад! — крикнул Эрланд, забыв, что через закрытое окно брат не может его услышать.

Анита рассмеялась.

— Он так старается!

Боуррик, пожав плечами, отвернулся.

— Для ребенка он фехтует очень хорошо. Ненамного хуже, чем мы в его возрасте.

Эрланд согласился:

— Мартышка…

Внезапно мать, повернувшись к нему, ударила его по лицу. Тут же дамы в противоположном углу комнаты прекратили шептаться и уставились на принцессу. Боуррик взглянул на брата, который был так же изумлен, как и он сам. За девятнадцать лет их жизни мать ни разу не поднимала руку на сыновей. Эрланд был потрясен не болью, а самим ударом. В зеленых глазах Аниты читались гнев и сожаление.

— Никогда больше не говори так о своем брате. — Ее тон не допускал возражений. — Ты смеешься над ним, и от этого ему гораздо больнее, чем от всех перешептываний знати, вместе взятых. Он хороший мальчик и вас любит, а получает только насмешки и издевательства. Вы первый день во дворце, а он был в слезах через пять минут после того, как встретился с вами. Арута прав. Я напрасно не наказывала вас за ваши проступки. — Она повернулась, словно собираясь уходить.

Боуррик, стараясь смягчить обстановку, сказал:

— Мама, ты посылала за нами? Ты хотела о чем-то с нами поговорить?

— Я не посылала, — ответила Анита.

— Это я посылал.

Юноши повернулись и увидели, что отец стоит у небольшой двери, которая вела в его кабинет из общей семейной комнаты — так называла эту комнату Анита. Братья переглянулись: они поняли, что отец стоял тут довольно давно и видел все, что произошло между матерью и сыновьями.

После долгого молчания Арута сказал:

— Извини нас — я должен приватно побеседовать с сыновьями.

Анита кивнула. Комната быстро опустела, остались только Арута и близнецы. Когда дверь закрылась, Арута спросил:

— Вы в порядке?

Эрланд, пошевелив плечами, ответил:

— Да, отец, принимая во внимание инструкции, которые мы получили сегодня утром.

Арута, нахмурившись, едва заметно покачал головой.

— Я просил Джимми не говорить мне, что он задумал. — Принц улыбнулся своей однобокой улыбкой. — Я хотел, чтобы он заставил вас осознать, какими могут быть последствия, если вы не станете делать то, что от вас требуется.

— Это не было неожиданностью, — сказал Боуррик, а Эрланд кивнул. — Ты приказал нам немедленно явиться домой, а мы подзадержались, прежде чем прибыть во дворец, и отправились поиграть.

— Поиграть, — произнес Арута, вглядываясь в лицо старшего сына. — Боюсь, в будущем у вас будет мало времени для игр.

Он жестом подозвал юношей и вернулся в кабинет. Они последовали за ним. Принц подошел к нише, скрытой стенной панелью, и, достав из тайника пергамент с семейной печатью, подал его Боуррику.

— Прочти третий абзац.

Боуррик прочел, и выражение его лица изменилось.

— Да, это печальная новость.

— Что там? — спросил Эрланд.

— Письмо от Лиама, — ответил Арута.

Боуррик вручил письмо брату:

— Королевские лекари уверены, что у королевы не может быть больше детей. В Рилланоне нет наследника.

Арута подошел к двери в дальнем углу кабинета и сказал:

— Идемте.

Он пошел вверх по лестнице, сыновья поспешили за ним, и скоро все трое стояли на крыше старой бащни почти в самом центре дворца — отсюда был виден весь Крондор. Арута заговорил, даже не оглянувшись, чтобы проверить, слушают ли его сыновья.

— Когда мне было примерно столько же лет, сколько вам, я любил стоять на навесной башне замка отца и смотреть вниз, на город Крайди и гавань. Маленький городок, но в моих воспоминаниях он кажется мне таким большим! — Он взглянул на Боуррика и Эрланда. — Ваш дедушка, когда был молод, тоже выходил на башню, так мне однажды сказал старый мастер клинка Фэннон. — Арута помолчал. — Мне было столько же лет, сколько вам, когда я начал командовать гарнизоном, мальчики. — Сыновья слышали рассказы о Войне Врат и роли их отца в ней, но сейчас звучала совсем не та история, которую отец вспоминал, собравшись с их дядей Лори и адмиралом Траском за одним столом. Арута сел на зубец стены.