Ненависть

вышел во двор, обогнул дом, быстро сбросил штаны и забрался в бадью, наполненную пенящейся водой. В первый миг его мышцы свело, но он превозмог боль и заставил себя опуститься на шершавое деревянное дно. Потом лег, откинул голову назад, прижавшись затылком к краю бадьи, закрыл глаза. Тело расслаблялось, напряжение и боль в дрожащих от усталости мышцах уходили, а с ними уходило и тупое равнодушное спокойствие. Как хорошо, что Клирис так чистоплотна, мрачно подумал Дэмьен. Он много поколесил по свету и частенько встречал знатных дам, убежденных в том, что ванны крайне опасны для здоровья, а мытье головы чаще раза в год способствует размножению вшей. Помнится, это было первым, что привлекло его внимание в тот день, когда он впервые приехал в деревню: запах. Тонкий, свежий аромат цветочного мыла, до того чистый, что Дэмьен не сразу поверил, что такой запах может исходить от человека. А когда увидел ту, что была его источником, захотел зарыться лицом в ее густые каштановые волосы и задохнуться этим ароматом.

Дэмьен глубоко вздохнул, чувствуя, как разливается по телу блаженная расслабляющая нега. Клирис. Думай о Клирис, приказал он себе. Вспоминай ее запах… ее волосы… ее тело… она ведь богиня в постели, вот и думай о ней… думай… Но, как всегда, он не мог заставить себя мыслить в верном направлении. В глубине души он понимал, что даже если бы ему удался этот самообман, то успокоение продлилось бы совсем недолго, и скоро всё началось бы сначала. Он боролся с этим три года и… и, кажется, безрезультатно.

Он задержал воздух, ушел под воду с головой, потом вынырнул, отбросил прилипшие ко лбу волосы и поднялся. Легкий ветерок внезапно показался ему по-осеннему холодным. Дэмьен поежился, вылез из бадьи и вылил воду. Он чувствовал себя освеженным физически и совершенно уничтоженным морально.

Усталость была единственным, благодаря чему ему удавалось не думать. И он злоупотреблял этим методом забытья, выматываясь до предела, но не мог устоять перед соблазном смыть с себя пот и грязь, сводя тем самым на нет все усилия. Внезапное осознание этого разозлило его.

Он посмотрел на воду, беззвучно уходившую в потемневшую землю, на клочья пены, стынущие на острых длинных сабельках травы. И вдруг понял, что устал.

Когда он вернулся в дом, Клирис деловито копошилась у очага, меся тесто. Он подошел к ней сзади и обнял за талию. Ее длинные изящные руки, по локоть выпачканные в муке, уперлись в его запястья. Он почувствовал шершавое прикосновение намозоленных ладоней к своей коже и в который раз подумал о том, что она стоит большего. Он никогда не говорил ей об этом, не желая причинять лишнюю боль. Боли и так было достаточно, верно? Хотя та, другая часть его «я», с которой он, похоже, не мог ничего поделать, холодно и резонно утверждала, что, выдержав столько, она может вынести и это.

— Подожди, я скоро закончу, — тихо сказала Клирис.

Дэмьен сильнее сжал ее талию и уткнулся в теплое женское плечо мокрым лицом. Она вздохнула, подняла руки, обхватила его голову