Обратный Меч (СИ)

С тех пор я стал лишь косвенно вносить вклад в достижение своей цели. Для этого я решил хотя бы готовить себя духовно и физически для возмездия, начав свой долгий путь странствующего рыцаря, коим я - с некоторыми оговорками - являлся и на тот момент, когда сидел в "Смеющейся стреле". Я поступал в армии разных Исходов, постигая рыцарские добродетели и стараясь быть благородным воином. Посему я редко применял свои навыки в управлении Временем, ибо всегда считал, что каждый противник достоин равного боя с ним. Однако я много медитировал и смог постичь способность просматривать ветви Исходов отдаленно, не перемещаясь между ними. Вообще Время стало для меня даже не столько способностью, сколько религией, которой я обязан был служить и прибегать к ее услугам на практике лишь из крайней необходимости.

В таком ключе я жил порядка ста лет. За это время я весьма сильно отточил свои навыки не только фехтования, но и стратегии и искусства ведения войны. Я прошел через многие войны, в которых проявлял всю доблесть настоящего воина. Бывало, что я пробирался довольно далеко по военной иерархии, однако ни в одном Исходе я не задерживался подолгу, ибо взросление (а отчасти - и старение) мое проходило не так, как у обычных людей, и у многих складывалось впечатление, что я бессмертен и не старею вовсе (хотя, полагаю, бессмертие в плане невозможности умереть от старости все же имело место быть). Помимо всего выше перечисленного я изучил многие научные труды разных ученых и философов - в том числе, и из "будущего".

Но случилось событие, которое перевернуло всю мою жизнь вверх дном: спустя годы обета безбрачия во имя Времени (надо сказать, мне удавалось посредством своих способностей замедлять некоторые физиологические процессы в своем теле) я встретил свою первую любовь, ради которой пренебрег некоторыми догматами собственной веры.

Я тогда участвовал в турнире, проводимом в одном королевстве по случаю женитьбы местного принца. Каждое такое событие пробуждало во мне невероятный восторг, и я стремился проявить всю свою доблесть во время состязания. На первом поединке я был полон решимости, и мне казалось, что я с легкостью смогу одержать победу во всем турнире. После флага, обозначавшего начало поединка, я уверенно погнал коня на противника. Однако мои ожидания не оправдались, и я был поражен ниже шлема, хотя и не был выбит из седла. На втором заезде удар пришелся уже по шлему. Это означало, что у противника было уже три очка (одно - за удар ниже шлема, два - за удар по шлему). На третьем заезде у меня был шанс на ничью только при условии, что я выбью противника из седла, заработав три очка, а это было весьма непросто. Победить же я мог, только выбив противника из седла ударом в шлем, что было еще сложнее.

Всадник устрашал одним своим видом - облаченный в черные доспехи с багровым гербом на накидке и верхом на черном коне с багровым же гербом на попоне. Я уже было отчаялся и даже устыдился своей слабости, но тут моему взору предстала она: стройная фрейлина местной принцессы в платье цвета индиго, с каштановыми волосами, подкрепленными серебряной диадемой с сапфирами и, насколько я тогда мог разглядеть, темно-голубыми глазами. Она сидела на трибунах неподалеку от самой принцессы - на редкость заносчивой гордячки, надо сказать. Поймав на себе мой взгляд, фрейлина кротко улыбнулась, а затем поспешно отвернула голову, все еще, однако, украдкой поглядывая на меня.

Тут мое удовольствие прервал стук копыт противника, несущегося на меня, ибо флажок я, судя по всему, пропустил. Тогда я опустил забрало и тронул коня, осознавая, что некая часть моей потаенной энергии готова быть использованной для моих героических свершений во имя той прекрасной дамы, что я увидал на трибунах. Ибо я поклялся себе, что ни в жизни теперь не позволю себе опозориться на глазах у той, что, к моему счастью, обратила на меня внимание и проявила некоторые ответные знаки. Интересно, как это я не заметил ее ранее? Видимо, я был всецело поглощен собственными амбициями.

Мы с противником сближались, я уже видел улыбку на его лице, проступающую из щелей забрала. Направляю копье на его шлем... Успех. Он лежал на земле, выбитый из седла, а я с улыбкой до ушей смотрел на ту, которой был обязан своей победой. Мило улыбаясь, она протянула мне свой платок, и я спешился и подошел к трибунам, чтобы взять его.

Естественно, после этого случая все мои мысли были обращены к ней. Я возжелал узнать про нее как можно больше, и для этого стал медитировать, прокручивая в голове ее жизнь. Что ж, звали ее Ингрид, родилась она, к моему удивлению, в семье разорившегося купца, питавшего страсть к мореплаванию. Кое-как собрав свое суденышко и завербовав троих друзей-купчишек, он отправился покорять далекие заморские страны. Путешествие далось им нелегко, а у какого-то из берегов их настиг ужасный шторм, и корабль разбился о прибрежные скалы. Выброшенные на берег, они вскоре поняли, что достигли лишь одного из островов, прилежащих к тому материку, куда изначально держали путь. На острове они встретили, однако, племя туземцев, которое одарило их диковинными пряностями и помогло построить величественный корабль, на котором мореплаватели отправились домой, ибо добыли пряности, коих на якобы плодородной земле, куда плыли изначально, и в помине не было. На родные берега они вернулись уже почетными купцами, наладившими вскоре связь с тем островом и образовавшими свою купеческую гильдию. Ингрид заприметил тогда один королевский вельможа, поразившись ее необыкновенной красотой, и обеспечил ей высокое положение при дворе короля. Позже она даже сумела выйти во фрейлины. Остальные приближенные принцессы недолюбливали Ингрид ввиду ее неожиданного успеха.

Характером она была кротка, спокойна и немного стеснительна, но, вместе с тем, степенна и рассудительна. Как читатель уже успел понять, ее любимым цветом и, соответственно, цветом при дворе был темно-синий, в чем, надо заметить, мы с ней были очень схожи. Не знаю, от моего ли амулета такая особенность, но этот цвет и по сей день продолжает вдохновлять меня. Добавляя ко всему выше перечисленному, она еще и увлекалась поэзией! Мне показалось, что на меня сошло какое-то провидение, ибо, как я полагал, ни в одном другом Исходе не сыскать было подобной девушки. Настроенный крайне решительно, я подготовил для нее нечто, способное поразить ее до глубины души.

Второй из трех поединков, что проходил через несколько дней после первого, я, разумеется, тоже выиграл. После того как Ингрид даровала мне - на сей раз - перчатку, я процитировал ей отрывок из ее любимого стихотворения одного местного небезызвестного поэта, который в своем произведении весьма двусмысленно признается в своих чувствах небезразличной ему женщине. Я лишь немного изменил последнюю строку, введя туда название дивного самоцвета, что носили обе сущности, которым я поклонялся, - Ингрид и Время.

"Своим огнем ты путеводным,

Со снисходительностью глядя вслед,

Играешь музыку по строкам нотным

И освещаешь мне дорогу, не подпуская бед.

Свет глаз я вижу ясно вдалеке,

В разы ярче звезд, что созерцают мир.

Не знаю, как пройти по собственной тропе,

Но знаю, что укажет путь сапфир!" - продекламировал я.

Спасибо, однако, тому автору, благодаря которому я смог выразить благодарность Ингрид, что вдохновила меня на подвиги во имя нее.

Реакцией Ингрид была слеза, проступившая на уголке ее глаза и одно слово, произнесенное почти шепотом: "Спасибо".

О, как я боготворил этот голос! Даже не в полную силу он звучал мелодичнее птичьей трели! До сих пор не могу не сентиментальничать, вспоминая его...

Третий, заключительный, поединок, проходивший уже через неделю после второго, также был успешен, и я стал победителем всего турнира.

К моему величайшему удовольствию, на церемонии награждения трофей мне вручила Ингрид, оторвав, к тому же, лоскут от рукава своего платья и преподнеся его мне. И, конечно, я, как победитель, выбрал "королевой любви и красоты" именно ее и позволил себе поцеловать ее руку.