Восход тьмы

Животное подняло морду и посмотрело прямо на мальчика, затем стукнуло копытом и издало тихое ржание. Кузнец что-то произнес, и через секунду из-за крупа лошади появилась еще одна фигура. Дыхание Уилла участилось при виде этого человека, он почувствовал, как его горло непроизвольно сжалось, но не мог понять, почему.

Высокий незнакомец был одет в плащ, мягкими складками спадавший вниз, словно мантия. Длинные волосы ложились на плечи, отливая необычным красноватым оттенком. Он похлопал лошадь по шее, что-то прошептал ей на ухо, затем обернулся и увидел Уилла. Его руки резко опустились вниз, он шагнул вперед и остановился в напряженном ожидании.

Утро слегка потускнело: новая гряда серых облаков заслонила солнце, и тут же небо и снег потеряли свою яркость.

Уилл пересек заснеженную дорогу, засунув руки глубоко в карманы. Он не смотрел на высокую фигуру в плаще, стоявшую лицом к нему, а упорно разглядывал другого человека – кузнеца, снова склонившегося над наковальней. Уилл узнал его: это был Джон Смит, сын Старого Джорджа с фермы Доусонов.

– Доброе утро, Джон, – поздоровался он.

Широкоплечий кузнец в кожаном фартуке поднял глаза на мальчика, слегка нахмурился, но затем приветливо кивнул.

– А, Уилл. Раненько ты вышел из дома.

– У меня сегодня день рождения, – поделился Уилл.

– Твой день рождения совпадает с зимним солнцестоянием, – проговорил незнакомец в плаще. – Это очень хорошо. И тебе исполняется одиннадцать лет.

Это прозвучало как утверждение, а вовсе не как вопрос. Уилл внимательно посмотрел на странного человека. Ярко-голубые глаза незнакомца красиво сочетались с его рыжими волосами, говорил он со странным акцентом, совершенно не характерным для юго-востока.

– Да, точно, – ответил Уилл.

Из ближайшего дома вышла женщина с корзинкой, наполненной буханками хлеба, и его аромат, который недавно так раздразнил Уилла, распространился вокруг. Мальчик носом втянул в себя запах, он вновь вспомнил, что сегодня он еще не завтракал. Рыжеволосый мужчина взял из корзинки буханку, разломил ее и протянул половину Уиллу.

– Возьми. Ты голоден. Встречай день своего рождения вместе со мной, юный Уилл.

Мужчина откусил хлеб, и Уилл услышал, как соблазнительно захрустела корочка.

Уилл потянулся было за хлебом, но в этот момент кузнец выхватил из огня горячую подкову и молниеносным движением прижал ее к копыту лошади, зажатому у него между коленями. Мгновенно разнесся запах гари, заглушивший аромат свежего хлеба. Затем кузнец снова поместил подкову в огонь и уставился на копыто. Черная лошадь стояла не шелохнувшись. Уилл отступил назад, опустив свою руку.

– Нет, спасибо, – сказал мальчик.

Незнакомец пожал плечами, вгрызаясь в хлеб, как голодный волк, а женщина, укутанная платком, так что не было видно даже ее лица, ушла, унося с собой корзинку. Джон Смит вытащил подкову из огня и опустил ее в ведро с водой, откуда тут же раздалось шипение и повалил пар.

– Быстрее, быстрее, – нетерпеливо сказал незнакомец, поднимая голову. – Дни становятся длиннее. Долго еще?

– Металл нельзя торопить, – ответил кузнец, но теперь его удары молотом по подкове стали быстрыми и четкими.

– Готово! – сказал он наконец, подравнивая копыто ножом.

Рыжеволосый человек провел лошадь по кругу, подтянул подпругу и быстрым, кошачьим прыжком вскочил в седло. Он сидел очень высоко, фалды его темной мантии ниспадали по бокам черной лошади; его фигура напоминала статую, высеченную из самой темной ночи. Голубые глаза всадника властно смотрели вниз, на Уилла.

– Забирайся на лошадь, мальчик. Я отвезу тебя туда, где ты хочешь оказаться. По такому снегу туда можно добраться только на лошади.

– Нет, спасибо, – сказал Уилл. – Мне нужно найди Странника.

Мальчик и сам удивился, услышав собственные слова. «Так вот в чем дело», – подумал он.

– Но сейчас Странник в пути, – ответил незнакомец, одним быстрым движением развернув лошадь, нагнулся в седле и попытался схватить руку мальчика. Несмотря на то что Уилл изо всех сил старался увернуться, всаднику с легкостью удалось бы схватить его, но кузнец, стоявший у входа в кузницу, ринулся вперед и оттащил мальчика в сторону. Несмотря но то, что он был очень крупным человеком, двигался он тем не менее поразительно быстро.

Жеребец цвета ночи встал на дыбы и чуть было не сбросил всадника в плаще на землю. Тот гневно закричал, потом вернулся в нормальное положение и сидел, глядя вниз с холодным спокойствием, которое было, однако, страшнее ярости.

– Ты поступил очень глупо, мой друг кузнец, – сказал он мягко. – Мы этого не забудем.

Затем он развернул жеребца и поехал в том направлении, откуда пришел Уилл. Снег поскрипывал под копытами его крупной лошади.

Джон Смит сплюнул, усмехнулся и начал развешивать свои инструменты по местам.

– Спасибо, – поблагодарил его Уилл, – я надеюсь… – Он замолчал.

– Они ничего со мной не сделают, – сказал кузнец. – Я не из той породы. Кроме того, в настоящее время я принадлежу дороге, а мой труд принадлежит всем, кто едет по дороге. Их сила не может причинить вреда никому на этой дороге, идущей через Охотничью лощину. Помни об этом, тебе самому это может пригодиться.

Состояние нереальности улетучилось, и Уилл почувствовал, что его мысли начали оживать.

– Джон, – сказал он, – я знаю одно: я должен найти Странника. Но я не знаю зачем. Может, ты мне скажешь?

Кузнец повернулся к Уиллу и впервые посмотрел ему прямо в глаза. На его обветренном лице появилось сострадание.

– Не может быть, юный Уилл, неужели ты только что пробудился? Ты должен выяснить все сам. Тебе многое предстоит узнать в твой первый день.

– Первый день? – переспросил Уилл.

– Поешь, – сказал кузнец, – сейчас это не опасно, ведь ты не собираешься преломить хлеб с Всадником. Надо же, как быстро ты распознал в этом угрозу. И ты смог понять, что еще большей опасностью было уехать вместе с ним. Прислушивайся сегодня к себе, мальчик, просто прислушивайся к себе. – Он позвал: – Марта!

Снова появилась женщина с корзинкой. На этот раз она откинула платок и улыбнулась Уиллу; он увидел ее голубые глаза, почти как у Всадника, только они светились теплом. С благодарностью он стал жевать теплый хлеб с хрустящей корочкой, который на этот раз был намазан медом. Затем со стороны дороги послышался приглушенный звук шагов, и мальчик в тревоге обернулся.

Белая лошадь без всадника и сбруи двигалась рысью по направлению к ним. Она была словно негативное изображение черного жеребца Всадника – высокая, ослепительно белая, без единого пятна. Солнце выглянуло из-за облаков, и снег вновь заискрился; на фоне этой сияющей белизны блестящая короткая шерсть лошади и ее длинная грива, ниспадавшая на изогнутую шею, казалось, отливали золотом. Лошадь остановилась рядом с Уиллом, втянула носом воздух и коснулась мордой плеча мальчика, как будто приветствуя его, затем встряхнула своей большой белой головой, и в холодном воздухе вокруг нее тут же образовалось облако пара. Уилл протянул руку и осторожно положил ее на шею лошади.

– Ты пришел вовремя, – сказал кузнец, – огонь хорошо разгорелся.

Он зашел в кузницу и раздул кузнечные мехи, так что огонь взвился. Затем снял подкову со стены, скрытой в тени, и сунул ее в жар.

– Смотри хорошенько, – продолжал он, изучая лицо Уилла. – Ты еще никогда не видел такой лошади. Но ты видишь ее не в последний раз.

– Она очень красивая, – произнес Уилл, и лошадь снова ласково уткнулась ему в плечо.

– Забирайся на нее, – велел кузнец.

Уилл засмеялся. Было очевидно, что он не мог сделать этого: его голова едва доставала до плеча животного, и, даже если бы на лошади были стремена, он не смог бы поднять свою ногу так высоко.

– Я не шучу, – сказал кузнец. Он и в самом деле не походил на человека, который часто смеется, не говоря уж о том, чтобы самому подшучивать над людьми. – Это честь для тебя. Держись за ее гриву в том месте, до которого можешь дотянуться, и посмотришь, что будет дальше.