Эльфы Цинтры

Она снова какое–то время молчала.

— Что ты собираешься со мной делать?

— Еще не знаю. Не решил.

— Ты не должен этого делать, — она еле сдерживала слезы. — Ты должен отпустить меня.

— Заткнись!

Она замолчала и они пошли без разговоров, следуя по темной ленте протянувшегося вдаль шоссе. Она задумалась о грохочущих звуках разряда флэчетта Медведя, желая знать, что они означали. Что–то случилось, а ее не было там, чтобы предотвратить это, предупредив их.

А все из–за того, что она пыталась поступать правильно.

— Я освободила тебя, — с вызовом сказала она, полагая, что этого достаточно.

— Спасибо, — ответил он.

— Поэтому ты должен отпустить меня.

— Не пытайся указывать мне, что делать. Ты ничего не знаешь.

— Я знаю, что помогла тебе, а теперь ты не помогаешь мне.

— Ты помогла мне, потому что испугалась того, что я мог сделать с тобой и твоими дружками, если бы освободился сам.

— Это неправда.

— Нет, правда. Я видел. Как вы смотрели на меня. Вы боялись.

— Я боялась того, что могло случиться с тобой. Меня беспокоило, что остальные могли решить сделать, если бы не Сова.

Он пожал плечами.

— Неважно. Ты освободила меня. Это все, что имеет значение. Это закончилось. Учись с этим жить.

Она сжала губы, чтобы не заплакать. Ей уже десять лет, говорила она себе. Она слишком взрослая, чтобы плакать.

Ее мысли свободно парили. Она сделала то, что считала правильным, освободив его. Она видела то, как на него смотрел Ягуар. Как только у него появился бы шанс, он причинил бы ему боль. Он мог даже убить его. Если не Ягуар, то кто–то другой сделал бы это. Она не могла быть уверенной. Сова не могла всегда защищать его, а Свечка не хотела, чтобы с ним что–нибудь произошло. Белка не хотел бы причинить ему боль, и она также.

Она притворилась спящей, затем встала, подошла к мальчику и долго смотрела на него, пока он спал. Когда он проснулся, каким–то образом почувствовав ее присутствие, она еще какое–то время смотрела на него, даже после того, как он отвернулся. Наконец, решившись, она наклонилась, разомкнула цепи ключом, который она взяла у Совы, и освободила его.

— Беги! — прошептала она ему. — Уходи так далеко, как сможешь!

Но вместо побега, он зажал ей рот своей рукой, схватил ее и потащил прочь, за сарай, а затем к шоссе, стараясь идти по самым темным местам, где их не сможет увидеть Медведь. Она яростно сопротивлялась, но он прошептал ей, что если она будет продолжать, то он причинит ей настоящую боль. Испугавшись и не понимая, что же произошло, она затихла до тех пор, пока не стало слишком поздно. К тому времени, когда они достигли шоссе, он нашел какую–то веревку, которую повязал ей вокруг шеи, и она стала его пленницей. Даже тогда она думала, что он устанет от нее и отпустит, или, что он поймет, что действует неправильно. И даже потом она верила, что он придет в себя и поступит правильно.

Теперь она не знала ничего.

— Никто не пытался навредить тебе, — сказала она. — Даже после того, как ты убил Белку и не мог сопротивляться, никто ничего плохого тебе не сделал.

— У меня не было намерения убивать того ребенка, — защищаясь сказал он, скривив рот. — Это был несчастный случай. Они напугали меня. Ружье выстрелило само. — Он покачал головой, его лицо стало печальным. — Во всяком случае, это было всего лишь шоковое ружье. Оно не должно было сильно навредить ему.

— Но они могли отомстить тебе и не стали. Так почему же ты так поступаешь со мной?

Он развернулся и схватил перед ее рубашки, подтянув ее к своему лицу так близко, что смогла разглядеть все подробности шрамов каждой раны, которые у него были.

— Если бы я хотел отомстить тебе, я бы смог. Я мог бы сделать так, чтобы ты выглядела как я. Поэтому, просто заткнись!

Он оттолкнул ее, сбивая с ног, а затем сильно потянул за веревку, пока она снова не поднялась.

Его лицо потемнело.

— Я мог бы убить тебя, если бы захотел.

Он снова пустился в путь, вынуждая и ее двигаться следом. Она тащилась за ним со слезами на глазах, сжав рот. Она отказывалась плакать. Он был подлым и она не позволит ему увидеть, как она плачет. Она попыталась думать, почему он стал таким. Он был злым от того, что с ним сделали, предположила она. Особенно, из–за его лица. И из–за потерянного глаза. Ей хотелось узнать побольше, потому что, возможно, она смогла бы сказать что–нибудь, что утешило бы его, но она боялась спросить его. Он был слишком злым.

— Я мог бы просто вернуться со своим племенем и убить всю твою семью, — вдруг сказал он. — Забрать меня, как они сделали, было их ошибкой. Они должны отдать мне то, что я хочу. Уроды!

Его горечь проявилась на лице, она вздрогнула и быстро отвернулась от него. Она услышала, как он произвел глумливый, пренебрежительный звук, а затем снова дернул за веревку, потащив ее вперед еще быстрее.

— Они не имели никакого права, — услышала она его бормотание, но не поняла, о ком он говорил — о Призраках или о ком–то еще.

Ночь тянулась. Спустя какое–то время она перестала думать о том, что она делает, сконцентрировавшись на перестановке ног, на простом движении вперед. Луна перемещалась по небу, тени еще больше удлинялись, мир был тихим и безлюдным.

Время от времени она замечала ориентиры, которые отметила, когда проходила мимо них ранее. В основном, она не отрывала взгляд от дороги и старалась придумать, что она может сделать.

Пока внезапно решение не появилось само.

Вы должны убираться отсюда! — резко и быстро прозвучали голоса. — Вы должны убираться отсюда!

— Стой! — позвала она мальчика. Ее резкости оказалось достаточно, чтобы он в удивлении обернулся. — Собирается произойти что–то очень плохое.

Он посмотрел на нее с мгновение, затем рассмеялся.

— Ты что–то хочешь сказать, не так ли?

Она покачала головой.

— Я всегда могу сказать, когда поблизости что–то плохое. Меня предупреждают голоса. Там на самом деле что–то есть. Впереди.

Он посмотрел в том направлении, куда она указывала, положив руки на бедра.

— О чем ты говоришь? Я ничего не вижу.

— Неважно, что ты не видишь. Это там.

— Я должен поверить в это? — он сделал паузу. — Что ты имеешь в виду, когда сказала, что слышишь голоса?

Она попыталась придумать, что сказать.

— Я могу предчувствовать. Это дар. Я всегда могу сказать. Нам нельзя идти туда.

— Нельзя, ха? Вероятно, нам надо повернуть обратно? Так?

Она пробежала руками по копне своих рыжих волос и произнесла со всей твердостью и смелостью, на которую была способна:

— Нам нельзя идти туда.

— Я что, похож на дурака или что–то в этом роде? — резко спросил он. — На какого же идиота я похож? Нельзя идти туда. Вот дерьмо! Ты пойдешь туда, куда я скажу, нравится тебе это или нет. Поэтому, хватит играть со мной в эти игры.

— Я не играю в игры.

Он покачал головой, посмотрел в ночное небо и вздохнул.

— Знаешь, что? Я не знаю, что ты делаешь. В основном, сводишь меня с ума.

Она сделала глубокий вдох:

— Я не пойду дальше с тобой.

— Ты пойдешь туда, куда я скажу, маленькая уродка.

Она опускалась на корточки на тротуар. На этот раз она ничего не могла с собой поделать и заплакала.

— Пожалуйста, отпусти меня, — взмолилась она.

— Поднимайся! — Он стоял над ней, его слова резали ее как бритвы.

Она заплакала еще сильнее и покачала головой.

— Не могу.

Он стал тянуть ее за шею, веревка впилась в ее кожу, обжигая и сдавливая дыхание. Она схватилась за веревку, чтобы ослабить боль, борясь за возможность дышать. Но она отказывалась подняться на ноги. Мальчик с изуродованным лицом развернулся и ударил ее под ребра.

Рыдая, она свернулась в клубок.

— Перестань, — умоляла она.

— Вставай или я убью тебя! — закричал он на нее.

Внезапно в его руке оказался кусок битого стекла, поднятый с проезжей части, его острые края сверкали в лунном свете. Он поднес его на несколько дюймов к ее лицу.