Режим бога (Последний шаг) (СИ)

— Я всегда подозревала, что ее чем-то перекормили в инкубаторе…

Хах! Сейчас эта девчонка плюхнется в вирт-кресло, задерет ноги на стол, опустит заслонки и разнесет очередной многомерный мир в клочки. Да и то — чего нам, кроманьонцам, с мирами церемониться? Придут админы, все восстановят. На то и создано — душу отводить.

В доме воцарилось безмолвие, означавшее, что все пошло по предсказанному Фаиной сценарию. Паллада снова погрузилась в изучение мировых новостей: иногда и ей нужно было решать те же проблемы, которые лежали на плечах Джоконды, а для этого приходилось поддерживать свой политический кругозор в спортивной форме.

— Фанни! — Калиостро вернулся в зал подозрительно быстро. — Я ничего не понимаю: ты говоришь о каких-то поломках, а у меня там все работает без сбоев.

— Это электроника тебя боится. В прошлой жизни она была еретиком. Карди! Слушай, ну отпусти ты Фиму с Луисом! Ты же сам понимаешь, что у тебя это из разряда клаустрофобии! Был бы хоть один несчастный случай на ТДМ — да всю эту лавочку прикрыли бы мигом!

— Несчастные случаи были.

Паллада вкрадчиво подступила к мужу и, обойдя вокруг, как лисица сыр, с коварным видом провела рукой по его седеющим волосам.

— Ну конечно-конечно! — сладко шепнула она. — С «синтами». А я говорю о людях.

— Не скажи этого при колючке, за своих киборгов она тебя съест и не посмотрит, что ты лила воду на ее мельницу!

Фанни прижалась к нему спиной, взглянула из-за плеча, закусила губу. Дик наблюдал за ее манипуляциями, и не без любопытства.

— Ну так отпустишь?

— Не-е-ет, — невозмутимо ответил он, однако прокололся: дрогнул слабой улыбкой.

— Мы будем предоставлены сами себе… — она резко повернулась, охватила его за шею и прижалась еще плотнее к бедрам. — Хоть днем, хоть ночью!

— Несомненно. Ты — в Вайперруме, я — в Бермудском треугольнике [6]…

Фанни поиграла бровями.

— Карди, а ты смог бы сыграть ремарку «немного побледнел»? — и она выгнулась, принуждая Дика поддержать ее за талию.

В конце концов ему все-таки пришлось повторять за нею движения беззвучного танго.

— А ты?

— Я первая спросила.

— К чему это?

— Ну… я тут у тебя замечаю кое-что… интересное… отрицающее твое равнодушие к идее остаться наедине… А? Нет?

— Да.

— Да-а-а? Хреновый ты актер.

— Вот я и не актер.

— И ролевик [7] ты тоже хреновый.

— Эфимию я не отпущу, и не мечтайте. Ни с Луисом, ни одну, ни с кем.

— Мракобес!

Она попыталась вырваться, но теперь уже Калиостро не отпустил ее, быстрым движением отвернул от себя, провел руками по ее телу, заставив тихонько застонать, и, крутанув обратно, прижал к стене, сминая притворное сопротивление.

— Ужасный мракобес! — шепнул он ей в губы, но только лишь Фанни потянулась навстречу, тая под взглядом зеленовато-синих глаз, из комнаты Эфимии донесся страшный крик.

Оба они, не сговариваясь, побежали к комнате дочери.

— Она заперлась, — сказала Паллада.

Калиостро забарабанил кулаком:

— Малышка, открой нам!

— Фим, разблокируй дверь! — перед глазами Фанни мелькали совершенно абсурдные, но оттого не менее жуткие кадры из фантастических ужастиков на тему виртуалок и вирусов, поджаривающих мозги пользователей или утягивающих сознание игроков в синтетическую реальность.

— О'кей! Надеюсь, двери она не забаррикадировала, остальное… — покряхтывая, Дик сунул руку глубоко за старинный шкаф, нащупал там панель, сдернул крышку и шлепнул ладонью по аварийному сенсору, — остальное поправимо.

Дверь беззвучно утопла в стене, и Фанни который раз в жизни поблагодарила свою любовь к антиквариату, тяжело сдвигаемому и хорошо маскирующему всякие тайнички.

Они вбежали к дочери. Все было так, как предсказала Паллада: Эфимия сидела в вирт-кресле, задрав ноги на стол, и сдавленно рыдала. Заслонку она отшвырнула от себя, и та валялась у самой кровати.

— Фим, что? Ну не реви, говори, что? — Фанни обняла ее, наскоро ощупала — цела или нет — заглянула в заплаканные глаза и пошлепала по щекам. — Ну говори, говори, что?

Вместо расспросов Калиостро подхватил с пола заслонку и посмотрел программу.

— Карди, что там?

— Да ничего, — он небрежно кинул устройство на стол и сел на корточки возле Эфимии. — Обычная головоломка с элементами лабиринта.

— Пятимерная?

— Четырех, кажется. Да при чем тут это? Малышка, ну рассказывай, не томи!

Та уцепилась за него обеими руками, повиснув на шее:

— Та-та-там… там…

— Там. Дальше?

— Там был… кто-то ещ-ще… еще!

— Тебе не померещилось?

— Нет. Точно.

— Не может быть такого…

Фанни с сомнением посмотрела на мужа:

— Точно не может?

— Абсолютно точно. Там один «кто-то» — сам участник. Все остальные объекты «что-то» — эн-пи-си. Программа вживля…

— Это был «кто-то»! — с досадой воскликнула Эфимия, капризно, совсем еще по-детски оттопыривая нижнюю губу и снова готовясь разреветься — знала, что отец не чает в ней души и что только ее появление на свет вернуло его к жизни после гибели Софи Калиостро, снова научив улыбаться. Знала и нередко этим пользовалась. — По-твоему, я не отличу живого человека от «неписи»?

— Рассказывай! — потребовала Паллада, обрубив ее попытки разжалобить Дика.

Все началось в момент входа в игровую зону. Эфимия ощутила небывалый прилив воодушевления и надежду. Все, созданное искусственно для этой локации, казалось ей невероятно знакомым, хотя девушка играла здесь впервые. Графика была просто гениальной.

— Это так таинственно!

Удивляясь себе, Эфимия уверенно покинула зону входа, нашла точку слияния известных видимых измерений с виртуально смоделированным четвертым — раньше она билась над этим часами и то не всегда побеждала хитрую программу, — очутилась в длинном темном коридоре и заскользила по нему в сторону светлого кружочка в конце. Ей не пришлось даже прибегать к помощи NPC-персонажа в облике киноцефала: она знала здесь все. Киноцефал лишь пролаял вслед девушке мудрую сентенцию и снова замер на месте, близ зеркальной лужицы, натекшей со сталактита.

Тоннель закончился унылой и безрадостной равниной, а та в свою очередь через пару километров от системы пещер обрывалась в пропасть. На другом берегу разлома игровой движок визуализировал неведомое устройство, состоящее из разноцветных сфер, уложенных в закрученные спиралью бусы. Машина вертелась, беря начало в небесах и заканчиваясь на невидимом дне, в глубинах земли. По сравнению с нею все было микроскопически ничтожным. Спираль подавляла, нависала, будила страхи и взывала к покаянию.

Эфимия возликовала. Радостно закричав, она бросилась в пропасть, точно зная, что сейчас же на пути ее из ничего возникнет стеклянный мост. И он возник, протянувшись дугой до противоположного берега.

— Явись! — закричала она в вечность, а в памяти замелькали лица. Ей привиделся и Луис, и — отчего-то — его приемный отец, которого прежде она видела лишь на стереоснимках, и он же, только в виде средневекового монаха в рясе и накидке, из-под капюшона которой вырывался яркий свет, и еще с десяток незнакомых людей, кого сердце определяло как близких по духу. — Явись! Явись! Я здесь! Явись!

Все внутри дрожало и разрывалось. Крик отскакивал от невидимых стен и возвращался обратно к ней. С программой творилось что-то неладное. С грохотом обваливались пещеры, распадались связи в спирали, и шары падали в огненную пропасть, а вихрь закручивал небо в яростный смерч, грозя уничтожить всю локацию.

Эфимия замолчала, уже не понимая причин своего буйства. Она уже хотела было открыть виртуальную инструкцию-солюшн и ознакомиться с правилами этого локала, и тут перед глазами все померкло, как в прошлый раз, когда дед Алан включил запись криков гибнущей ДНК. А потом возник кошмар. Припадая всем телом к стеклянному мосту, рядом стенало полыхающее в огне разумное существо, полное скорби и безутешное, как дикий зверь в капкане. И когда оно в отчаянии протянуло к Эфимии горящие обугленные руки, девушка закричала и сдернула заслонку.