Парикмахерия

Вот так и сформировалась эта группа пеших туристов. Маршрут - "по родному краю". Последним к ним присоединился Хотен. Которому многочисленные "доброжелатели" внятно объяснили перспективы его ближайшего будущего. С учётом длины безостановочно и бездумно молотящего языка.

-- Понятно. А ты, Охрим? Тоже ко мне?

-- Нет. Ну... Не, я перед тобой должник и ежели чего - завсегда. Я ж обещался. Но... Меня Яков послал. Ну, у этих же... барахла много. Потаня не ходит. Вот коней дали с усадьбы. Теперь назад отвести надо. Поеду я. А?

-- Поедешь. Яков передать мне чего-нибудь велел?

-- Ну. Сказал, чтоб ты не уходил далеко - не дозовёшься. А я не пойму - чего тебе уходить-то? Пердуновка же твоя и вообще...

"И вообще...". Эх, Охрим, командир у тебя - светлая голова. Владетель, явно, был рядом. Злой, не остывший, непримиримый. Впрямую - не сказать. Вот и здесь: речь не о верстах - о расстоянии душевном. "Не забывай, не теряй из виду, не выбрасывай из сердца". И форма глагола... То ли это мне - "не дозовёшься", то ли - меня...

И тебя не просто так послал - мужиков в усадьбе немало. Но - за тобой, парень, долг передо мной. Вот этим меня и проверяют. Проверка на жадность. А также на глупость, вшивость и истеричность. Или - на щедрость, разумность и благородство. В зависимости от результатов.

-- Ладно. Коней уже развьючили - выводи да езжай. Да скажи Якову - не уйду.

-- А батюшке чего сказать?

-- Батюшке? Какому? Акиму Яновичу? Скажи, чтоб не болел. А то мне долги не с кого взыскивать будет.

Охрима аж передёрнуло. "Взговорил сын отцу таковы слова...". Дальше - только бой Ильи Муромца с Подсокольником.

Ситуация типовая, в эпосах прописана многократно. Знаменует крушение матриархата и победоносное шествие патриархата. Почему-то, при смене этих "хат", отец с сыном обязательно сходятся в поединке со смертельным исходом. Причём подрастающее поколение от всего этого помирает. Не, не хочу. Есть два рассказа, верхне- и нижненемецкий, где Гильдебранд всё-таки мирится с сыном. И это всего один случай на всю мировую культуру! А, плевать - я Акиму не сын, а пасынок. По официальной версии. По смыслу - вообще никто. Только всякие акыны с аэдами в таких мелочах разбираться не будут. Когда дело идёт об эпичности и красивости - подробности не интересны. Но всё равно: "пронеси, господи, мимо чашу сию". А то эту гадость хлебать совсем не хочется.

Охрим кланялся-прощался-обещался, но в гости не звал. Ну понятно - не на своём дворе живёт. А от владетеля приглашения не было. Наконец, он уехал. И тут Домна позвала к столу.

"Путь к сердцу мужчины лежит через желудок" - банально. И - не точно. Поскольку этот же путь ведёт и ко всем остальным мужским членам. Я, собственно говоря, про голову и добрые мысли в ней. А вы что подумали?

Первый раз за несколько дней похлебать горяченького. Вкусного, наваристого, пахучего. Мы-то и так не голодали. Чем брюхо набить - всегда было. Но щи от Домны... "Доменные щи". Удовольствие начинается ещё до первой ложки. От вида, от запаха. Ещё нет вкуса, ещё не "вкусил", но какое пред-вкушение! Говорят - ложку надо нести ко рту. Правильно говорят. Но вы поднесите её к носу. Можно закрыть глаза и просто... ну не знаю... дышать этим. Можно попытаться разложить на составляющие: это петрушка, это капуста, вот морковочка варёная... Даже запах соли можно выделить... Но я люблю... всё. Когда оно всё - вместе и в меру. В европах этого не понимают. Там нормальных щей-борщей вообще нет. Либо гамбургеры, либо бульончик. Монолитный. В смысле - из чего-нибудь одного. Да, бывает вкусно. Иногда - полезно. При болезнях. Нормальный европеец-американец полжизни есть фастфуд, полжизни - лечится бульончиками. А мне, пожалуйста, всё сразу - и первое, и второе. "А компот?". Компот здесь называют "узвар". С фруктами на Руси хорошо - вишнёвыми косточками все новгородские мостовые заплёваны. Понятно, что в Новгород везут не свежую ягоду, а сушёную, мочёную, даже солёную. Прямо по "Вишнёвому саду":

-- В прежнее время вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили... И, бывало, сушенную вишню возами отправляли в Москву и в Харьков. Денег было! И сушенная вишня тогда была мягкая, сочная, сладкая, душистая... Способ тогда знали...

-- А где же теперь этот способ?

-- Забыли. Никто не помнит.

Это я о себе: я таких способов не помню. "Царское варенье" из вишни сварить смогу - пока жена в роддоме была, я этим и занимался. Три дня рождение дочки всей общагой отмечали. Одновременно и варенье варили. Кто поднимется, тот и тазы двигает. До сих пор удивляюсь - почему никто не обварился? Повезло. И с гостями, и с вареньем. Такое... наваристое получилось - потом три года ели. Но это с сахаром. А здесь сахара нет. Ни свекловичного, ни тростникового, ни кленового. Соответственно, практически нет кариеса. Сибирская язва - пожалуйста. Голодомор - каждые десять лет. Пародонтоз - через одного. А вот с кариесом... Здоровые раньше, в "Святой Руси", люди были - с целыми зубами помирали. Шутки-шутками, но придётся учиться. Нормальный ГГ варенья не варит, но я же ненормальный - хочу всё знать и уметь.

А хорошо плотно покушавши - опоясочку на животе распустить. Оглядеть всех присутствующих таким... доброжелательно-сытым взглядом. Ну что, сотоварищи-сотрапезники, а жить-то хорошо! И мир вокруг такой... благорасполагающий. Опа... А почему у Хотена глаз подбит? А у Звяги на костяшках пальцев - ссадины? И сидят друзья закадычные врозь.

-- Хотен, кто это тебя так приложил? Глаз-то заплывает.

-- Хто-хто. Кастрат твой голомордый... Гадина облезлая.

-- Я те счас и вторую гляделку заровняю! А сопелку в задницу вобью! (Это Звяга - делится планами)

-- Слышь, боярыч, по татьбе холопа твово - тебе отвечать.

Звяга, начавший подниматься со скамейки, остановился и неуверенно посмотрел на меня. Чего-то я не догоняю: они же друзья всегда были. Во всех делах вместе. Звяга - здоровый мужик и мастер добрый. Хотен всегда за него прятался. Ну, и шестерил помаленьку. А тут ссора.

-- Вот и сядь, на чем сидел. А то завёл манеру: рабскими своими кулачонками да на вольного человека махать. Вот пожалуюсь господину твоему - он тя плетью-то и обдерёт. Чтоб наперёд от невежества твово ему убытка не было.

Опаньки! Так вот как выглядят социальные отношения в эпоху развитой сословной структуры! Звяга теперь холоп, раб мой. Хотен тоже ко мне просится, но - в слуги. Вольный человек. Более высокое сословие. И теперь он донимает своего вечного друга и защитника насмешками. Да ещё и выпороть предлагает. С чего это? А с того, что где-то валяется кусок бересты с кабальной записью. Но Звяга же от этих буквочек не изменился! Ни хуже, ни лучше, чем три дня назад был. Только тогда Хотен на него мало что не молился, а теперь... "плетью ободрать". Как-то странновато...

А в прежней моей жизни не так было? Дадут человеку корочку или в другой кабинет пересадят. И куча народа из прежних знакомцев - прогибаться начинают. "Иван Иваныч" - только с придыханием. Или наоборот - "встать, суд идёт". И всё, будто и знакомы не были. А ведь человек от бумажки не меняется. То, за что он сегодня бумажку получил, он же раньше делал, он прежде тем стал, что сегодня бумажкой засвидетельствовано. Но... сегодня на него вот такой ценник налепили, по ценнику и почёт.

Мда, хороший обед был. Всё пищеварение испортили. Вся благостность с сытостью... только горечь во рту.

-- Я смотрю, боярыч, худо у тя работнички работают. Мужики-то здоровые, а ленятся. То - постоят, то - посидят. Оно понятно - у тя свои заботы. А за этим народцем глаз да глаз нужон. Ты поставь-ка меня над ними, над дровосеками, старшим - они у меня быстро забегают, мотыльками порхать будут, кузнечиками заскачут.