Владычица ночи

— Не так быстро, птенец. Прислушайся к своим ощущениям. Моя кровь все еще работает над твоим телом.

— Что... ты со мной сделал? — выдохнул Антуан, подтягивая под себя ноги.

— Ты и сам знаешь ответ.

Молодой виконт посмотрел на свои руки. Сжал их в кулаки и снова разжал, и, наконец, проговорил:

— Я вампир?

— Верно. Оглянись вокруг, что ты видишь?

— Комнату, саркофаг с какой-то причудливой резьбой по камню, полуразрушенный камин, — перечислял Антуан, послушно обводя взглядом комнату. И только тут до него стало медленно доходить, что огонь в камине погас, и вокруг царит непроглядная тьма. Раньше бы он ничего этого не увидел, а теперь, будто светлым днем, может различить каждую деталь. С его губ сорвалось, — Поразительно!

— У тебя будет еще уйма времени, чтобы восторгаться своими новыми возможностями. Вставай. Пока не кончилась ночь, мне нужно научиться тебя охотиться.

Они вышли в ночь. Юлиус даже удивился, с какой легкостью его птенец осваивал уроки. Лишь раз Антуан замешкался — перед тем, как вонзить свои только что приобретенные клыки в жертву. Но жажда взяла верх.

Когда они возвращались назад, Юлиус заговорил:

— Ты еще юный и совсем неопытный вампир, Антуан. Поэтому слушай внимательно то, что я тебе скажу. Ты стал бессмертным, и не состаришься больше не на день. Но тебя все же можно убить, отрубив голову или огнем, а пока ты молод — еще и уничтожив сердце. Чем старше ты будешь становиться — тем неуязвимее.

Берегись солнца. В первые сто — двести лет оно может и не уничтожит тебя, но будет чертовски больно. Поэтому пока лучшая постель для тебя — это саркофаг, который ты видел в комнате.

Ты научился охотиться — это хорошо. Никогда не отказывайся от крови. Будешь голодать — сойдешь с ума. Станешь животным, убивающем все на своем пути.

И всегда помни наши законы.

— Законы? — с некоторым удивлением переспросил Антуан.

— Да. Их не так много, но наказание за их нарушение сурово.

Основной их смысл: запрет на убийство людей или других вампиров. Исключение: самооборона, иногда месть, а в последнем случае открытый вызов. А также запрет на обращение калек или детей. Дети-вампиры — самое ужасное зрелище. Почти все они очень быстро впадают в безумие.

— Чудовищно! — только и смог проговорить Антуан.

— Хорошо, что ты так думаешь. Это удержит тебя от необдуманных поступков, — кивнул Юлиус, входя в свое убежище. Но на пороге он на секунду замер, заметив за углом закутанную в плащ фигуру. Он все понял. На краткий миг его лицо озарилось чем-то сродни радости. Но это выражение быстро сменилось обычным безразличием.

Они вошли внутрь. Антуан поймал себя на мысли, что его больше не тревожит мрачность этого дома. Он даже стал привыкать к нему. А Юлиус продолжал говорить:

— Рано или поздно ты встретишься с остальными. Что бы ни случилось, помни — ни у кого из них нет власти над тобой. Ты свободен и принадлежишь себе. Это говорю тебе я — твой творец.

— Что это значит? Ты говоришь так, будто собрался умирать.

— Дай-то Бог. Ты все поймешь со временем. А сейчас спускайся вниз. Скоро рассвет. Мой саркофаг в твоем распоряжении.

— А ты?

— О, обо мне не беспокойся, мой новорожденный птенец. Ты станешь очень сильным.

Последняя фраза была сказана уже в спину Антуана, послушно спускавшегося вниз по лестнице. Лишь когда стих звук его шагов, Юлиус обернулся и тихо сказал куда-то в пустоту:

— Я сделал все, что вы хотели, госпожа.

— И все было сделано правильно, — донеслось из темноты, и голос был похож на шелест листьев. А вслед за голосом от стены отделилась тень и встала в нескольких шагах от вампира. — Так ты по-прежнему тверд в своем решении? Ты жаждешь смерти?

— Да, всем сердцем, — пылко ответил Юлиус.

— Что ж, так тому и быть, — голос был невероятно печален. — Да будет так.

В тот же миг под капюшоном холодным огнем засветились глаза, превратившиеся в два бездонных колодца. Налетел невидимый ветер, насквозь пропитанный огромной силой. Он трепал черный плащ вампирши и волосы Юлиуса. Сила витала вокруг них.

Менестрес, а это была именно она, выпростала из-под плаща руку и протянула ее в сторону Юлиуса. В тот же миг он ощутил, как у него в груди разливается тепло. Он опустил голову и увидел свое сердце, светящееся красным светом сквозь грудь. От него этот свет распространялся по всему телу.

Юлиус поднял голову, на его лице играла счастливая улыбка. Одними губами он прошептал:

— Кадмея, я иду к тебе!

В тот же миг он вспыхнул, как свеча, и в считанные секунды обратился в пепел.

Спустившись вниз, Антуан медленно приблизился к саркофагу. проводя руками по его резной поверхности, он старался привыкнуть к мысли, что ему придется здесь спать. Но вдруг на него нахлынуло какое-то странное ощущение. Чувство какой-то огромной силы, от которой у него заныли зубы. И в то же время она звала его. Будто какая-то часть его самого принадлежит этой силе. Он чувствовал себя ниточкой огромной паутины.

Влекомый любопытством, Антуан поднялся наверх. Он увидел Юлиуса, на губах которого играла блаженная улыбка, видел его пылающее сердце, и как тот вспыхнул, обратившись в пепел. В тот же миг внутри него самого будто что-то оборвалось. Пустота закралась в его душу.

Антуан не мог понять, кто или что могло сотворить подобное с его создателем. Ощущение силы стихло, и он успел заметить лишь какую-то тень, промелькнувшую в дверном проеме. Молодой виконт ринулся за ней, но стоило ему выскочить на улицу, как он тут же почувствовал жуткую боль и жжение в глазах и по всей коже.

Солнце лениво показалось из-за горизонта, и его еще слабые случи огнем жгли Антуана. Утро наступило и заставило его вернуться в спасительную тень дома. Но даже здесь он чувствовал, как все его тело наливается тяжестью, а глаза слипаются. Было только два выхода: остаться и уснуть прямо здесь, и тогда солнце рано или поздно достанет его, или спуститься в ту маленькую комнату и укрыться в саркофаге. После недолгих раздумий Антуан выбрал последнее. Как ни крути, а умирать он не хотел.

Вернувшись домой, Менестрес скинула плащ и устало опустилась в кресло. Жребий был брошен, назад пути не было. Она посмотрела на свои руки. Даже сама вампирша порой забывала, какая огромная в них скрывается сила. Сегодня она убила Юлиуса, но использовала при этом лишь сотую долю своих возможностей. Да, в этом мире осталось очень немного вампиров, которые помнили бы, что такое ее полная сила, и ее истинное лицо. Многие из ее народа вообще не знают ее лица, считают ее мифом. И практически любого из них она может обмануть, выдав себя за обычную смертную.

Все эти мысли роились в ее голове, когда в комнату тихо вошел Димьен и замер, не желая потревожить свою госпожу. Но она сама поманила его рукой со словами:

— Проходи, Димьен, не стой в дверях.

— Госпожа...

— Завтра, как только сядет солнце, мы уедем из этого города.

— Хорошо, все будет готово.

— Поедем дальше, в Париж. Я должна лично увидеть то, о чем мне рассказывали. И если ее отступничество действительно имеет такие последствия...

— Ее нужно остановить! — жарко воскликнул Димьен.

— Конечно. Я не допущу войны.

— Может, вызвать сестер?

— Нет. Если все так, как мы ожидаем, то это очень серьезно. Я лично должна положить этому конец! Сколько бы времени это не потребовало.

— Я понимаю, и позабочусь, чтобы ничто не задержало ваш отъезд.

— Спасибо.

— Не стоит. Вы знаете, что всегда можете положиться как на меня, так и на Танис.

— Знаю, — ласково улыбнулась Менестрес.

Антуан проснулся на своем странном ложе, едва погас последний луч солнца. Он не помнил, чтобы когда-либо прежде так спал. Сон был похож на маленькую смерть, но это было даже приятно. Проснулся же он с чувством сильной жажды. Никогда прежде она не была столь всеобъемлющей. Будто каждая клеточка требовала крови. Поэтому, отряхнув от пыли свой камзол, он вышел в ночь.