Марш Обреченных. Финал

Хорвут усадил свое драгоценное тело в кресло.

— Вижу, успокоились?

Интересно, как это вы видите, мессир Баркл? — захотелось сразу же спросить барону, но он еще не пришел в себя и потому сдержался.

Но Император Призрачного мира читал его мысли, словно раскрытую книгу.

— Вы должны хорошо знать, сперва мозг выполняет действия-мысли — посылает через нервные окончания мысли-импульсы вашим мышцам, а потом вы, то есть ваше тело, совершает действия. Так сказать, я первым за ваше тело узнаю, что в данную секунду, вы планируете совершить, а уже потом — вы. Забавно, не правда ли?

— Очень, — строго пробубнил барон.

— Значит так, поток ваших претензий дошел до моего понимания…

— Претензий?! — Снова вспылил Хорвут.

— Претензий! — Зло прошипел Баркл и его ответ заставил Хорвута замолкнуть надолго. Ибо запахло новой экзекуцией, а ее барон мог уже и не выдержать. Пришлось заткнуться!

— Действительно в руки эльфранских эльфов попали подмастерья Хизельмаша, среди них была и ваша дочь, но спешу заметить, от казни и тем паче пыток, мастеровые улизнули, как им это удалось вас не должно волновать. Скажу главное, ваша дочь в целости и сохранности. И еще одно барон Хорвут! Очень-очень серьезное обстоятельство, которое должно косвенно разрушить между нами взросшие внезапно сорняки — это покровительство!

— Покровительство?! — Затаено переспросил вельможа.

— Именно-именно, то самое покровительство! — Зашипел Баркл. — Ваша любезная вами дочь и дочурка герцога Альвинского находятся под моей опекой! Находятся в моих… руках! Их жизням ничего не угрожает, более того, она может рассчитывать на мою помощь, так же как и вы!

Когда смысл услышанного достиг ушей Хорвута, барон содрогнулся каждой клеточкой своего тела. Это ультиматум? Это тонкий или грубый намек? Это шантаж?

— Она у… эльфов? Ведь вы сказали, что она у вас в… руках, значит, она у остроухих? Эльфов?

— Необязательно, будучи в моих руках, быть в то же время и в казематах эльфов. Достаточно… находиться рядом с моим… домом.

— Где она? — решительно набросился барон.

Мужество достойное похвалы!

— В Ульях Грез! — Твердо отчеканил мессир Баркл.

В Ульях Грез?! В УЛЬЯХ ГРЕЗ?!!

Крупная дрожь прошибла барона Хорвута, холодный пот скатился по спине до самого пояса.

УЛЬЯ ГРЕЗ???

— К-кто в-вы?

Легкий, скудный смешок в голове.

— Я тот, кто приведет вас к победе! Я тот, кто ликвидирует ваших врагов! Я тот, кто перевернет Зорган вверх дном и кардинально изменит историю этого жалкого мирка! Я тот, которого все отвергнули и бросили на вечное прозябание в Призрачном мире! Я — Баркл! Император Баркл!

Призрачный мир? ПРИЗРАЧНЫЙ МИР?!

Реальность настолько была ошеломляющей, что Хорвут подумал, а не стоило умереть пару минут назад, тогда он точно умер бы с чистой и здравой мыслью в голове, но теперь…

— Бросьте нытье! Бросьте глупые переживания, барон! Вы же мужественный человек! Вы всегда стремились к власти! Только подумайте — эльфы ударят в тыл графам Земану и Халоуту. Разобьют ваших извечных недругов! Потом пойдут дальше на север. В земли графов и баронов. С юга — с Черного леса двинутся эльфийские войска Берхата Альрина, затянут кольцо потуже. Орден Северных Магов ожесточено сейчас борется с князем Лестором. Герцог Альвинский ранен и в стране анархия, это чудесный шанс для контрудара. Для мести. Год сражений — и целая жизнь в покоренной нами твердыне! Зорган в наших руках! Вы со мною, барон Хорвут?

Его парализовало от бурного потока информации. Стихийной, но доведенной до страшного логизма. Тотальная война! Тотальная бойня!

— В точку, господин барон! Тотальность! Грубая черта исторических перемен! Надеюсь, вы со мной солидарны, Хорвут?

— Д-да…

— Так значит, вы со мною до конца?

Хорвут осознал всю немощность и безвыходность своего положения.

— Вы со мною? — Более настойчиво.

А куда ему деваться?

— С в-вами-и…

Кирчик щурясь от ослепительного солнца, задержался на пороге постоялого двора, уютного и что самое привлекательное в нем — дешевого отеля. От самих Рябок до Ельхина пришлось здорово поплутать. Почесаться в седле по заснеженным буреломам и объездить вдоль и поперек весь Северный тракт аж на сорок миль, каким чудом не издох его конь, Кирчик поражался, может кормом, приправленным магией кормили, а может, скотина двужильной оказалась, кто ее знает? Тем ни менее за четыре дня скачки по дубравам и ельникам, гонец выпер на захолмленный участок дороги, с вершины, которого и приметил редкие постройки Ельхина. Захолустье зимой, даже не село, а жалкий хутор!

Но и ему, Кирчик, столичный гонец, был сказочно рад.

С полчаса пришлось покружлять, ибо не с первого раза поверилось, что хлипкая, обнесенная соломой и глиной усадьба, и есть та самая корчма и постоялый двор в одном "футляре", а тот самый въезд для экипажей и конных, располагался на ее заднем дворе, сразу же за высокой, обитой частоколом, огорожей. И все это в нагрузку завалено дарами природы, то есть — снегом.

Коня за пару медяков удалось навязать местному конюху, старичку в ушанке, тот пообещал накормить и напоить скотину, поставить в стойло и приглядеть до отъезда "важаемого милсдаря". Кирчик помнил, расслабляться не стоило — дорога дальняя, до Мейдрина еще сотни три миль, а то и больше. В седло наверняка придется впрыгнуть уже через пару дней.

Но на следующий день Кирчик поднялся только к обеду, тело саднило и ломило, будто после пьяной драки, словно его провели через двойной ряд "палочников" в назидательство за строгое уставное нарушение. Помимо воли он содрогнулся. Разве можно в такую погоду и блажь думать о плохом? Нисколечко.

Но в голову лезли одни дурные мысли, особенно вспоминался жестокий проступок господина барона Хорвута. Какой он мне господин? — Зло сплюнул в снег Кирчик и ступил с порога на заледеневшую корку, хрустнувшую под кожаными сапогами. Ирод! От такого хозяина собаки бегут, не только люди.

На постоялом дворе утренняя суета, радующая глаз; не забыл народ сельской о работе и о скотине, беготня сопровождалась шумом и гамом. В крытой дранкой кузне, что расположилась с боку сарая для скота, раздавались: забойный лязг молота и шипение жаровни, из трубы на крыше валил густой, низкий пар. Мычала корова, и блеяли козы. Крепкий мужичок в рваном тулупе вилами разгребал сено и скидывал его наземь, а мальчонка, видно его сынишка, хватал обхваты и носил корм к стойлам, своей скотине и чужой, гостевой — временных жильцов постоялого двора. Ворота сарая были распахнуты настежь и Кирчик некоторое время пялился на работу хуторян, пока паренек не стал опасливо озираться на него, после чего пришлось отвернуться, чтобы не привлекать постороннего внимания. Да уж народ хоть и в захолустье живет, в стороне от главной дороги, но бояться чужаков и приезжих не разучился. Оно и понятно, рядом графские и баронские земли, самоуправства от вельможных "сыновей" герцога Альвинского хватало, каждый из них заставлял крестьян плясать под свою дудочку, и вот потому не доверяет простой народ встречному-поперечному. И правильно делает, сейчас нынче времена тяжелые. Кирчик сплюнул в игравший искрами солнца снег — а когда это в Северном Королевстве Людей времена были спокойные и зажиточные? Да почитай никогда.

— Репка! Репка! Котелок с ушами, ходы сюды!

— Чаго тебе?

— Сюды, кажу, иды!

— Ща, — буркнул с сеновала мужичок.

Кирчик отошел к забору, чтобы полюбоваться открывшимся видом на зимний сад, полностью укрытый снежными шапками. Залюбовался. До слуха долетали обрывки разговоров.

— Неси сено в хозяйские стойла. Бегом, Тиша! А я к Ивону. Чего он хочет? — Мужичина отложил, вила, и помахал вышедшей на порог девице в шубе и платке:

— Скока возиться будете, а? С голодухи помереть можа, а?

— Матушка накрывает…

— А, — махнул рукой хуторянин.

Кирчик улыбнулся, отвернувшись к фруктовым деревьям. Ох, хороша житуха в селе, хороша!