Легенда о Побратиме Смерти

— Тебе надо отдохнуть, — сказал Носта-хан. — Твоя зхи стала сдавать. Я прочту целительные слова над тобой, пока ты спишь.

— Им не пройти. Демоны лезут со всех сторон.

— В каком положении ты оставил их? — спросил Талисмана Зибен.

— Друсс ранен в бедро и в левое плечо, Ошикай в грудь и в ляжку. Я видел, как они вошли в темный туннель. Тот шаман, Шаошад, вел их, держа палку, которая горела, как факел. Я хотел пойти за ними... но очутился здесь. Не надо было мне соглашаться с условием Шуль-сен. Я убил Друсса и погубил душу Ошикая.

— Друсс еще крепок, — сказал Зибен, указывая на яркое сияние вокруг воина. — Я знаю его давно и могу поспорить, что он вернется. Ты уж мне поверь.

Талисман снова вздрогнул, и Носта-хан накинул ему на плечи одеяло.

— Отдохни, Талисман. Сон излечит тебя от усталости.

— Нет, я буду ждать, — пробормотал Талисман.

— Как пожелаешь, мой господин.

Талисман лег, и Носта-хан начал тихо петь над ним. Воин закрыл глаза. Пение продолжалось долго, и наконец шаман умолк.

— Он проспит много часов. Айя! Мое сердце исполнено гордости за него. Он воин, каких мало, и человек чести!

Сияние вокруг Друсса потускнело.

— Вернул бы ты и его назад, — сказал Зибен.

— Не теперь еще. Все пока хорошо.

Друсс прислонился к черной скале и упал на колени. Силы его были на исходе, и кровь молочного цвета текла из многочисленных ран выше пояса. Ошикай положил свой золотой топор на камень и сел. Он тоже был изранен. Маленький шаман Шаошад подошел к Друссу, приложил свою костлявую ручонку к глубокой ране на плече воина — и она сразу затянулась.

— Мы почти на месте, — оказал шаман. — Осталось перейти всего один мост.

— Не думаю, чтобы я мог ступить еще хоть шаг, — отозвался Друсс. Шаошад прикоснулся поочередно ко всем его ранам, и молочная жидкость мало-помалу перестала течь.

— Всего один мост, дренай, — повторил Шаошад, а после перешел к Ошикаю и стал лечить его раны.

— Что Талисман, умер? — слабым голосом спросил Ошикай.

— Не знаю, но его больше нет здесь. В любом случае он нам не помощник. Сможешь ли ты идти дальше?

— Я найду Шуль-сен, — упрямо ответил Ошикай. — Ничто меня не остановит.

Друсс обвел взглядом необъятную черную пещеру. Сталагмиты колоннами поднимались к высокому потолку, с которого свисали им навстречу громадные сталактиты — словно два ряда клыков в огромной пасти. Один из уцелевших нетопырей скорчился на карнизе, высоко над ними. Друсс видел его злобные красные глаза. Мертвые собратья этой твари лежали на полу пещеры, растопырив поломанные серые крылья, а последний больше не пытался нападать. Путь сюда был долог, страшен и пролегал через места, каких в мире плоти не увидишь. Друсс уже ходил однажды в Пустоту, чтобы вернуть Ровену из царства мертвых. Но тогда он шел по Дороге Душ — цветущим садом по сравнению с тем, что ждало его теперь. Здешние края не подчинялись известным Друссу законам природы. Все постоянно менялось под грифельно-серым небом: на равнине внезапно вырастали утесы, и оттуда рушились валуны с дом величиной. Пропасти разверзались под ногами, точно невидимый плуг пропахал их на мертвой земле. Черные скрюченные деревья вырастали в один миг, и их ветви вцеплялись в путников, как когти. Несколько дней — а может, часов — назад воины спустились в ущелье, чье дно было усеяно ржавыми железными шлемами. Молния то и дело освещала небо, бросая вокруг уродливые тени. Талисман шел впереди, когда шлемы затряслись, черная земля раздалась, и из под нее вышли давно погребенные воины. На их полусгнивших лицах кишели черви. Беззвучно они двинулись на путников. Талисман обезглавил первого, но второй нанес ему глубокую рану, Друсс и Ошикай ринулись вперед, круша топорами разложившиеся тела.

Бой был долгим и тяжким. Шаошад швырял в мертвецов огненные шары, и в воздухе разило горелым мясом. Под конец Друсс с Ошикаем остались спина к спине на целом кургане трупов, Талисман же исчез без следа.

На том конце ущелья темный ход привел их в недра самой высокой из виденных Друссом гор, где на них накинулись эти дьявольские нетопыри.

— Скажи мне, что они были последними, — обратился Друсс к Шаошаду. — Это меня очень порадует.

— Нет, воин, впереди еще немало всего. Но ты ведь знаешь, — добавил шаман с лукавой улыбкой, — ничто стоящее не дается даром.

— Чего нам еще ожидать? — спросил Ошикай.

— Мост сторожит Большой Медведь. Что будет после — не знаю. Но один нам встретится точно — это Чаката, тот, что подверг Шуль-сен жесточайшей казни. Он будет там — в том или ином виде.

— Тогда он мой, — сказал Ошикай. — Слышишь, Друсс? Он мой!

Друсс взглянул на мощную фигуру в порядком побитой золотой броне:

— Кто бы спорил, парень.

Ошикай со смехом пересел поближе к Друссу.

— Клянусь Богами Камня и Воды, Друсс, тебя я с гордостью назвал бы братом. Жаль, что я не знал тебя при жизни. Мы опорожнили бы дюжину кувшинов вина и всю ночь хвастались бы своими подвигами.

— Вино — это хорошо, но хвастаться я никогда особо не умел.

— Это искусство приобретается с годами, — согласился Ошикай. — Я убедился, что рассказ становится куда занимательнее, если увеличить число врагов в десять раз. Бывает, правда, достоверно известно, что их было всего трое — тогда они превращаются в великанов.

— Есть у меня друг, который преотлично в этом разбирается.

— Он тоже воин?

Друсс посмотрел в лиловые глаза Ошикая:

— Нет, поэт.

— Ага! Я всегда брал с собой поэта, чтобы он вел счет моим победам. Я и сам хвастун хоть куда, но, слушая его песни, всегда испытывал стыд. Когда я говорил о великанах, он пел о том, как я подчинил себе самих богов. Ну как ты, отдохнул?

— Почти, — солгал Друсс. — Скажи-ка, человечек, — спросил он Шаошада, — что это за Большой Медведь такой?

— Это Страж Гирагастского Моста. Говорят, что он восемь футов вышиной и у него две головы — одна медвежья, с острыми клыками, другая змеиная, и она плюется ядом, прожигающим любую броню. Когти у него длиной с короткий меч и острее вертела. И еще у него два сердца — одно в груди, другое в животе.

— И как же, по-твоему, мы проберемся мимо этого зверя?

— Моя волшебная сила почти на исходе, но я еще смогу сделать Ошикая невидимым. А после останусь здесь и буду ждать вашего возвращения.

Ошикай встал и положил руку на плечо шамана.

— Ты хорошо послужил мне, Шаошад. Я уже больше не царь, но если есть какая-то справедливость в этом злом мире, ты будешь вознагражден. Мне жаль, что мой тогдашний отказ привел к твоей смерти.

— Все мы умираем, великий царь, а в своей смерти виноват я сам. Я ни на кого не держу зла. Но если... когда ты будешь в раю, замолви за меня слово перед привратником.

— Замолвлю. — Воин взял свои золотой топор, Колмисай, и спросил Друсса: — Готов ли ты, брат мой?

— Я уже родился готовым, — проворчал тот, с трудом поднимаясь на ноги.

— Еще сто шагов в эту сторону, и вы увидите мост, — сказал Шаошад. — Он перекинут через огненную бездну. Тот, кто свалится туда, падает целую вечность, а потом его пожирает пламя. В начале мост широк, в нем футов пятьдесят, но после он сужается. Ты должен заманить медведя на широкую часть моста, чтобы дать Ошикаю проскочить.

— Нет, — сказал Ошикай, — со зверем мы сразимся вместе.

— Доверься мне, великий царь, и сделай, как я говорю. Когда медведь умрет, Чаката будет знать, что ты близко, и убьет Шуль-сен. Ты непременно должен пересечь мост и явиться в темное место заранее.

— А мне тем временем прикажешь плясать с медведем и стараться его не убить? — осведомился Друсс.

— Тяни, сколько сможешь, — и не смотри ему в глаза. Там ты увидишь только смерть. — Шаман зажмурился, воздел руки, и в воздухе вокруг Ошикая затрещали яркие искры. Великий воин поблек, сделался прозрачным, а затем исчез вовсе. Шаошад открыл глаза и весело захлопал в ладоши. — Может, я и гордец, зато большой искусник! — И он сказал Друссу, уже без улыбки: — Когда подойдете к мосту, Ошикай должен идти за тобой по пятам, иначе медведь учует вас обоих. Как только зверь нападет, о великий царь, пробирайся мимо него и беги. Не делай шума и не зови Шуль-сен — ты почувствуешь, когда она будет близко.