Цитадель души моей (СИ)

И, мелко хихикая, толстяк потопал к лестнице. Факел потихоньку чадил еще минут десять, потом, с легким хлопком, погас. Очень мне слова Пларка насчёт сюрприза не понравились. И насчет Геза - тоже. И, что самое паскудное, чую я, что как-то они связаны - Гез и этот Пларковский "сюрприз" Может, надо было все ж ухватить его за руку, подтянуть к решетке, да глотку вырвать - пока была возможность? Хотя, что теперь об этом жалеть? Сейчас думать надо, как дальше быть. Бои вот-вот начнутся - за дверью, от арены меня отделяющей, возня какая-то слышна, да и время подходит. В первом-то бою для меня неожиданностей не будет, точно. Первый бой на арене - всегда для разогрева толпы. Чтобы расшевелить её и жажду крови немножко утолить. Поэтому вольные гладиаторы туда не пойдут. А пойдут рабы, наскоро меч держать обученные; провинившиеся солдаты, из легионов от казни выкупленные; да преступники, к смерти приговорённые, которым свободу посулили в обмен на участие в бою. Не соврав посулили, вообще-то - по давней традиции, все, на арене погибшие, не рабами, а свободными гражданами считаются, о чём глашатай после боя и объявляет. "Номий Номений отныне свободный гражданин!" - и зрители кивают одобрительно. Только вот самому вольноотпущеннику от этого, думаю, ничуть не легче. Зато легче его (теперь уже бывшему) хозяину - не надо сбором останков и похоронами озабочиваться - вольных граждан, если у них родственников и собственных сбережений нет, за казенный счет хоронят. Сдаётся мне, это и есть единственная причина возникновения вышеупомянутой традиции.

Кстати, в первом бою свободу таким образом получают обычно все её участники, как им и обещано было. Толпа крови еще не напилась, так что палец в кулаке никто прятать не станет, и, стало быть, каждая схватка последней для одного из участников выходит. Даже если среди этого сброда один хороший боец и найдется, который сможет до финала дойти, смертельных ран не получив - так ему распорядитель и разбежался вольную давать. "Не повезло", - скажет, - "не набралось от боя достаточно денег на выкуп. Но ничего, еще один-два боя - и свобода у тебя в руках". И ведь не соврёт, ни одного боя с вольными гладиаторами новичок не выдержит - конкуренты тем не нужны. Потому-то я гладиаторов и не люблю - потому что шансов никаких они противнику не дают. Профессиональный гладиатор всерьез дерется только с новичками заведомо слабее себя, а друг с другом у них не драка выходит - представление театральное на потеху публике. С прыжками, воплями, грубыми шутками и нарочитой руганью. Могут пару порезов несерьезных друг другу нанести, а потом один другому бурдюк с бычьей кровью, под лентнером спрятанный, протыкает. Кровь ручьем, картинные позы, предсмертная речь - тьфу!

Выходят они только под конец, когда толпа смертью уже насытилась - толпе теперь наоборот, великодушие явить охота. А тут как раз актер... то есть, гладиатор - известный и народом любимый, лежит, кровью истекает - ну как такого не пожалеть?

Очень редко бывает, чтобы погиб кто из опытных гладиаторов - обычно они сами на покой уходят и живут до старости, бед не ведая. Разве только спор на гладиаторах, или случайность какая могут точку в жизни вольного гладиатора поставить - да и то не беда, на освободившееся место масса желающих найдется. Риск небольшой, работа непыльная, в народе уважение, да и деньги полноводной рекой льются - десятина дохода от боев гладиаторам идёт. Распорядителям это, понятное дело, не нравится, но поделать они ничего не могут - гладиаторы за своими правами следят с тщанием, любому политэсу честь бы сделавшему. Вот пять лет тому распорядители подговорили сенаторов закон принять, по которому гладиатор не процент от дохода, а оговорённую (с самими гладиаторами, между прочим) сумму за бой получает. Так казармы мигом поднялись -перебили утроенную по такому поводу стражу, вырвались за стены и два месяца кровавым вихрем по провинциям кружили, рабов освобождая и винные погреба опустошая. Армия - с переменным успехом - их долго гоняла, но утих бунт только тогда, когда закон обратно отменили. Многих, конечно, по крестам развешали - но в основном всё тех же рабов, к бунту примкнувших. А гладиаторы чуть не все вернулись обратно в свои казармы и до сих пор похваляются, как славно они тогда погуляли.

Всё, началось. Слышен нарастающий волнами гомон толпы - зрители устали ждать и требуют начала зрелища. Забегали вокруг, затопали сапогами - команды, шум, тяжелое дыхание. Заскрипели где-то наверху тяжелые деревянные шестерни, скрежетнули, натягиваясь, цепи.

- Открывай! - донеслась до меня откуда-то команда и, в противоположной от решетки входа стене моей камеры, у самого пола, появилась ослепительная полоса света. Появилась и, сопровождаемая жутким скрипом шестерен, начала расширяться. Пересиливая резь в глазах, я смотрел на эту полосу, пока не начал различать песок арены, полосы от граблей и вкрапления мусора на песке. Первые секунды выскочивший из открывшейся клетки человек практически слеп, и не надо думать, что я тут единственный гладиатор поневоле, хоть понаслышке, да знающий как всё устроено на Арене. Кто порасторопней - может успеть воспользоваться этим преимуществом и увеличить свой шанс дожить до финала.

Поэтому я вышел только после того, как дверь полностью поднялась и, дежурящий наверху, стражник принялся лениво выталкивать меня наружу длинной палкой. Подавив желание вырвать дрын и хорошенько наподдать им стражнику по яйцам, я осторожно подошел к проёму и ступил на песок арены.

Первое, что я заметил - взгляды.

Егерям почти не приходится выступать перед большой аудиторией. А если и приходится, то частенько с конфузией - стоит егерь, ни разу от звериного взгляда глаз не отводивший, мямлит, краснеет, пыхтит и тужится - а двух слов связать не может. И дело вовсе не в отсутствии привычки. Дело в том, что у егерей чутье природное сильно развито, не в пример обычному человеку. Интуиции егерь привык доверять чуть ли не больше, чем всем остальным чувствам. И тут проявляется одна интересная особенность людей, когда их количество в одном месте начинает превышать некоторый предел. Тогда они перестают быть обществом разумных существ и превращаются в одно полуразумное существо - толпу. И, стоящий перед аудиторией егерь чувствует именно её - тысчеглазую, многорукую и многоротую тварь, очень опасную, легко возбудимую, и, в ярости своей, совершенно неуправляемую. Разумом он видит множество людей, которые, скорее всего, даже настроены к нему доброжелательно - а интуиция твердит ему: "Беги, спасайся, не предпринимай ничего, что может её разозлить - сейчас она сыта и добродушна, но если её разозлить - пощады не будет!" И, раздираемый противоречиями, стоит он, бедолага, и не знает, что делать: бежать - людей насмешишь, речь говорить - всё нутро протестует. И это, повторюсь, еще мирная и доброжелательная аудитория.

Не то, что в моем случае.

Похоже, Пларк "звездой боев" меня еще не объявил - мне эта честь, очевидно, предстояла в недалеком будущем. Иначе интереса ко мне было бы намного больше - а пока я ощутил десяток заинтересованных взглядов да некоторое количество равнодушных - в целом моя персона толпу не сильно заинтересовала. В этом секторе я был один - остальные девять дверей остались закрыты. Ближайшая от меня пара гладиаторов рыла песок, вцепившись в горла друг другу в пасах в пятнадцати от меня, немедленной схватки с моим участием не ожидалось, поэтому большого внимания я не привлёк. Оно и к лучшему - надо как-то быстренько разобраться с этой неожиданной неприятностью и привыкнуть к ощущению множества взглядов, желающих от меня только одного - увидеть, как я ползаю по песку с выпущенными кишками и блюю кровью.

И тут меня кольнуло определённо злым взглядом - не просто злым, а злым именно на меня. Я зашарил глазами по толпе, ожидая увидеть Пларка: я думаю, на первый бой-то он меня вывел только для того чтобы понять, чего я в своем нынешнем состоянии стою и соответственно последующие бои для меня подобрать - так что он просто обязан следить за мной в оба своих поросячьих глаза. Но обладатель взгляда никак не находился и мне понадобилось секунды, наверное, три, чтобы понять, что я ищу не там. С Императорского балкона, массивным коробом нависающего над противоположным концом арены, свисал вниз штандарт с гербом наместника - перекрещенными топорами в увитом лавровыми листьями круге. А над штандартом виднелись плечи и голова сидящего в ложе человека - седые волосы, широкие залысины и, поблескивающая на солнце, макушка. Так Родус здесь, оказывается. Решил-таки посмотреть бой, несмотря на пропажу вергов? Рядом с наместником замер в полупоклоне немолодой мужчина в кожаной куртке и в сером плаще с алой каймой - похоже, кто-то из легатов. Разговаривают, смотрят оба в мою сторону, а этот, в сером плаще, еще и пальцем для верности тычет. Вот он, дескать, злыдень, прихвостень звериный и предатель рода человеческого. Ну-ну.