Крысиный волк (СИ)

— Если я умру, ты умрешь вместе со мной.

— Я думала, что…

— Словом, стреляй, если хочешь убедиться. Убьешь меня, себя и нашего сына.

— Но вы могли бы просто обездвижить меня, как остальных! Теперь на меня не действует ваша магия?

— Действует. Я просто не хотел тебя обездвиживать. Затем и нужен был ритуал, Амти. Чтобы обезопасить себя от твоих необдуманных действий.

— Но…

— Я не знаю, как моя магия могла повлиять на твое состояние. Мне не хотелось тебе навредить.

— То есть, все что вы говорили о свадьбе было ложью?

— Нет. Только что я сделал тебе свадебный подарок.

— Не убили меня?! Вы серьезно?!

Но Шацар не отвечал.

Со стороны выглядело так, будто Амти просто молча на него пялится.

— Ты не могла бы уже прервать этот зрительный контакт? — поинтересовалась Яуди.

— О, — сказала Амти. А потом обессиленно опустила автомат. Шацар с Саянну на руках уходил, спускаясь ступеням вниз. Еще некоторое время все оставались неподвижны, и Амти отчего-то это почти нравилось. Спокойствие, передышка, тишина.

Амти снова подползла к Эли, гладила ее по щекам. Лицо ее казалось спокойным и расслабленным, но пульса не было. Спящая царевна из сказок. Она ведь и в самом деле была мертва.

Вскоре, когда остальные снова смогли двигаться, Мескете и Яуди принялись помогать девочкам подняться, Амти слышала их голоса, но не могла сосредоточиться.

Еще немного времени спустя к ним поднялись мужчины, Амти слышала их голоса, какие-то невнятные стоны Шайху, ругань Мелькарта, которую он произносил гораздо тише при девочках.

Она поняла, какой именно свадебный подарок ей сделал Шацар. Он только забрал свою сестру и ушел. Лавры спасителей маленьких девочек достались им. Они могли рассказать об этом. Они могли подтвердить свое обращение к народу Государства.

Они могли вырвать себе право на жизнь здесь, в Государстве. Кажется, Мескете и Адрамаут это осознавали. Они смеялись, и Амти слышала голосок Маарни, которая утверждала, что папа и мама теперь герои, они должны быть с ней, чтобы она ими гордилась. Еще она слышала ее истерический плач. Теперь Маарни видела кое-что большее, чем обыск.

Вокруг суетились, но Амти знала, они боятся подойти к Эли, боятся узнать, что ее больше нет.

Амти заплакала. Эли, ее Эли, с которой они вместе — никому не нужные дурочки. Амти никогда прежде не чувствовала к ней такой нежности. Амти так по ней соскучилась. Амти ужасно хотела успеть ее обнять, поговорить, подарить ей колечко, хотя бы что-нибудь успеть.

Но теперь, все что Амти могла сделать — поцеловать ее. Амти не знала, придет ли она в себя еще когда-нибудь.

Склонившись над ней, Амти не почувствовала ее дыхания. Губы у Амти были соленые от собственных слез. Амти поцеловала Эли и вдруг, как в сказке, ощутила, как Эли упирается руками ей в плечи. Она очнулась.

Но на этом все сказочное закончилось. Когда Эли открыла глаза, один из них был темным, нормальным, человеческим, а другой темным той самой Тьмой богини, лишенным зрачка, белка и радужки.

Эли глубоко вдохнула, и Амти вспомнила, что у нее больше нет легких.

Эли сказала:

— Я ничего больше не чувствую.