Дороги богов

У меня заломило в затылке. Пришлось опустить голову, и я не заметил, как мы въехали на перешеек полуострова.

Князь оглянулся через плечо, выглядывая что-то позади. За ногами и спинами лошадей я видел, что там, на небольшом холме над берегом озера Ильменя, возвышается ограда капища.

— Туда его, — негромко приказал Будимир.

Он, видимо, уже был здесь, потому что нас на пороге при раскрытых воротах встречали жрецы. Было их трое — крепкий еще старец с седыми прядями в бороде, одетый в длинную некрашеную ряднину, покрытую вышивкой, с оберегами на груди и тускло посверкивающей на шее гривной. Когда-то это был могучий воин, и сейчас еще он мог играючи одолеть противника. Он опирался на посох с насаженным на него черепом волка и смотрел на всадников из-под взлохмаченных волос. За его спиной стояли плечо к плечу молодой жрец, без единого седого волоса в бороде и волосах, одетый так же, с длинным ножом в украшенных шитьем ножнах и — тут я невольно остановился, так что заработал укол копьем в спину, — женщина. Еще молодая, моих лет, в жреческом одеянии и при мече на поясе. Позади этих троих ждали еще несколько человек — то ли младшие помощники, то ли случайные зрители. Они держались в стороне и старались не попадаться на пути всадникам и жрецам. В глубине капища я разглядел поднимающий к небу ветви молодой высокий дуб и резные изваяния богов, возвышающиеся на пологом насыпном холме, по кругу которого были выкопаны ямы, в которых мерцали огни неугасимых костров. Дымы поднимались ввысь, напоминая почему-то могильные курганы.

Старший жрец шагнул князю Будимиру навстречу:

— Что надо тебе здесь, в доме богов?

— Ты сам знаешь что, — ответил Будимир резко. — Я уже говорил с тобой, жрец Огнеслав, о жертве, которую обещал Перуну за победу и во имя своего дела. Сегодня я пришел исполнить обещание и доказать, что многого стою!

Старец кинул на меня взгляд исподлобья:

— Его? Перун любит, когда на алтаре льется кровь, но отданная по доброй воле и людская ему не надобна!..

— Именно его! — прервал князь.

Я внутренне содрогнулся — у викингов приносить в жертву пленников было делом привычным. Этим занимались чаще всего сами вожди и хёвдинги, ибо такая жертва угоднее Отцу Побед Одину. Возможно, будь князь ладожский ближе знаком с обычаями столь ненавистных ему викингов, он бы давно сам повесил меня на первом же дереве со стрелой в сердце или вовсе отрубил голову. Но было, видать, что-то, чего я не знал.

— Ты помнишь, о чем мы говорили с тобой, владыка Огнеслав, — продолжал князь, — перед твоим отъездом из Ладоги. И я не отступлюсь от своего слова, ибо хочу, чтобы боги даровали мне победу. А этот человек еще и чужеземец и…

— Ты хочешь осквернить алтарь Перуна кровью иноверца? — ахнул старец и пристукнул посохом. — Опасайся вызвать гнев богов!

Как я понимал старика в этот миг! Я готов был верить чему угодно, потому что видел — жрец не хочет приносить в жертву человека! А я хотел жить! Что, если князь не переспорит жреца…

— Боги на моей стороне! Я князь, со мной сила и благословение их! Эта жертва будет угодна Светлым! Я так вижу! — воскликнул Будимир, взмахнув руками, и я понял, что погиб.

— Никому не ведомы помыслы богов! — упрямился жрец. — И не всякая жертва может быть принята! Бойся их гнева, бойся Суда богов!

Мне показалось, что с чистого неба полыхнул гром и блеснула молния. Откуда владыка Огнеслав мог знать о Суде богов? Прозрел ли вещей душой или сам стоял на Дороге?.. Окликнуть его, спросить и заручиться союзом!.. Но я не успел открыть рта. Из-за моей спины вперед шагнул человек.

— Гнева божьего я не страшусь, — спокойно возразил князь Будимир. — И кровь этого человека прольется на алтаре Перуна, ибо неведомо мне, какая новая беда грядет на нашу землю. Пусть эта кровь остановит ее. Я так решил, и не тебе, жрец, меня останавливать! Мой человек готов сделать все сам!

Незнакомец, стоявший ко мне спиной, подошел вплотную к владыке Огнеславу, о чем-то переговорил с ним и его спутниками — я не слышал. Потом старец с ворчаньем нехотя отодвинулся в сторону:

— Если хочешь ты умереть смертью безвременной, то иди, потому что богам неугодна будет твоя жертва!

Это было проклятие похуже всякого, слышанного мною за жизнь. Ибо не всякую жертву принимают боги. И бывало, что их гнев обрушивался со страшной силой на того, кто приносил на их алтарь недостойный дар. Один и Тор могли покарать вождя, принесшего в жертву раба-трэлля, — только свободнорожденный или вольноотпущенник достоин предстать перед Отцом Побед.

Я бы мог сказать очень многое, но меня толкнули в спину и заставили переступить порог…

Что рассказывать дальше! И так уже все ясно! Священные костры, зажженные жрецами, будут гореть всю ночь, а наутро княжеский колдун перережет мне горло во славу Перуна. Старый владыка Огнеслав отказался помогать ему, но мне-то что из того? Ночь уже перевалила за середину, и совсем скоро настанет рассвет — последний рассвет в моей жизни. Но я спокоен — я помню, что всякий, ступивший на Дорогу богов, должен умереть. Суд Светлых присудил меня к смерти, и я встречу ее достойно, как подобает викингу и Лесному Всаднику.

Но если бы хоть кто-нибудь мог понять, до чего же мне хочется жить!..

Глава 12

В тот день отгремела первая гроза, и старый жрец принес благодарность Перуну за благословение полей. По приметам выходило, что надо ждать доброго урожая.

Будимир, заставший Огнеслава и остальных перед изваянием, не стал мешать жрецам, но когда они, проведя зачин и благословив собравшихся гражан на трапезу, удалились, разыскал их у землянок. Подходя, он сорвал с головы шапку, отдал поклон и заговорил, равняясь:

— С нуждой я к тебе, владыка Огнеслав, и к вам, владыки!

Зарница невольно отступила на шаг, словно речь должна была пойти о ней. Будимир заметил ее напряженное лицо, но не повел и бровью, словно не узнал девушку.

— Я о благословении для дела моего богов просить хочу, — сказал он. — Испросите у Светлых для меня подмоги и удачи, а уж я любые жертвы им принесу. Меня вы знаете — я за свое дело и кровь девицы пролить готов, коли что!.. Вам их помыслы ведомы — замолвите за меня слово.

Огнеслав покачал головой, про себя удивляясь упрямству ладожского князя.

— Я помыслы богов чую, — молвил он. — Уж коли они благословения на что-то не дают, их проси не проси, а лишь хуже сделаешь. И вперекор им идти — самому себе яму рыть. Остановись, княже! Гляди, как бы худа не было!

— Это что же! — вспылил Будимир. — Без божьего благословения и жить не моги!.. А я докажу! Не вы — так мой человек все сделает, и Перун увидит, что я могу! Я докажу, что у меня есть сила и право той силой пользоваться!

Четверо жрецов молчали. Напоровшись на стену их немоты, Будимир отшатнулся и, как в последнюю надежду, вцепился в Зарницу, встряхнул ее за плечи:

— Ты-то веришь мне, Перуница? Ты мне во снах являлась — должна лучше прочих ведать, что на самом деле боги Светлые себе о нас, людях, мнят!.. Ну, молви слово, что я могу вершить задуманное! И что человек может заставить богов замечать себя и служить себе!.. Я буду самовластным князем и по-княжески буду решать, как мне говорить с богами, какие им жертвы нести!

— Худое ты задумал, князь! — попробовал усовестить его Ведомир. — Слухами земля полнится — о новой усобице печешься!.. Гляди, не истощилось бы терпение богов!

— Я во славу их кровь человека пролить готов! — Будимир, как сокол, вскинул голову, дернув кадыком. — Принесу жертвы — умилостливлю Светлых! Раз говорил и еще повторю — не поскуплюсь ни добрым молодцем, ни красной девицей!

Словно пред ним уже был назначенный в жертву Перуну человек, князь с силой сжал плечи Зарницы. Девушка онемела от пышущей из него ярости и разлепила губы лишь единожды, чтобы выдавить:

— Любишь без дела чужую кровь лить — гляди, как бы свою пролить не пришлось вскорости!