Революционная сага

— Вы не большевик? — споткнулся об улыбку Рихарад Клим. — Может, вы меньшевик?

А, в самом деле, ведь власть большевиков осталась где-то там, за холмами, за лесами. И появись здесь красные отряды, получат они не то чтоб удар не то чтоб в лоб, а множество мелких тычков и подзатыльников. Ничего такого, с чем невозможно справиться, если событие было бы единичным. Но сотни, тысячи таких щипков могут великана если не свалить, то довести до истерики. Будут защищать не власть, а именно местное безвластие, смутную волость.

— Боюсь, Рихард ни дня не состоял в РСДРП. - ответил Евгений. — Что называется ни «бэ» ни «мэ».

— Вы эсер? Анархист?..

Ни Рихард ни Евгений не кивнули. Впрочем, головой не покачали тоже.

— Да кто же вы на самом деле?

— Это так принципиально для вас. На свете много партий — хороших и разных.

Как раз принесли заказанное Рихардом. Он тут же приступил к трапезе. Ел с аппетитом, взгляд Клима его совершенно не тревожил.

Потому Чугункин повернулся к Аристархову:

— Ну, наконец, вы скажите!

— У нас Рихард состоит в партии всероссийской, даже мирового значения. В партии над партиями…

— Евгений, я бы попросил вас! — зашипел Геллер, оторвавшись от щей.

Но Евгений закончил:

— …в партии любителей денег. И в этой партии он «большевик» — поскольку состоит в партии любителей больших денег!

Рихард кивнул, глядя в тарелку.

— При коммунизме денег не будет. — доверительно сообщил Клим.

— Этот тезис можно обратить: пока есть деньги — не будет коммунизма. А опыт показывает, что человечество без денег — ну никуда… Вон и большевики тоже денежку печатать начали…

— Это временное явление!

А ответ на это Рихард скривился и покачал головой. Дескать, не думаю…

— И вы не воспринимаете октябрьскую революцию? — не сдавался Клим.

— Отчего же не воспринимаю. Очень даже воспринимаю. Революция — это не бульварная газетенка, которую можно игнорировать. Это свершившийся факт. Явление… Но опять же — зачем все доводить обязательно до коммунизма?

— Но Ваше отношение к революции…

— Вы не поверите, но самое положительное. Революция — молодость мира, это правда… Так что смело меня можете считать сочувствующим делу революции. Будь моя воля, я бы установил проводить революции раз в тридцать-сорок лет. Чтоб дерьмо не застаивалось. Сейчас страна обновиться, помолодеет. А потом все вернется на круги своя. То бишь дерьмо всплывет. И вместо диктатуры пролетариата мы получим тиранию безумца вроде Царя Гороха или еще хуже — Ивана Грозного.

— После победы мировой пролетарской революции, революций уже не будет! Это последняя революция!!!

Геллер кивнул

— Вот тут же в здании есть аптека. Я бы вам посоветовал купить валлиумные капли. Говорят, успокаивают. Только вы с ними осторожней. Во-первых, от них можно успокоиться раз и навсегда. Во вторых, иногда возникает привыкание, как от абсента или кокаина.

— Вы знаете, Рихард, я пробовал их пить… — неожиданно вступился за Клима Евгений. — Как видите — пока жив. А что касается наркомании, то они мне не приносят покоя, а, значит, и привыкания.

— Вино в таких случаях помогает… — осторожно посоветовал Рихард.

— В таких случаях хорошо помогает яд. Но мне его не продают, говорят, молод еще, нет шестидесяти лет…

Хотя Геллер и есть начал позже всех, щи он уже закончил. За сим вытер миску хлебом, и бросил его в рот. Поменял тарелки, принялся за кашу с отбивной. Попробовал разрезать мясо тупым ножом, но вместо того поцарапал миску еще более.

Ругнулся.

— При изготовлении этой отбивной ни одно животное не пострадало. Это я слышал, у Нобеля в Баку находились умельцы, которые из керосина самогон гнали, а из гудрона варили вещество, которое от этой отбивной не отличается ни цветом, ни запахом ни консистЭнцией не отличается. Резина называется.

Геллер именно так и произнес это слово, что в нем явно слышалось большое, очень большое «Э».

Но все же справился, отделил от этой отбивной кусочек, бросил его в рот. Победу отметил глотком пива. Посмотрел на Аристархова:

— А вы, я так посмотрю, тоже уже не с красными?

Сказано это было ровно тем тоном, что еще бы немного и слова Геллера услышали бы за соседним столом. Может быть, сразу бы драки и не случилось, а вот дальше? Кто его знает?.. Большевиков здесь не любили.

Аристархов скосил взгляд на пулемет Рихарда. И Чуть было е подавился своими щами. Через прорези в магазине было видно пули.

— Ты, я смотрю при деле? — спросил Евгений.

— Ага…

— И я даже догадываюсь при каком.

— Да ну?

— У тебя пулемет заряжен серебряными пулями.

Геллер удивленно посмотрел на свой пулемет, будто увидел его впервые.

— Неужели? Вот ведь мерзавец, оружейник — надул все-таки. Я ведь просил обыкновенные! Оно, знаете ли, пулемет французский, у нас такие патроны найти трудно: Лебель, восемь на пятьдесят миллиметров. Не знаете, где взять?

— Погоди не части, — оборвал его Аристархов.

И замолчал сам.

А, собственно, в чем дело?.. У Геллера в оружии серебро. Но ведь пуля пусть и серебряная остается пулей. Она и против живых сгодиться. Есть байки, что она против нечисти пойдет… Так что серебряная пуля — довольно практично, хотя и дороговато.

— А вы что, в курсе тех дел, для которых могут сгодиться серебряные пули? — с деланным безразличием спросил Геллер.

— Ну да! — резво начал Чугункин, но тут же ощутил под столом тычок от Аристархова.

— Ну да… — ленивым тоном продолжил Евгений, — весь уезд, вся губерния шумит. Говорят, развелось нечисти, больше чем царского офицерья.

Царских офицеров здесь тоже не любили. Даже бывших. Здесь вообще никого не любили.

Всем троим было ясно, что дело у них одно и то же. Если Геллер зарядил свой пулемет серебряными пулями, то с объектом своих поисков долго разговаривать не намерен.

"Как бы им так осторожно намекнуть, что можно объединиться?" — подумал Геллер.

И тут же заговорил Аристархов.

— Послушай, Геллер… Рихард… Может не стоит тебе по этим местам в одиночку разгуливать? Приставай к нам, погуляем по миру вместе…

Геллер кивнул даже быстрей, нежели того допускали приличия.

Аристархов понимал: брать Геллера в команду, все равно, что попытаться приручить скорпиона. С иной стороны скорпион этот все равно будет ходить где-то рядом. И лучше держать его в поле зрения, нежели налететь на ядовитое жало за каким-то углом.

Геллер размышлял иначе: очевидно, эти двое обладали охранной грамотой хоть от каких-то властей. Вероятно, мандат этот спрятан надежно, скажем напечатан на шелке и зашит за подкладку.

— А вы как на это смотрите, товарищ комиссар? — широко улыбнувшись, прошептал Рихард.

Даже Клим понимал, что от его согласия зависело мало. Эти двое уже заключили союз, и в нем Чугункин играл роль небольшую, совсем незначительную. По крайней мере, до возвращения в расположение красных. Но с иной стороны, Рихард считал нужным хоть как-то польстить самолюбию комиссара.

— Скажите, а вы не соврали тогда про Мышковского.

Геллер улыбнулся максимально широко и кивнул:

— Если желаете, я про него потом расскажу.

— Рихард не станет вас в таком обманывать. — подтвердил Аристархов.

— Ну, значит, по рукам… — разрешил Клим.

— А что случилось-то? — роптали зеваки.

Но Клим и Евгений пожимали плечами. Ясно было, что произошло нечто нехорошее…

Вчера в кабачке засиделись до позднего вечера — пили пиво в кабачке во славу образованного союза и за счет Геллера.

Толком опьянеть не удалось — пиво оказалось порядочно разбавленным. Но удар по почкам нанесен был просто сокрушительный — за ночь Евгений три раза выбегал по ветру.

Тут надо сказать, что ночевать разбрелись по разным местам. Клим и Евгений сняли комнатенку на втором этаже этой забегаловки.

Рихард единолично расположился в гостинице напротив, в номере если не люксовом, то довольно дорогом. Обретенных компаньонов приглашать к себе не стал — так далеко щедрость Рихарда не заходила.