Шардик

— Ты следи за языком-то, — сказал Молло. — Здесь лучше так не высказываться, тем более при посторонних.

— По-твоему, эти высокородные болваны понимают йельдашейский? За нарядами да внешними манерами умственного убожества не скроешь. У них на лбу написано, что они тупые.

— Наружность зачастую обманчива. Осторожность прежде всего — это я накрепко уяснил себе, вот почему до сих пор жив.

— Ну хорошо, коли ты желаешь уединиться, мы доставим тебе такое удовольствие, хотя и с риском продрогнуть на ветру. Вон там парень с лодкой — йо-хо-хо! — и он, несомненно, имеет свою цену, как и все в этом мире.

Обратившись к лодочнику на великолепном бекланском с чуть заметным йельдашейским акцентом, Эллерот дал ему десятимельдовую монету, застегнул на шее лисий плащ, поднял ворот и вступил в лодку. Молло последовал за ним.

Парень погреб на середину озера, и мелкие суетливые волны размеренно заплескались о носовые борта. Эллерот хранил молчание, пристально осматривая пастбищные угодья, что начинались через дорогу от Королевского дома, тянулись вдоль западного берега и простирались до северных склонов Крэндора вдали.

— Пустынное место, а? — наконец промолвил он на йельдашейском.

— Пустынное? — отозвался Молло. — Да я бы не сказал.

— Ну ладно, сравнительно редко посещаемое. И луга такие ровные… ни единого препятствия. Замечательно. — Встретив недоуменный взгляд Молло, он улыбнулся. — Впрочем, вернемся к нашему разговору, который был возмутительнейшим образом прерван. Что ты знаешь о Бекле и помешанных на своем медведе дикарях с Тельтеарны?

— Да почти ничего. Не было времени разузнать.

— Тебе известно, например, что после битвы в Предгорье, пять с половиной лет назад, они даже не похоронили мертвецов — ни своих, ни чужих? Бросили на съедение волкам да стервятникам.

— Оно и неудивительно. Говорю же, я был на поле боя — и ниоткуда еще я не убирался с такой радостью. Два моих попутчика чуть не спятили со страху, а ведь дело происходило средь бела дня. Я сделал все, что положено, для упокоения души Шрейна и быстренько сделал ноги.

— А ты видел что-нибудь?

— Нет, просто нас всех жуть одолевала. О, ты имеешь в виду останки убитых? Нет — мы не сходили с дороги, знаешь ли, а с нее вскоре после сражения все трупы убрали гельтцы, я так слышал.

— Ну да. Ортельгийцы, разумеется, не стали утруждаться. Впрочем, было бы странно ожидать от них уважения к павшим, верно?

— Ко времени, когда они разбили армию Гел-Этлина, зарядили дожди и уже стемнело, разве нет? Они отчаянно спешили добраться до Беклы.

— Да, но и после падения Беклы ни один ортельгиец ничего не предпринял, хотя они наверняка постоянно шастали туда-сюда между Беклой и своим речным островом. Ужасно скучный предмет для размышлений, ты не находишь? Смертельно скучный.

— Я как-то не думал об этой стороне дела.

— Ну так подумай.

Повернув, лодка проплыла сначала вдоль южного берега Крюка, потом пошла вдоль восточного; при ее приближении журавли взлетели шумной белокрылой стаей. Эллерот, слегка перегнувшись через борт, лениво обводил пальцем в воде зыбкий контур собственной тени, скользящий по поверхности.

Немного погодя Молло сказал:

— Я так и не понял, почему Бекла пала. Ортельгийцы появились неожиданно и выбили Тамарриковые ворота. Ну ладно, Тамарриковые ворота оказались никуда не годными с военной точки зрения. Но чем занимался Сантиль-ке-Эркетлис? Почему не попытался удержать крепость? Ведь там можно обороняться вечно. — Он указал на отвесную стену каменоломни и вздымавшуюся над ней вершину Крэндора.

— Так он и удерживал, — ответил Эллерот, — весь дождливый сезон и еще какое-то время — четыре месяца в общей сложности. Все надеялся, что придет подкрепление из Икета или даже войско из Кебина — то самое, о котором позаботился твой замечательный приятель-быковод. Ортельгийцы долго его не трогали — думаю, прониклись к нему глубоким уважением, — но когда дожди закончились, а Сантиль-ке-Эркетлис по-прежнему оставался там, они начали беспокоиться. Видишь ли, им нужно было выдвинуть армию к Икету, и они не собирались оставлять здесь ни одного подразделения для присмотра за Сантилем, чтоб не высовывался из крепости. А потому они от него избавились.

— Избавились — так вот взяли и избавились? О чем ты говоришь? Каким образом?

Эллерот легко ударил по воде ребром ладони, посылая тонкий веер брызг вдоль борта.

— Да, Молло, похоже, во время своих странствий ты мало чего узнал о способах ведения военных действий. В Бекле было много детей, пускай далеко не все они приходились родней солдатам и офицерам крепостного гарнизона. Каждый день ортельгийцы вешали двух ребятишек в каменоломне под крепостью. Разумеется, не было недостатка и в матерях, которым разрешалось подниматься наверх и умолять Эркетлиса заключить соглашение, пока ортельгийцы не прибегли к еще более изощренным мерам. Через несколько дней генерал заявил, что готов покинуть цитадель, если только войску позволят выйти в полном вооружении и беспрепятственно дойти до Икета. Ортельгийцы приняли условия. Тремя днями позже они атаковали Эркетлиса на марше, но он ожидал чего-то подобного и весьма успешно отразил нападение. Собственно говоря, бой происходил неподалеку от моего поместья в Саркиде.

Молло открыл было рот, но Эллерот, сидевший за спиной лодочника, продолжил все тем же спокойным тоном:

— Сейчас мы наткнемся на огромное бревно, которое наверняка проломит нос лодки.

Лодочник тотчас перестал грести и быстро обернулся.

— Где оно, господин? — спросил он на бекланском. — Я ничего не вижу.

— А я вижу, что ты прекрасно понимаешь меня, когда я говорю на йельдашейском, — ответил Эллерот, — но это не преступление. Сдается мне, похолодало, да и ветер усилился. Отвези-ка нас обратно, братец, пока мы не подхватили тельтеарнскую лихорадку. Ты хорошо потрудился — вот тебе еще мельд. Уверен, ты не любитель потрепать языком.

— Благослови вас господь, — сказал парень, налегая на правое весло.

— И куда мы сейчас? — спросил Молло, когда они вышли на берег в саду. — Ко мне или к тебе? Здесь нам нельзя разговаривать.

— Да брось, Молло, там же во всех стенах уже давно продырявлены отверстия для подслушивания, Ох уж эти твои дильгайцы — ну ничему тебя не научили! Мы с тобой прогуляемся по городу — прячь лист в лесу, как говорится. Слушай, а жрица, что разговаривала с нами сегодня, лицом на козодоя похожая, — тебе не кажется, что она…

Мужчины неторопливо прошли по огороженной дороге к Павлиньим воротам. Невидимый стражник налег на ворот подъемного механизма, и тяжелая дверь скользнула вверх, открывая маленькое замкнутое помещение в толще стены, известное как Лунный притвор, потом опустил и таким же образом открыл ворота с другой стороны. Это был единственный проход между верхним и нижним городом, и привратники, бдительные и необщительные, как сторожевые псы, не пропускали ни единого человека без соответствующего распоряжения сверху. Когда Эллерот и Молло вышли в нижний город, тяжелые гладкие ворота с окованными железом боковыми краями, заходящими на каменные стены, медленно опустились за ними. Несколько секунд мужчины стояли над шумными улицами, с ухмылкой переглядываясь, точно мальчишки, собирающиеся одновременно прыгнуть в озеро с обрывистого берега.

Улица Оружейников круто спускалась по склону к украшенной колоннадой прямоугольной площади под названием Караванный рынок, где таможенники проверяли и взвешивали все привозимые в город товары. С одной стороны площади находились городские товарные склады с погрузочно-разгрузочными помостами и громадными бронзовыми весами Флейтиля, на которых взвесить телегу с двумя волами не сложнее, чем обычный мешок муки. Пока Молло наблюдал, как на весы укладывают разновесные гири против сорока болванок гельтского железа, к нему, опираясь на костыль, подковылял чумазый оборванный мальчишка, отвесил неуклюжий кособокий поклон и затянул плачущим голосом: