Два талисмана

Так, вместе, Ларш их и отыскал — на Свечной улице, возле лавки зеленщика, где только что сосед из ревности сунул лавочнику нож в бок. Происшествие, как тут же рассказали Ларшу, не из самых трагических: раненый жив и помирать не намерен, сосед схвачен, связан, сейчас Говорун поведет его в Дом Стражи.

— Ух ты! — восхитился Ларш. — Какие у вас страсти полыхают, какие злодеи трепыхаются в ваших мужественных руках!

— Ну, не всем же командир доверяет собачек искать! — дал ему сдачи весельчак Алки. — Рядом рынок, так погляди на мусорных кучах — не кормится ли там твоя пропажа?

— Уже знаете про собачонку? — не обиделся Ларш. — Так я ее нашел и хозяйке вернул.

— Быстро! — оценил Алки. — Как это ты ухитрился?

— Мне птичка напела, где ее искать, — ответил Ларш. И вернул «крабу» фразу, услышанную вчера от него же: — А что за птичка — не скажу. Своих заведи.

Наррабанец Даххи покрутил головой:

— Новичок-то быстро учится — а, командир?

Аштвер скупо усмехнулся и сказал Говоруну:

— Давай, уводи этого ревнивца.

Седой Говорун с мрачным видом поднялся.

«Ревнивец», невысокий, тощий, с растерянной физиономией, явно не мог прийти в себя от происшедшего. Когда Говорун дернул его за локоть, несостоявшийся убийца встрепенулся:

— Это что же выходит… меня уведут, а жена одна дома останется? Рядом с этим… недорезанным?

— Мы его добивать не станем, и не надейся, — заверил арестованного десятник.

Стражники проводили взглядом Говоруна и пленника, а затем командир сказал:

— Пойдем глянем, все ли в порядке в «Селедке».

И специально для новичка пояснил:

— «Плясунья-селедка» — кабак такой. Очень там нехорошие морды встречаются.

Под недружелюбными взглядами прохожих стражники двинулись вверх по Свечной.

— Почему без шлема? — строго спросил на ходу десятник Ларша. — Не получил еще?

Ларш растерялся. Да, он видел, что во дворе Дома Стражи все «крабы» ходят в плоских шлемах, в просторечии называемых «мисками». Но…

Он обвел взглядом десятника, Алки, Даххи. У всех троих «миски» были привешены к поясу на боку.

Аштвер усмехнулся, заметив взгляд новичка:

— А ты молод еще. Вот как с наше покрутишься в «крабах», тогда и будешь в жару шлем на поясе носить.

Возможно, Спрут ответил бы дерзостью: приустал он от игры в подчиненного. Но тут Алки сказал задумчиво:

— А вон в том доме живет человек, которому я в охотку начистил бы морду. Во-он, где ставни красной каймой обведены.

Все с интересом взглянули на чистенький, уютного вида домик с плоской крышей, примостившийся на крутом прибрежном склоне чуть ниже Свечной улицы.

— И кого бы ты осчастливил вниманием? — поинтересовался десятник. — В этом доме вроде бы меняла живет, не помню имени. Что он тебе худого сделал?

— Не мне, а нам всем. И не меняла, а сынок его. Таможенник.

— А! — смекнул Даххи. — Это который Змеиное ущелье со Змеиной балкой спутал?

— Может, не сам спутал, — пожал плечами десятник. — Может, ему Метвис неверно передал.

— А в чем дело-то? — не понял Ларш.

Новичку объяснили, что вчера трактирщик Метвис шел с поручением для береговой охраны. По пути передал сообщение случайно встреченному таможеннику Бранби. И до цели сообщение дошло в искаженном виде, потому десяток Аштвера и не получил помощи.

— Обоим бы зубы пересчитать, — рассудил Даххи, — тогда уж точно ошибки не будет.

— А здорово мы вчера этих, в пещере… — мечтательно сказал Ларш.

— Здорово, — подражая его тону, протянул Алки, — не всегда же пропавших собачонок искать…

— Да ладно тебе, — примирительно вмешался Даххи. — Думаешь, больше чести суетиться из-за разбитого горшка, чем из-за тявчика?

— Из-за какого горшка? — не понял Ларш.

Алки хохотнул, махнул рукой:

— Не видел ты вчера утром, какое в Доме Стражи было балаганное представление! Ненамного и опоздал. Ну, у нас-то свободный день был, мы тебя ждали — познакомиться, а на этот тарарам просто глазели, вроде зрителей. Является Унтум-башмачник, размахивает уже написанной жалобой и визжит на пол-Аршмира: вот только что, на рассвете в его доме свершилось преступление. И если, мол, мы злодея не сыщем, так он до Хранителя дойдет.

— Вор к нему под утро залез, — пояснил Даххи. — Да случайно спихнул с подоконника горшок с цветком. Горшок — вдребезги. Хозяева проснулись. Вор — наутек. Цапнул, что успел: грошовую цацку хозяйки. Так теперь башмачник орет так, словно у него фамильные бриллианты сперли.

— В деталях все в жалобе расписал, — подхватил весело Алки. — «Горшок глиняный, коричневый, на боку рисунок: кошка с бантиком… Браслет бисерный плетеный, синий, с голубым узором…» И притащил этот черепок, с кошкой, всем под нос тыкал: вот, мол, не вру…

— Еще вопил, что в горшке, мол, гортензия росла, жене, мол, ее в ведро пришлось пересаживать, — улыбнулся десятник — и тут же посерьезнел: — Ларш, ты чего?..

Ларш остановился как вкопанный. В мозгу его закружились голубые бисерные змейки на синем фоне. К этим мыслям приплелась еще и гортензия из разбитого горшка… нет, цветок тут определенно ни при чем…

— Этот браслет… — спросил он, — ну, бисерный… не купил ли его башмачник позавчера в лавке Урифера?

Стражники переглянулись.

— Не знаю, где куплено, — негромко ответил Алки, — но башмачник причитал, что его жена даже не успела браслет поносить: вечером куплен, утром украден.

— Ларш, — строго осведомился десятник, — ты знаешь что-то про эту кражу? Или про убийство в лавке Урифера?

— Могу поклясться, что ни про кражу, ни про убийство ничего не знаю. Но мне кажется странным, что два синих браслета с голубым узором пропали один за другим. Хотя… — Ларш махнул рукой. — Второй мог просто потеряться.

«Вот только потерялся он именно тогда, когда в доме не было собаки, — закончил он про себя. — Не было чуткой, шумной собаки».

Художница Авита наряжалась на прием к Верши-дэру так тщательно, как только позволяли ей скудные средства. Девушка понимала, что от сегодняшнего вечера зависит многое.

Авита не могла позволить себе купить новое платье, но с утра сгоняла Барабульку за лентами в тон своему наряду, отпорола от своего платья потрепанную оборку и теперь усердно отделывала подол и лиф лентами. Художница не надеялась получить в результате пышное одеяние. В Наррабанских Хоромах наверняка будут дамы, наряженные модно и дорого. Чтобы не казаться смешной и жалкой в этом роскошном цветнике, придется делать ставку на скромное достоинство.

Барабулька крутилась вокруг и ныла:

— Да как же Дочери Рода идти куда-то без служанки? Оно как-то даже нехорошо… будто и не барышня вовсе… А я была бы такая чинная-чинная, тихая-тихая, словечка бы лишнего не проронила…

Ее госпожа усмехнулась: до чего же хочется девчонке побывать в Наррабанских Хоромах! Прямо как… как… как самой Авите!

И ведь права она! Гораздо солиднее и приличнее прийти в незнакомый дом в сопровождении служанки. А во время праздника Барабулька побудет вместе с остальными слугами, сопровождающими господ.

— Ладно, что с тобою делать, возьму. Но чур, вести себя скромно и не сплетничать обо мне в Наррабанских Хоромах! И отчисть подол, он у тебя грязью заляпан.

Как обрадовалась служанка! Как запрыгала, как захлопала в ладоши! Авита даже засомневалась: а стоит ли брать ее с собою, такую темпераментную?

Но чуть позже, когда обе спустились в трапезную, Барабулька вышагивала следом за госпожой степенно, опустив глаза.

— Мне говорили, что пиры в Наррабанских Хоромах часто начинаются под вечер и продолжаются до утра, — обратилась Авита к хозяйке «Жареной куропатки». — Если я захочу покинуть пир раньше, здесь уже могут быть закрыты двери. Как мне быть?

(Разумеется, Авита не стала уточнять, что попросту не знает: предложат ли ей остаться на пиру, будут ли считать ее гостьей — или оценят ее рисунки и распрощаются с нею).

Хозяйка с готовностью заверила ее, что кто-нибудь из слуг уляжется спать на сундуке у входной двери и обязательно проснется от самого легкого стука, так что госпожа может возвращаться в любое удобное для нее время…